— и, наконец, крайней на тот момент «халтурой» была работа на «социологических опросах», посвященных грядущим выборам в самую первую Думу России. Опросы эти, хоть и проводились нами на контрапункте со всеми мыслимыми социологическими методиками — но зато результаты (пишу я с гордостью) дали в итоге самые что ни на есть релевантные. А что еще важнее — принесли нам пусть и небольшой, но стабильно еженедельный финансовый поток. Старина Курбский, с которым мы работали в паре (один загоняет жертву — а второй наповал бьет ее каким-нибудь каверзным вопросом), ознакомил меня с железобетонным признаком отличия настоящих долларов от фальшивых — и какое-то время мы каждую божию пятницу сосредоточенно отирали «рельефные» воротнички на портретах усопших президентов Соединенных Штатов (подозреваю, что под демонический хохот за темным стеклом «обменника», так как подделывать именно что доллары да «пятерки» даже в самые скорбные дни было явно за гранью самоокупаемости — но не суть). Чёрт возьми — в те хлебные месяцы мы страстно желали, чтобы эта бурная предвыборная кампания продолжалась вечно — и даже готовы были, дабы отсрочить неминуемый день, вновь учинить какой-нибудь маленький победоносный путч! Но увы — всё проходит — и однажды прошло и это…

Да, было дело — что и говорить!

Также, пользуясь случаем, хотелось бы передать привет… ну, в смысле — доложить и о других формах оплачиваемого времяпрепровождения, в которых нам не довелось отметиться самолично — но весьма распространенных и популярных в описываемый период в нашей «альма-матери».

Одним из самых массовых видов досуга был «гермет», сиречь производственные работы по герметизации «швов» обветшалого жилищного фонда города Москвы и ближайшего Подмосковья. О, «гермет»! Сколько великих людей, золотой краской вписавших свое имя на Скрижали, прошло через тебя… И сейчас, если посчастливится вам встретить в прекрасном строительном бизнесе далеко продвинувшегося выпускника нашего знаменитого научно-технического заведения — знайте наверняка: начинал он там же, с «гермета». Со свешивания с пятого этажа в веревочном «седле» под ободряющие заверения однокашников — «Да ладно, не трепещи — нормально тебя закрепили… да НОРМАЛЬНО, я тебе говорю!..» И с диких чертячьих плясок на крышах вокруг котлов с расплавленным битумом… Да — этим людям можно доверять!

(Собственно, любому студенту, желающему скоро и необременительно разбогатеть — прямая дорога была в «гермет».

Другое дело, что служба там неслась вахтовым методом и полным рабочим днем, что шло иной раз в полный разрез с каким-никаким, но все же учебным расписанием. Четвертый же курс у нас был ознаменован острыми приступами «войны». Более того, как раз в тот сезон хитроумные «полканы» перевели посещение военной кафедры на некую условную контрактно-добровольную систему. А посему отныне «закос» не являлся более делом студенческой доблести и чести, make love not war и всё такое прочее — а был наиболее удобным и коротким способом своею же собственной рукою выписать себе путевку в «сапоги» по окончании. На что тоже не каждый мог вот так запросто решиться… Да, а иначе всё было бы слишком просто — и не привело бы в итоге к написанию этого пронзительного текста — прим. авт.)

…А самым экстравагантной, даже в полном смысле слова — элитарной, деятельностью был занят наш сокурсник по прозванию Корефаныч. С рядом своих приближенных друзей он состоял в так называемой «клаке» Большого Театра страны. Для людей, далеких от света Мельпомены, поясню: «клака», «клакеры» — это люди, на небескорыстной основе поддерживающие того или иного исполнителя. А в ряде случаев — и наоборот: кого-нибудь из исполнителей жестко НЕ поддерживающие, задавая тем самым тон и создавая общее настроение зала. Как оно это у него получилось — это бог его знает, откровенно говоря. Вот автор, к примеру, хоть и будучи урожденным москвичом, на тот момент посетил жемчужину русского искусства всего лишь единожды (да и на этот момент, чего уж там…), причем на балконе пятого яруса, откуда сцена не видна принципиально… Корефаныч же, ведший свое генеалогическое древо откуда-то из глухой мордовской деревушки, сумел разыскать в столице некую бессчетноюродную богемную тетку, каковая тетка и составила ему протекцию в самое сердце партера. Из истории театра нам известно о противостоянии так называемых «козловисток» и «лемешисток», сиречь поклонниц таланта певцов Козлова и Лемешева соответственно; то есть в данном случае мы имеем дело с явлением, которое можно полноправно охарактеризовать как «околотеатр». Не помню уж, кого там именно суппортили наш Корефаныч и присные, прославленного ли тенора Николая Баскова или замечательную балерину Анастасию Волочкову. Но в любом случае я никому бы не советовал идти супротив широкого лица Корефаныча, добродушно улыбающегося из первого ряда! Другое дело, что и ежевечернее сидение в Большом пополняло в основном лишь духовный багаж сидящих, а отнюдь не материальный… как, впрочем, и в большинстве вышеприведенных примеров!..

Это была преамбула, друзья! Дальше будет сплошной «экшн», обещаю. Ну, или почти сплошной…

Зато теперь почти понятно, отчего в комнате сидели двое, и какие тягостные мысли синхронно обуревали их. И отчего был темен вечер, и отчего был стыл февраль, и отчего так горек был любимый их в ту пору «Слънчев бряг». Сданная с переменным успехом уже седьмая по счету сессия полностью выхолостила их физические силы, а заслуженные тем каникулы — силы моральные, подведя заодно и жирную черту под накопленным кое-как на «соцопросах» финансовым жирком. С утра герои (уже хочется писать это слово с большой буквы, вот так: Герои) в тщетной попытке обрести душевное равновесие посетили выставку «Митьки в Москве», дабы проникнуться там идеалами бессребреничества и приобрести навыки жития на рубль в месяц. Но в конце посещения громом раздалось известие о том, что митьки бросили пить… а непьющий митёк — это звучало почти так же кощунственно, как и «богатый студент», так что полученного запала хватило ненадолго. И тогда, на исходе заключительного дня зимних каникул, Старина, раз-

лив по стаканам остатки чудесного болгарского пойла, трижды рубанул рукою воздух и выпалил то бессмертное, что давно и неумолимо витало уже в атмосфере:

НАДО!!!

ИСКАТЬ!!!

РАБОТУ!!!!!!

Забегая вперед. Забегая вперед скажу, что аля смягчения наиболее драматичных эпизодов и отчасти уберегая этим читателя от глубоких нервных потрясений, мы будем давать небольшие временные «врезки», которые так и будут называться — «Забегая вперед». Пока же, забегая вперед, сообщу кратко: всё у этих ребят в дальнейшем будет хорошо).

Несмотря на все многочисленные уверения в обратном, не существует никаких четких внутренних или внешних признаков, позволяющих с уверенностью отличить настоящего охотника на единокрыла ото всех прочих. Признаков как «внешних», что теоретически могли бы позволить «прочим» авторизовать охотника в толпе. И признаков «внутренних», с помощью которых одинокий охотник мог бы отыскать себе подобных. То есть, случись два охотника рядом — скорее всего они так и разойдутся, не узнанные друг другом. С другой стороны, вероятность указанного события так и так исчезающе стремится к нулю. Печалиться, впрочем, не стоит: методы охоты каждого настолько индивидуальны и глубоко личностны, что всякий обмен мнениями по титульному вопросу едва ли оказался бы для них взаимополезен…

Отчасти этот парадокс объясняется тем простым фактом, что процесс «рождения» охотника не обладает четко очерченными свойствами ни дискретности, ни наоборот — протяженности во времени либо пространстве. Он никогда не случается «здесь» либо «сейчас». Появлению охотника на единокрыла не предшествует никакая подготовительная «инициация», и оно никогда не является следствием мгновенного дельта-просветления. Жизнь не раскалывается надвое, на «до» и «после», и никто не теряет бывшего прошлого и не приобретает иного будущего. Подлинный, аутентичный охотник всегда уверенно ответит на вопрос «да или нет» — но едва ли скажет «когда», и уж тем более — «почему». Он твердо знает про себя лишь одно: то, что он охотник — и то, что когда-то им не был. И что когда-то однажды он понял вдруг, что он — это он, И давно им был, просто как-то не замечал, и это теперь — навсегда. И — навсегда уже поздно.