— Нет.

— Так знайте. Никаких вопросов о цели работы. Ясно?

— Ясно, профессор, но…

— Никаких «но». Еще одно: вы обязаны участвовать в экспериментах. Вас предупредили?

— Нет, — с беспокойством ответил я.

— Обязаны, — подчеркнул профессор, — у вас еще есть время отказаться и вернуться назад.

Мы с Лю переглянулись. Профессор молча ждал. Его мясистое, в глубоких морщинах, лицо, было неподвижным и суровым.

— А опыты… опасные? — несмело спросил я.

— Вся жизнь — сплошная опасность, — пожал плечами Шрат. Люди ежедневно гибнут под колесами машин, но упорно продолжают ходить по улицам. Тонут, но не перестают купаться, умирают в постелях, но каждый вечер укладываются в них спать…

Короче говоря, мы согласились.

Началась работа. Она была несложной. Настройка электронных агрегатов, монтаж схем отдельных узлов неизвестной конструкции. Кроме нас в лаборатории работало еще десяток инженеров и ученых. Все они были очень молчаливы и избегали сближения друг с другом. Безусловно, эта разобщенность соблюдалась ими по приказу профессора. За нарушение можно было ожидать чего угодно, тем более, что лаборатория охранялась военными.

После окончания рабочего дня мы с Лю обычно уходили на берег океана, ловили там рыбу, купались. Мы очень любили штормовые дни. Буря приносила свежесть, ароматы близкой земли, обещала в будущем перемену. И мы встречали ее радостно, мечтая о том времени, когда мы освободимся из этого добровольного плена, имея достаточно денег, чтобы жить и работать самостоятельно.

Мы хотели купить дом, привлечь еще нескольких молодых ученых и организовать лабораторию психических исследований. Вы понимаете, о чем я говорю? Не о психологии, не о душевных заболеваниях. Я имею в виду психическую энергию. Передача мыслей на расстоянии, гипноз, лечение психическим влиянием, вопросы интуиции. Да тут бесконечное количество проблем. которые еще почти не затронуты наукой. Они так захватывающе интересны, что мы говорили о них дни и ночи, намечая планы на будущее.

Но судьба судила иначе.

Прошло несколько месяцев. В главном зале лаборатории был закончен монтаж какого-то аппарата неизвестного назначения. В зал, кроме профессора, имели право входить только три инженера. Всем остальным сотрудникам приходилось монтировать только отдельные разрозненные схемы, по которым нельзя было представить принцип работы и назначение всей установки. Такие схемы могли использоваться и для вычислительных машин и для космического корабля и для какого-нибудь обычного заводского агрегата.

В день окончания монтажа профессор сиял. Он приветствовал каждого из сотрудников, улыбался, что случалось с ним чрезвычайно редко, и даже пообещал в ближайшем времени рассказать о цели нашей работы. «Если опыт пройдет успешно», — добавил он.

Вечером Шрат подошел к нам и приветливо поздоровался. Сердце у меня тревожно забилось. Предчувствие не обмануло — профессор посмотрел на меня, на Лю и сказал:

— Время пришло, мистер Уоллес. Вы не забыли о нашем договоре?

— Я готов, профессор.

— Не вы. На этот раз в эксперименте примет участие мисс Люси, ваша невеста. Согласны?

Люси умоляюще взглянула на меня, на профессора. Что я мог ей сказать? Разве не мы сами дали согласие? Отказываться было нельзя. И Люси молча наклонила голову.

В ту ночь мы не спали.

Сердце предчувствовало что-то таинственное, невероятное. Мозг осаждали тысячи тяжелых мыслей. Мы сидели рядом, держась за руки, как перед долгой разлукой.

— Генрих, — прошептала Люси.

Я взглянул на нее. Мне показалось, что лицо ее озарено неземным светом. Глаза смотрели на меня будто из другого мира. Она вся дрожала.

— Что с тобою, Лю?

— Я предчувствую разлуку, Генрих…

— Почему, откуда ты взяла?

— Я чувствую, — настойчиво повторила она. — Но ты не бойся, милый. Мы никогда не расстанемся, слышишь, Генрих?

— Да, Лю, слышу.

— Что бы ни случилось, Генрих, мы будем вместе…

— Мы будем вместе, Лю.

— Помни же, что ты сказал, Генрих. Не забудь!

Я не понимал ее слов, но чувствовал, что за ними скрывается тайный смысл, интуитивное прозрение женского сердца.

Наступило утро. Я с трепетом ждал прихода Шрата. Он явился торжественный, подтянутый и, рассеянно поздоровавшись со мной, приветливо обратился к моей невесте. Лю держалась спокойно, ничем не выдавая своего волнения.

Втроем мы подошли к дверям главного зала. Тут меня остановили.

— Подождите здесь, — сказал Шрат.

Побледневшая Люси улыбнулась мне на прощанье. В глазах ее промелькнул страх.

Двери за ней закрылись.

Прошло несколько минут. Я стоял неподвижно, растерянный, оглушенный… Потом до моего сознания дошел смысл того, что произошло. Я бросился к дверям — они были заперты изнутри. В исступлении я начал стучать в них кулаками. Вверху вспыхнул красный огонек, на маленьком экране телевизора появилось сердитое лицо Шрата.

— Мистер Уоллес! Держите себя в руках, не будьте истеричной женщиной, — сухо сказал он.

Меня будто облили холодной водой. Я сел в кресло возле дверей, схватил со столика какие-то журналы и начал их просматривать, стараясь отвлечься. Но нет, успокоиться я не мог! Рядом, за стеной, моя Лю проходила страшные мытарства; отдавала для опыта себя, свое тело… Зачем, зачем было соглашаться?

Мысли беспорядочно метались, пытаясь разгадать тайну Шрата. Я вспоминал редкие обмолвки наших коллег, схемы блоков, которые нам с Лю приходилось монтировать, сопоставлял все это с предыдущими работами Шрата по гравитации и ничего не мог понять. Для чего ему для опыта понадобился человек? Почему именно человек? Для опытов по исследованию гравитации достаточно неодушевленных предметов. А человек нужен при биологических наблюдениях, для изучения психики в каких-то необычных условиях. Может быть, Шрат сменил специальность и тоже начал работать над вопросами психической энергии? Не похоже. Для исследования энергии мысли не надо таких громоздких установок. И потом… в этих исследованиях нет ничего опасного. Значит, не то… Тогда что же это? Что?

Я отбросил журналы и забегал по коридору. Я был не в состоянии, как ни старался, справиться с собой. Я мог бы спокойно пойти на какой угодно эксперимент, на муки и смерть', если бы дело касалось меня одного. А Лю… Нет, хватит! Если опыт закончится благополучно, мы и дня не останемся в этой проклятой дыре! Не нужны нам деньги, добытые ценой здоровья и мучений!

Сколько времени прошло, я не знаю. Может быть, десять минут, а, может быть, час или три. У меня все перепуталось в хаосе нервного напряжения. Но вот, наконец, двери открылись. На пороге появился Шрат. Лю с ним не было. Лицо профессора выглядело необычно — я не привык видеть на нем проявления каких-нибудь человеческих чувств, а сейчас оно явно выражало досаду.

Замирая от предчувствия несчастья, я прошептал:

— Почему не вышла Люси? Где она?

Шрат кашлянул и опустил глаза.

— Где моя Лю? — повторил я вопрос, уже зная, что ответ будет ужасным.

— Будьте мужественны, мистер Уоллес, — произнес профессор, помолчав. — Вы ученый и знаете, что наука требует…

— Где Люси? — заревел я с внезапной яростью, хватая Шрата за борта пиджака.

Профессор осторожно отвел мои руки и устало сказал:

— Люси нет, мистер Уоллес. Она исчезла.

Потрясение было настолько неожиданным и сильным, что я потерял сознание. Вы, может быть, не поймете меня, подумаете, что у меня не хватило мужества, но это не так. Дали себя знать бессонная ночь, нечеловеческое нервное напряжение, ожидание несчастья и, наконец, известие о нем….

Когда я очнулся, Шрат стоял рядом со мной. Мы находились в небольшой комнате по соседству с главным залом. Увидев, что я открыл глаза, профессор сел возле меня и закурил сигару. Тяжело вздохнув, он сказал:

— Я виноват — надо было вас подготовить. Я не знал, что у вас слабые нервы.