Тогда он смело устремляется дальше, в полную темноту, в ничто, простертое перед ним. Здесь пустота, здесь нет ничего, это пугает и удивляет. Натан Бронкс знает, что был бы мгновенно предупрежден о самом ничтожном препятствии, он останавливается, осторожно поворачивается, обследуя обстановку. Датчики, как летучие мыши, испускают невидимые лучи, ощупывающие помещение.

Но никаких препятствий нет, в этой райской обители дьявольски пусто. Тогда Натан вновь бесстрашно шагает вперед, идет все смелее. Пол из мягкого материала под нажимом шагов излучает слабое свечение. Кроме этого света, в помещении ничего нет. Нет ни потолка, ни стен, лишь пол из мягкого материала, озаряющийся слабыми вспышками.

Натан не чувствует страха: его аппаратура корректирует все искажения в здешнем поле, которые он вызывает. Большой Компьютер не в силах его обнаружить. Наверняка тот лихорадочно ищет способ, который позволил бы ему обнаружить смельчака, вторгшегося в святая святых; но смельчак вооружен защитой, о какой не слыхивал еще никто во всем свете. Натан создавал ее, не пользуясь советами и помощью Большого Компьютера.

Со всех сторон слышен отчетливый шепот, раздражающий уши:

— Отзовись сейчас же, отзовись. Не то тут же вылетишь из коридора!..

«Он думает, я все еще блуждаю по коридору, пытаясь проникнуть внутрь. А я тем временем здесь, я уже у него. И если получится, сейчас здесь станет светло. И как светло! Дезинтегратор переработает его мозговые извилины сначала в кровавое пятно, потом в туман, потом в ничто, как тело Юлии…»

«Мои изобретения», — мысленно радуется Натан.

Датчики сообщают ему об изменениях электромагнитного поля. Оно то усиливается, то слабеет. Его направление тоже все время меняется. Натан блуждает в своеобразном магнитном лабиринте, разыскивает центр крутящейся карусели.

Защищенный антимагнитами, Натан, однако, ощущает мурашки по всему телу; особенно сильны они в области лба, будто собираются отсюда вторгнуться в мозг и заставить его вибрировать.

Значит, из этого лабиринта трудно найти выход даже с помощью аппаратуры, которой располагает Натан. Время уходит, а он, потеряв уже всякую надежду, по-прежнему кружит в этом магнитном аду. Наконец, решает возвратиться той дорогой, которой пришел, пробиться сквозь строй примитивных коридорных полицейских, погрузиться в подъемник.

«Не сегодня, так завтра придумаю погибель чудовищу!»

Оба — и он и Компьютер — отделены друг от друга своими спасательными кругами, они уже не могут прийти к взаимопониманию, нет обмена мыслями между естественным и искусственным интеллектами. И вдруг Натану приходит в голову: нужно себя открыть, чтобы обнаружить убежище неприятеля. Появиться, чтобы убить.

Очень хочется поднять забрало, но инстинкт самосохранения пока что удерживает его от открытой схватки. Натан боится одного: что Компьютер успеет первый. Что не хватит времени, чтобы навсегда уничтожить машину…

Да, единственный способ — это открыться; тогда Компьютер, этот мощный интеллект, не выдержит. Наверняка выявит свое присутствие, откроет, где он находится.

«Успею или не успею?» — думает Натан Бронкс, ощущая страх пополам с жаждой битвы. Точно как в давно уже позабытых войнах: один подкрадывается, ползет, кругом ночная темень, в которой скрывается враг, тоже крадущийся, подползающий… И вдруг — вспышка ракеты, осмотреться и разглядеть. Но один, прежде чем увидит другого, умрет…

«Неужели так будет? Или я неправильно оцениваю ситуацию — и свою и Компьютера?..»

Что известно о Компьютере? Машина эта слагается из элементов, невидимых невооруженным глазом, как и взгляд человека не способен различать отдельные клетки своего организма. Отдельная клетка не существует — ни для зрения, ни для осязания, ни для других органов чувств. Они есть, только когда их много.

Из чего же построено «тело» Большого Компьютера? Наверняка там есть мягкие вещества, имитирующие живые извилины мозговой коры, должны присутствовать металлические и жидкостные запоминающие элементы, интегральные и печатные схемы. Модерн, окружающий архаику. Ни один конструктор никогда не видел этого целиком, ни один человек на протяжении веков. Мозг сам себя конструировал и улучшал из поколения в поколение.

Когда-то в нем наверняка были и самые древние образцы электронных приборов — осязаемые, макроскопические, но никто с давних пор ими не интересовался; не исключено, что они уничтожены. Для Компьютера история имеет смысл лишь как память о фактах. Он не сохраняет знания о себе, когда оно становится бесполезным. Столь же ненужным, как и допотопные электронные приборы…

«Я действительно не знаю, из чего сделан этот супермозг и как он выглядит. Мы мыслим исторически, изъясняемся с помощью слов и картинок. Здесь это чуждо, анахронично…»

Ученых давно уже не интересовал этот идол мышления: его бытие, должным образом направленное, никому не угрожало, и никто никогда не вмешивался в работу этой конструкции, которая могла сама себя улучшать без посторонней помощи,

А идол рос — самостоятельный и влиятельный. С ним советовались даже в судебных делах: гораздо удобнее переложить ответственность на искусственное, нечеловеческое существо, молниеносно сопоставляющее все мыслимые традиции и ситуации, чем быть в ответе за судьбы других людей.

И никогда не случалось, чтобы приговор, вынесенный Компьютером, показался кому-нибудь неверным или несправедливым. О непредвзятости и всезнании Большого Компьютера рассказывали легенды. Любой осужденный предпочел бы сам привести его приговор в исполнение, лишь бы не обращаться к человеческой, урезанной справедливости, которая во все века казалась всем хуже слепой, придуманной в незапамятные времена справедливости сверхчеловеческой.

Никто, конечно, никогда не жаждал увидеться с Большим Компьютером. Люди страшились его всезнания, широты кругозора, а в первую очередь — его непохожести на человека. И еще боялись потому, что он был как бы воплощением всех людей сразу — их знанием, их мудростью, их прошлым настоящим и будущим, — не отягощенным при этом никакими эмоциями или претензиями.

«А без них люди не могут, — думает Натан. — Даже с Юлией у нас ничего не получается из-за дьявольской игры эмоций и претензий…»

Всемогущество и сверхъестественность Компьютера раздражают ученого, он уже жаждет его уничтожить.

Существование этого идола мысли привычно, буднично, обычно, но одновременно и необычно. Натан нащупывает в кармане простейшую бомбочку с разрывным зарядом и ждет появления неприятеля.

— Эге-ге! — зовет Натан.

— Эге-ге! — слышит он ответ, словно эхо своего зова.

И тут профессор понимает, в какую попал ловушку. Датчики снабжают его неверной информацией. Из-за этого он как безумный кружит в темном пространстве, не в силах ни найти Компьютер, ни выбраться из сферы действия примитивных полицейских. Он в лабиринте.

Поняв это, он, не обращая уже внимания на риск и на показания своих датчиков, устремляется прямо в темноту несколькими решительными прыжками. Давненько он так не прыгал. Разгорается свет, он издали видит снующих взад-вперед полицейских роботов.

— Эге-ге! — зовет он. — Ты хотел меня запутать, маэстро, но я уже знаю: ты ничего мне не сделаешь.

— Эге-ге! Ничего мне не сделаешь, — повторяет Компьютер.

— Здесь тебя нет, здесь ни души, — говорит Натан, нервничая все больше, сжимая в кармане свою бесполезную бомбу — молнию Прометея. — Я могу жечь свет, толкать твоих грозных полицейских, бить их, убивать, отвлекать их внимание… Им некого и нечего стеречь. Они только куклы, обман. Ты обман, Великий Мозг, Гениальный Компьютер!..

— Ты обман, — слышит Натан ответ эхо.

— Говори все, что хочешь, передразнивай, издевайся, все разно я когда-нибудь до тебя доберусь, разобью вдребезги, сделаю то, чего, как видно, никто не хотел и не хочет. Но я это сделаю.

Натан взбешен и разочарован. Теперь он отлично знает, что в этой адской бездне, глубоко под зданием, нет ни компьютера, ни лабиринта. Одни лишь чучела и муляжи.