Парень остановился, страх появился в его глазах.

– Что… что это значит? Ограбление?

Мейер моментально обежал вокруг машины и встал за ним. Темпл тем временем преградил ему путь.

– Вас зовут Клиффорд? – спросил Темпл.

– Что?

– Клиффорд?

– Нет, – ответил мужчина и выразительно покачал головой. – Вы не на того напали. Послушайте, я…

– Полиция, – коротко бросил Темпл и сверкнул значком.

– По… по… полиция? А что я сделал?

– Куда вы идете? – спросил Мейер.

– Домой. Я прямо из кино.

– Уже поздновато для кино, вам не кажется?

– Что? Ах, да, мы зашли в бар.

– Где вы живете?

– Там, в конце улицы, – показал перепуганный и сбитый с толку парень.

– Как вас зовут?

– Френки. – Он помолчал. – Можете спросить кого хотите.

– Френки, а как дальше?

– Орольйо. С “и кратким”.

– Что вы задумали, преследуя эту женщину? – выпалил Мейер.

– Что? Какую женщину? Вы с ума сошли!

– Вы преследовали женщину, – подтвердил Темпл. – Зачем?

– Я? – парень прижал руки к груди. – Чтобы я! Послушай, дружище, вы меня с кем-то спутали. Я не тот, кто вам нужен.

– Впереди вас шла блондинка, – настаивал Темпл, – а вы шли за ней. Если вы не преследовали ее…

– Блондинка? О пресвятая Дева! – вздохнул Орольйо.

– Да, блондинка, – продолжал Темпл, повышая голос. – И что вы на это скажете, мистер Орольйо?

– В синем костюме? – спросил Орольйо. – Блондинка в синем костюме? Вы её имеете в виду?

– Да, её, – кивнул Темпл.

– О пресвятая Дева, – возопил Орольйо.

– Ну, так что вы на это скажете? – не унимался Темпл.

– Ведь это моя жена!

– Что?

– Моя жена. Моя жена Кончетта, – теперь Орольйо был в восторге. – Моя жена Кончетта. Она не блондинка. Она только красится.

– Послушайте…

– Клянусь. Мы вместе пошли в кино, а потом зашли выпить пива. В баре начался скандал, она взяла и ушла. Она всегда так делает, стерва.

– Точно? – спросил его Мейер.

– Клянусь волосами моей тетки Кристины. Взорвется, потом ни с того ни с сего вскочит – и понеслась. Ну, я дам ей минут пять, и иду следом. И это все, честное слово. Иисусе, зачем бы мне преследовать какую-то блондинку?

Темпл взглянул на Мейера.

– Вы можете пойти со мной, – заявил Орольйо и решительно двинул вперед. – Я вас познакомлю. Это моя жена! Чего вы, собственно, от меня хотите? Это моя жена.

– Ручаюсь, вы правы, – решительно сказал Мейер и отвернулся к Темплу. – Джордж, вернись в машину, – сказал он. – Я ему верю.

Орольйо вздохнул.

– Боже, ну это же надо! – с облегчением сказал он. – Значит, меня чуть не обвинили в приставании к собственной жене. Вот дерьмо!

– Дерьмо могло быть и покруче, – заметил Мейер.

– Ну да? Как это?

– Это могла быть и не ваша жена.

Он стоял в глубокой тени, и ночь скрывала его своим плащом. Он слышал собственное учащенное дыхание, несмолкающий шум города и даже храп спящих людей. В некоторых домах ещё горели огни, одинокие стражники, они пронзали тьму своими желтыми лучами. Он стоял во тьме, которая была его другом, они стояли с ней плечом к плечу. В темноте светились только его глаза – бдительные и ждущие.

Он увидел её, как только она перешла улицу. Она была в туфлях на резиновой подошве, на низких каблуках, и хотя шла она тихо, он её сразу заметил. Прижавшись к за – копченной кирпичной стене, он ждал, наблюдая, как беззаботно она несет сумочку.

Женщина была похожа на спортсменку. Этакий пивной бочонок на коротких толстых ногах. Он предпочитал тех, которые выглядят более женственно. У этой не было высоких каблуков, и шагала она вприпрыжку, видно, относилась к тем спортивным типам, что проходят по десять километров перед каждым завтраком.

Итак, она приближалась подпрыгивающей походкой, дергаясь как паяц на веревочке. И чесалась. Чесалась, как большая обезьяна, которую заели вши. Возможно, она возвращалась домой с игры в бинго или партии в покер, может, она только что кого-нибудь убила, и тогда подпрыгивавшая сумка просто набита шуршащими банкнотами.

Он вытянул руку. Обхватив вокруг шеи, притянул к себе раньше чем она могла закричать, и затащил в темную подворотню. Потом повернул её к себе, отпустил её горло, схватил огромной лапой за свитер, сжав его в горсти, и огрел её спиной о кирпичную стену.

– Заткни рот, – зашипел он на нее. Голос у него был тихим, но глубоким. Заглянул ей в лицо. Злые зеленые глаза, слегка прищурившись, глядели на него. У неё был толстый нос и грубая кожа.

– Что вам надо? – хрипло спросила она.

– Сумку, – рявкнул он. – Быстро.

– Почему на вас очки?

– Давай сюда сумку.

Он потянулся за сумкой, женщина отдернула её. Тогда он крепче ухватился за свитер, на миг оттянул от стены и снова впечатал её.

– Сумку!

– Нет!

Ладонью он сильно ударил её по губам. Голова её отлетела назад, она затрясла ею, пытаясь прийти в себя.

– Послушай, – сказал он, – как следует меня послушай. Я не хочу тебе зла. Это только для острастки. А теперь давай мне сумку и, когда я уйду, чтобы ни звука, слышишь? Ни звука!

Женщина тыльной стороной ладони медленно утерла рот. В темноте заметила кровь и прошипела:

– Не смей прикасаться ко мне, ты, бандитская рожа!

Она замахнулась и ударила его не задумываясь. Он вдруг ощутил удар по лицу, потом ещё и еще. Она так и молотила его мясистыми руками.

– Ах ты мерзкая вошь, – зарычал он, схватил её за руку и толкнул на стенку. Ударил её дважды, чувствуя, как его ободранные костяшки врезаются в её тупую, мерзкую морду. Ударившись спиной о стену, она застонала и рухнула на тротуар к его ногам.

Тяжело дыша, он стоял над ней. Оглянулся через плечо, осмотрел улицу, потом приподнял очки, чтобы лучше видеть. Никого не было. Быстро нагнулся и вырвал у неё сумку.

Женщина не пошевелилась.

Снова взглянул на нее. Что за дура ему попалась? Он же не хотел заходить так далеко. Снова нагнулся и приложил ухо к её груди. Та была твердой, как у мужчины; дыхание нормальное. Успокоившись, он встал, по лицу пролетела слабая усмешка.

Он ещё постоял над ней, потом поклонился, руку, в которой держал сумку, галантно приложил к груди и сказал:

– Клиффорд благодарит вас, мадам.

И исчез в ночи.

Полицейские 87 округа могут договориться о чем угодно, но только не о том, сколько платить осведомителям. Или, как говорила одна старуха, целуясь с коровой: – “Это дело вкуса”, потому что осведомитель одного топтуна для другого – просто никчемный бездельник.

Общепризнанно было, что надежнее всех – Дэнни Джимп, но и самые верные его приверженцы понимали, что некоторые их коллеги добивались лучших результатов, используя как стукача кого-то другого. Невозможно было отрицать, что все они зависели от информации, добытой в контактах с уголовным миром. Речь шла только о том, кто что предпочитает.

Хэл Уиллис предпочитал типа по прозвищу Пузан Доннер. С его бесценной и хорошо оплаченной помощью он расщелкнул немало твердых орешков, и теперь уже не было сомнений, что вежливый, кланяющийся грабитель Клиффорд становился одним из них.

Только одно в Доннере могло отвратить от идеи задействовать его в операции – это его безумная любовь к турецким баням. Уиллис и так был худ, и ему, как и его коллегам, совсем не улыбалось сбрасывать кило-два каждый раз, когда нужно было что-то узнать от Доннера.

Доннер, напротив, был не просто толст. Он был чудовищно пузат. А пузан – это определение человека более чем толстого. Доннер был могучим. Исполинским. Величественным.

И вот он сидел, прикрыв срам полотенцем, и когда дышал паром, окружавшим его и Уиллиса, толстые слои жира тряслись по всему телу. Кожа у него была нездорово бледной, и Уиллис подозревал, что он наркоман, но ни за что на свете не дал бы арестовать такого роскошного осведомителя.