Персиваль, белая белка, прыгал вдоль водосточного желоба – вот он заметил молодого жреца, и Кэддерли едва не расхохотался, заметив, с каким пылом зверек возжелал присоединиться к нему, – юноша знал, что страсть эта вызвана вечно бурчащим животиком белки. Он сунул руку в мешочек на своем поясе и, достав горстку орешков, разбросал их перед Персивалем.

Все выглядело таким естественным, таким будничным. Персиваль со счастливым видом прыгал среди раскиданного любимого лакомства, солнце продолжало взбираться по небосводу, побеждая прохладу поздней осени даже здесь, высоко в горах Снежных Хлопьев.

Однако Кэддерли видел не только то, что лежит на поверхности. Он понимал, что ни Библиотека Назиданий, ни он сам не может чувствовать себя в безопасности. Кэддерли путешествовал, он был в эльфийском лесу Шилмиста, в городе Кэррадуне, он сражался, познавая на собственном опыте реальности жестокого мира – и то, что жрецы Библиотеки, мужчины и женщины, с которых он брал пример всю свою жизнь, не так уж мудры и могущественны, как он когда-то верил.

Мысли сидящего на припекаемой солнцем крыше Кэддерли занимало одно: что-то не то происходит в его ордене Денира и в ордене жрецов Огма, братском ордене хозяев Библиотеки. Кэддерли казалось, что внешняя, обрядовая сторона обретает куда большую важность, чем это необходимо, что жрецов Библиотеки парализуют груды бесполезных пергаментов, когда требуются решительные действия.

Кэддерли знал, что эти гниющие корни проникли глубоко, очень глубоко. Он вспоминал о Безымянном, внушающем жалость прокаженном, которого встретил по дороге из Кэррадуна. Безымянный пришел в Библиотеку за помощью и обнаружил, что жрецы Денира и Огма гораздо больше озабочены тем, что их попытка исцелить немощного провалилась, чем горькими последствиями недуга больного.

Да, решил Кэддерли, что-то в его любимой Библиотеке не так. Он откинулся, ложась на серую, слегка покатую крышу, и небрежно кинул еще один орешек прожорливому бельчонку.

Дух, парящий в серой пустоте своего зловонного заброшенного уровня, услышал зов издалека. Унылые звуки не сливались в определенные слова, и все же дух различил в них свое имя.

«Призрак…» – это зовут его, извлекая из дряни вязкого внутреннего ада. «Призрак», – манил печальный напев. Проклятый негодяй взглянул на кишащие вокруг него рычащие тени грязных душ – все, что осталось от подлых грешников. Он тоже был безъязыкой тенью, пытаемым, терпящим кару за безнравственно прожитую жизнь.

Но теперь его призывают, избавляют от мук этой знакомой мелодией.

Знакомой?

Тонкая нить, последняя жилка сознания Призрака натянулась, силясь лучше припомнить то, что было до этого омерзительного пустого существования. Призрак думал о солнце, о тенях, об убийстве…

Геаруфу! Злобный Призрак понял. Геаруфу, магический артефакт, который он носил не один десяток лет, взывает к нему, выводит из самого адского пекла!

– Кэддерли! Кэддерли! – завопил Вайсеро Билаго, живущий в Библиотеке Назиданий алхимик, увидев у своих дверей молодого жреца и Данику. – Мальчик мой, как здорово, что ты вернулся к нам!

Тощий человечек, пританцовывая, заскакал по своей лаборатории, петляя меж столов, уставленных мензурками и склянками, капающими змеевиками и стопами толстенных фолиантов. Он врезался в Кэддерли, едва тот шагнул в комнату, порывисто обнял пошатнувшегося юношу и со всего маху хлопнул его по спине.

Поверх плеча Билаго Кэддерли взглянул на Данику и беспомощно приподнял брови. В ответ кареглазая девушка подмигнула ему и широко улыбнулась, продемонстрировав ровные перламутровые зубки.

– Мы слышали, что на тебя охотились какие-то убийцы, мальчик мой, – объяснил Билаго, отстраняя от себя Кэддерли и изучая его так, словно ожидал увидеть торчащий из груди молодого жреца кинжал. – Я боялся, что ты никогда не вернешься.

Алхимик еще раз стиснул Кэддерли в объятиях, видимо поражаясь, каким сильным и крепким стал юноша за то короткое время, что он отсутствовал в Библиотеке. Точно заботливая тетушка, алхимик пригладил курчавые волосы Кэддерли, отводя вечно взъерошенные непокорные пряди от лица молодого человека.

– Со мной все в порядке, – спокойно ответил Кэддерли. – Здесь дом Денира, а я – его последователь. Как я мог не вернуться?

Его сдержанное высказывание охладило возбуждение алхимика – как и ясный взгляд серых глаз Кэддерли. Билаго принялся было выпаливать ответ, но остановился на полуслове и просто кивнул.

– Ах, и леди Даника тут. – Алхимик с искренней улыбкой прикоснулся к соломенного цвета копне волос девушки. Однако улыбка Билаго испарилась почти немедленно, он уронил руки, и взгляд человечка уперся в пол. – Мы слышали о наставнике Эйвери, – тихо проговорил он, качая головой; лицо алхимика затуманила грусть.

Упоминание о дородном Эйвери Скелле, приемном отце Кэддерли, сильно укололо юного жреца. Он хотел объяснить бедняге Билаго, что дух наставника теперь живет с их богом. Но как? Билаго не поймет: тот, кто не прошел через мир духов, кто не был свидетелем божественной силы, кто не ощущал ее – не поймет. В свете неведения других все, что мог бы сказать Кэддерли, звучало бы нелепым клише, обычными успокаивающими словами, которые произносят и слушают, не задумываясь, не веря в них.

– До меня дошло, что ты хотел поговорить со мной? – вместо объяснений сказал Кэддерли, повышая тон, чтобы превратить вопрос в утверждение и таким образом переменить тему.

– Да, – негромко ответил Билаго. Его голова наконец перестала качаться, а глаза расширились, встретившись со спокойным взглядом молодого жреца. – О да! – воскликнул он, словно только что вспомнив о подобном факте. – Ну конечно, конечно хотел!

Очевидно смущенный, худой человечек протанцевал обратно к небольшому шкафчику. Перебирая связку ключей на громадном кольце, он все время бормотал что-то себе под нос.

– Ты стал героем, – заметила Даника, наблюдая за действиями алхимика.

Кэддерли не мог ничего возразить девушке. Никогда прежде Вайсеро Билаго не переполняла такая радость при виде молодого жреца. Кэддерли всегда был требовательным покупателем, чьи запросы частенько выходили за границы талантов Билаго. Однажды из-за рискованной задачки, которую Кэддерли задал алхимику, лавочку алхимика разнесло взрывом.

Впрочем, это было давно, еще до боя в Шилмисте, до подвигов Кэддерли в Кэррадуне, городе на восточном побережье озера Импреск.

До того, как Кэддерли стал героем.

Герой.

«Забавно, неужели это я?» – подумал юный жрец.

В Кэррадуне он сделал не больше, чем Даника или даже братья-дворфы, Айвен и Пайкел. И он, в отличие от своих выносливых друзей, бежал от битвы в Шилмисте, бежал, потому что не мог вынести ее ужасов.

Он снова посмотрел на Данику, и взгляд ее карих глаз успокоил его, как это получалось только у нее. Как же она красива, в который раз восхитился Кэддерли: хрупкая на вид, как новорожденный олененок, с взъерошенными волосами, свободно падающими на узкие плечи. Прекрасна и дика, решил он, а в этих особенных, миндалевидных ясных глазах ярко сияет огромная внутренняя сила.

Билаго вернулся и снова встал перед ним, заметно, нервничая и пряча руки за спиной.

– Ты оставил это тут, когда пришел из эльфийского леса, – объяснил он, протягивая левую руку. Пальцы алхимика сжимали кожаный пояс с чехлом, предназначенным для небольшого арбалета.

– Я не представлял, зачем он может мне понадобиться в мирном Кэррадуне, – легко ответил Кэддерли и взял пояс, чтобы сразу надеть его.

Даника с любопытством взглянула на молодого жреца. Арбалет стал для Кэддерли символом насилия – и символом отвращения Кэддерли к насилию для тех, кто хорошо знал юношу. При виде того, как он нарочито небрежно пристраивает на место пояс с оружием, сердце Даники сжалось.

Кэддерли почувствовал и взгляд женщины, и ее замешательство, заставив себя принять их, думая, что в будущем ему наверняка придется разрушить еще много представлений о себе. Ведь Кэддерли видит опасности, нависшие над Библиотекой Назиданий, так, как не видят их остальные.