При помощи петроградских и московских коммунистов удалось укрепить дивизии, дать боеспособность частям, влив в них хорошо политически обработанные пополнения (в запасные части и особенно в запасной пехотный полк брошены для этой цели большие силы), но и в самом политотделе удалось подобрать работоспособную публику, которая подняла высоко престиж поарма, тесно связала его с дивизиями, сделала его действительно центром руководящим, политически соединяющим Реввоенсовет с массами красноармейцев. В поарм сейчас являются не только комиссары, но и красноармейцы со всеми своими наболевшими вопросами. Из частей ежедневно доносят о громадном переломе в настроении красноармейцев, о том громадном значении, которое имело вкрапление коммунистов в их среду…

Общее заключение о состоянии армии в настоящее время можно сделать на основании тех больших побед, которые они сейчас одерживают (взятие Орла, Щигров, Курска и участие в победах у Касторной). Состояние армии с каждым днем крепнет, и устойчивость ее в настоящий момент вполне надежна".

Бог ты мой, что это были за солдаты!… Сброд!… Да еще какой! С бору по сосенке, один ужасней другого. Прямо в упор на Землячку смотрел парень — лицо в веснушках, нос вздернут, утонул весь в грязном брезентовом плаще, а на ногах галоши, привязанные пеньковыми бечевками. Рядом парень постарше, в рыжем армяке, подпоясан веревкой, а на ногах бурые от сырости чуни. А вот еще один — шинель не по росту, парусиновый картуз, потрескавшиеся лаковые штиблеты… Откуда он только их взял? И вот таких-то бойцов вести в бой против Деникина?!

Из штаба 70-го полка несколько раз уже звонили в политотдел:

— Пришло пополнение…

Землячка знала, что это за пополнение. По всем селам и деревням, всего несколько дней как оставленным отогнанной деникинской армией, шли поиски дезертиров. Их находили на огородах, в погребах, в закопченных деревенских баньках, в ригах и сараюшках, и с ходу, под конвоем двух-трех бойцов направляли в действующую Красную Армию, упорно преследовавшую отступающие деникинские части.

— Пришлите кого-нибудь из политотдела, — требовали из штаба полка. — Прибыл новый контингент.

Новым пополнениям следовало разъяснить, за что и для чего они должны сражаться.

Политработники сбивались с ног. Людей не хватало, да и не так уж много было в политотделе агитаторов, способных умно и терпеливо разъяснить неграмотным парням задачи Советской власти.

— Вы что ж, хотите, чтоб люди вновь разбежались? — угрожали из штаба полка. — Они тут топчутся, как слепые кутята.

Все агитаторы были в разгоне, и Землячка решила сама ехать в полк.

Их было человек триста, этих ребят, собранных из окрестных деревень. Они сидели и стояли на площади возле школы, положив на землю свои мешки и котомки, а на крыльце штабной писарь, сидя за партой, составлял списки вновь прибывших.

Вокруг площади выставлено оцепление, чтобы прибывшие снова не ушли в бега. Но что это за оцепление! Человек десять бойцов, мало чем отличающихся от тех, кого они охраняли: такие же не по росту шинели, такая же потрепанная обувь…

— А ну, стой, стой, не расходись! — покрикивали бойцы из оцепления, хотя никто и не думал расходиться.

«Боже мой, на что же они годятся? — с отчаянием подумала Землячка, глядя на эту разношерстную толпу. А ведь не сегодня завтра им идти в бой!»

Она решительно вступила в толпу. Кого-то отстранила рукой, кого-то отодвинула плечом, пробиваясь в гущу равнодушных и неразговорчивых парней.

— Так вот что, ребята, — сказала она. — Пора браться за ум, не маленькие…

— Докторша, — загудели кругом. — Свидетельствовать сейчас будут.

Галдеж усилился, стали даже выстраиваться в очередь.

— Молчать! — закричала Землячка. — Никакая я вам не докторша. Я — начальник политотдела!

Возле Землячки стояли командиры батальонов и рот.

— Распорядитесь принести табуретку, — негромко приказала Землячка.

Табуретка появилась, и Землячка тут же на нее взобралась.

— А теперь слушайте, и чтоб у меня не шуметь, — сказала она. — Садитесь!

Накануне прошел дождь, земля была сырая, но ее послушались, некоторые сели прямо на землю, большинство опустилось на корточки.

В небе клубились свинцовые облачка, дул резкий знобливый ветерок, все дышало осенней непогодой, и невысокая женщина в черной кожаной куртке с портупеей через плечо выглядела музой этой пронзительной военной осени.

— Вы-то сами понимаете, что делаете? — заговорила Землячка. — Мало ваши отцы работали на помещиков, и вам того захотелось? От кого прятались? От своей же собственной власти? Неужели непонятно, что землю, полученную крестьянами в результате революции, не так уж трудно потерять. Помещики еще не уничтожены, они лишь притаились и ждут не дождутся помощи от международного капитала. На какие деньги снаряжена армия Деникина? На деньги миллионеров и миллиардеров. И вы, дети трудящихся крестьян, собрались им помогать? Другое дело — кулаки, те, кто нанимал батраков, кто пускал деньги в рост и наживался за счет чужого груда. Тем, конечно, с нами не по пути. Но вам, трудящимся крестьянам, вам выгодно прийти на помощь русскому рабочему классу. Сейчас рабочий класс еще не может дать крестьянину товаров, забирает у крестьянина хлеб. Но рабочий класс берет хлеб в долг, и чем скорее мы разгромим войска капиталистов, тем скорее будет у нас вдоволь и хлеба, и ситца, и керосина, и даже сахара для детей.

Она говорила простые вещи, говорила то, что думала на самом деле, она пыталась как можно лучше передать своим слушателям все то, о чем говорил Ленин весной этого года на Восьмом съезде партии. Она не знала, насколько ей это удается, но сама тишина, которая воцарилась на площади, свидетельствовала, что ее слушают, и слушают очень внимательно.

Она только твердо знала, что нельзя останавливаться. Надо говорить, говорить, говорить. Все эти парни, которые сидели сейчас перед ней на земле, в течение многих дней и недель слышали только нелепые россказни и лживые небылицы, и всему этому надо было противопоставить одну голую правду, повторять, повторять, что-нибудь да и западет им в душу, что-нибудь останется же у них в голове!

Она не видела, как сквозь толпу к ней пробирался командир полка.

Бывший офицер, он не в одном бою доказал, что честно перешел на службу народу.

— Товарищ начальник политотдела…

— Потом!

— Товарищ начальник политотдела…

— Не мешайте!

Он все-таки вынудил Землячку прервать речь.

— Ну что вам? — раздраженно спросила Землячка. — Зачем вы мешаете мне говорить с людьми?

— Деникинцы только что бросили против нас два полка, — торопливо сказал командир полка. — У меня на всякий случай выдвинут батальон. Оттуда прискакал боец. Деникинцы развертывают атаку…

— Что же вы собираетесь делать?

— Идти навстречу, — уверенно сказал комполка. — Иначе нас сомнут.

Землячка головой указала на своих слушателей.

— А эти?

— Им тоже надо идти, — сказал комполка. — Выдать оружие и вести в бой. Если они побегут — нас сомнут.

— Тогда командуйте.

— Товарищи! — крикнул комполка. — Наступают деникинцы. Мы пойдем им сейчас навстречу. Встать! Построиться по шесть человек. Шагом марш! К церкви. Там получите винтовки…

И это было чудом и в общем-то не было чудом, потому что такие происшествия часто случались в те дни — дезертиры вновь превратились в красноармейцев, они уже строились, стояли шеренгами, и командиры рот распределяли их между собой.

— Товарищ начполит, за школой вас ожидает тарантас, — обратился комполка к Землячке. — Вы еще успеете вернуться в политотдел.

— Поговорила, а как идти в бой… — сказала Землячка, как бы думая вслух, и отрицательно покачала головой. — Если я сейчас вернусь, мои слова не будут ничего стоить. Я пойду с вами, товарищ комполка.

Она не ждала от него ни ответа, ни согласия, расстегнула кобуру, вытащила свой офицерский маузер и пошла вдоль только что построенных рядов.