Глава 6

— Тебе надо научиться драться, — сказала Зои на следующее утро. Дудочник стоял в дозоре, а мы с Зои должны были отдыхать, но после встречи с Инспектором никак не могли успокоиться.

— У меня не получится, — отказалась я.

— Никто и не говорит, что ты станешь профессиональным убийцей, — возразила она. — У нас с Дудочником нет времени каждые пять минут тебя спасать.

— Я не хочу убивать. — Я помнила запах крови после бойни на Острове и что каждая смерть для меня превращалась в две, потому что видения показывали не только павших в бою, но и их близнецов, неожиданно падающих замертво.

— У тебя нет выбора, — заметила Зои. — Люди вроде Инспектора от тебя не отстанут. Ты должна уметь себя защитить. Я не всегда буду рядом, и Дудочник тоже.

— Сама идея мне претит, — сказала я. — Я не хочу убивать. Даже солдат Синедриона. Как насчет их близнецов?

— Думаешь, мне убивать по нраву? — тихо спросила Зои.

Несколько секунд я молчала, а потом наконец произнесла:

— Я стану драться, только если на меня нападут.

— Всего пару раз в неделю, если все продолжится в таком духе.

Когда она так приподнимала бровь, то напоминала мне Кипа.

— Доставай нож, — велела Зои.

Я вынула из поясных ножен кинжал, который Дудочник дал мне на Острове. Длиной с руку от запястья до локтя, с обоюдоострым лезвием, сужающимся до опасного вида кончика и рукояткой, плотно обмотанной полосками кожи, потемневшей от пота почти до черноты.

— Выйдет ли у меня метать его, как вы с Дудочником?

Зои усмехнулась, забирая у меня кинжал.

— Таким ты скорее ухо себе отрежешь. Это не метательный нож, он не так сбалансирован. — Она небрежно повертела его двумя пальцами. — А свой я тебе не дам. Но у тебя получится выучить основы, чтобы не быть совсем уж бесполезной, если мы по какой-то причине не сможем тебя спасти.

Я подняла на нее глаза. Несмотря на наши стычки, я к ней прикипела. Ее саркастические реплики теперь были столь же привычны, как и широкие плечи и не ведающие покоя руки. Когда мы сидели вечером у костра, царапанье ножа по ногтям воспринималось нормально, как стрекот цикад.

— Думаешь уйти? — спросила я.

Зои помотала головой, но отвела взгляд.

— Скажи правду, — настаивала я.

— Просто сосредоточься, — ушла она от ответа, поднимая мой кинжал. — Сначала надо усвоить азы. — Нож полетел на землю. — Он тебе пока что не потребуется. И забудь о ногомашестве, сальто назад и прочей театральщине. В основном драки — это борьба, в которой вы с противником в сцепке. В ней нет ничего красивого.

— Знаю, — кивнула я.

Я видела, как это происходило на Острове. Неуклюжесть, вызванная отчаянием. Рукояти мечей, выскальзывающие из окровавленных ладоней. Тела, которые превращались в обескровленные мешки с костями.

— Хорошо, — сказала Зои. — В таком случае начнем.

Следующие несколько часов она не позволяла мне пускать в ход нож, а показывала, как орудовать локтями и коленями, чтобы наносить удары в ближнем бою. Зои показала, как впечатывать локоть в живот противника, схватившего меня сзади, и как в этом же случае с силой засадить затылком по носу. Как вскидывать колено и резко бить им в пах, и как вкладывать в боковой удар в челюсть вес всего своего тела.

— Не бей человека, — объясняла она, — иначе ничего не добьешься. Бей сквозь него. Представь, что твоя цель в паре ладоней под кожей.

Когда Зои наконец позволила мне попробовать драться ножом, я уже вспотела и утомилась. Даже разрешив взять нож, сначала она учила меня только оборонительным приемам: как блокировать лезвием удар, защищая пальцы рукояткой. Как стоять боком, представляя собой меньшую цель, и держаться на полусогнутых разведенных на ширину плеч ногах ради устойчивости.

Потом мы перешли к наступательным приемам. Зои учила, как нанести удар неожиданно, как целиться в артерии между пахом и бедром, как распарывать живот и поворачивать клинок, выдергивая его.

— Не хочу этого знать, — скривилась я.

— Да тебе это нравится, — поддразнила Зои. — Впервые за долгое время ты зашевелилась. Уже несколько недель не видела тебя столь воодушевленной.

Я задалась вопросом, права ли она. Осваивать каждое движение, понимать, что действия входят в привычку, приносило удовлетворение. Однако одновременно мне претила идея вспарывать животы. Можно ли отделить действия от их последствий? Удары не допускали неуверенности и двусмысленности, ведь ты либо бьешь, либо нет. Все утро мы тренировались снова и снова. Это успокаивало, совсем как успокаивал обкусывание ногтей: бессмысленное действо, отвлекающее от тяжелых дум. Но когда я грызла ногти, страдали лишь мои собственные пальцы. А то, чему учила Зои, могло привести к чьей-то смерти от потери крови. Вдобавок где-то в другом месте будет истекать кровью близнец моей жертвы, и ответственность за двойное убийство будет на мне.

Зои снова встала в стойку, ожидая, что я отзеркалю ее позу.

— Если не тренироваться регулярно, толку мало, — пояснила она. — Нож должен оказаться в твоей руке еще до того, как ты поняла, что он тебе нужен. Должен стать ее естественным продолжением.

Я видела, как дерутся она и Дудочник — тела двигаются плавно, не повинуясь мыслям, а сами по себе. Да, Зои была права, что в драке нет ничего красивого, и я знала, что какими бы отточенными ни были их с Дудочником движения, результат оставался тем же: кровь и смерть. Мухи, жужжащие над липкими телами. Но я все равно восхищалась уверенностью, с которой они ножами вписывали в мир свои ответы.

Уже перевалило за полдень, когда мы остановились.

— Довольно, — решила Зои, когда я неуклюже блокировала ее последний удар. — Ты устала и можешь наделать глупых ошибок.

— Спасибо, — поблагодарила я, убирая кинжал в ножны, и улыбнулась Зои.

Она пожала плечами:

— В моих интересах научить тебя ради разнообразия защищаться самостоятельно. — Она уже шагала прочь. Зои была дверью, вечно захлопывающейся у меня перед носом.

— Ну почему ты такая? — крикнула я ей вслед. — Почему ты постоянно меня оскорбляешь и уходишь?

Она оглянулась.

— А ты чего ждала? Чтобы я тебя за ручку держала и косички плела? Разве мы с Дудочником мало тебе дали?

Ответа у меня не нашлось. Много раз она доказывала, что готова рисковать жизнью, защищая меня. Казалось глупым жаловаться на то, что она не стала мне подругой.

— Я не хотела видеть твои сны, — прошептала я. — Оно само так получилось. Ты не знаешь, каково нам, провидцам.

— Ты не первая провидица в мире, — отрезала Зои и удалилась.

***

Два дня спустя на рассвете мы увидели идущих по дороге бардов. Мы встали на привал всего несколько часов назад на известном Зои и Дудочнику месте: рядом с родником на лесистом холме, с которого просматривалась дорога. После устроенной Инспектором засады мы нервничали, дергаясь при каждом звуке. Вдобавок последние два дня лило как из ведра. Мое одеяло промокло насквозь, и из-за него рюкзак оттягивал плечи. Когда мы остановились, ливень сменился моросью, но все было мокрым и возможности развести костер не предвиделось. Дудочник вызвался дежурить первым. Он и заметил бардов в предрассветных сумерках — двоих путников, которые брели по дороге в том направлении, откуда мы пришли. Дудочник подозвал нас. Я куталась в одеяло под сенью деревьев, а Зои только вернулась с охоты, неся на поясе двух кроликов.

Путники были всего лишь крошечными фигурками вдали, но до нас донеслась музыка. Когда они подошли поближе, сквозь редеющий туман мы разглядели, что женщина стучит пальцами по висящему на боку барабану, выбивая ритм собственных шагов, а бородатый мужчина с посохом свободной рукой наигрывает на губной гармошке.

Дойдя до поворота, они сошли с дороги и по высокой траве направились вверх по холму к рощице, где сделали привал мы.

— Надо уходить, — сказала Зои, уже убирая флягу в мешок.

— Откуда они знают это место? — спросила я.

— Оттуда же, откуда и я, — отозвался Дудочник. — Наверняка уже не раз ходили этим путем. Это же барды, они никогда на месте не сидят. На многие мили вокруг это единственный источник воды, и к нему-то они и идут.

— Собирай вещи, — велела мне Зои.

— Погодите, — попросила я. — Мы можем с ними пообщаться. Рассказать о том, что знаем.

— Когда ты наконец поймешь, что нам нужно беречься? — рассердилась она.

— Того, что пойдет молва? Разве не этого мы добивались? Мы пытались пустить слух о резервуарах с того самого дня, как покинули мертвые земли, и у нас ничего не вышло.

— Одно дело если молва пойдет об убежищах, и совсем другое — если она пойдет о нас и нашем местонахождении, — пояснил Дудочник. — Если бы позавчера нас нашел не Инспектор, а Зак, мы бы уже все сидели в камерах, а то и похуже. Я пытаюсь защитить тебя и сохранить нам всем жизни. Мы не знаем, кому можно доверять.

— Ты видел, что случилось в убежище, — настаивала я. — И каждый день туда приходят новые люди, думая, что там ждет райская жизнь. Мы могли бы остановить этих людей, пустив слух о том, что за забором на самом деле.

— Считаешь, двое незнакомцев могут поведать об этом лучше нас? — недоверчиво переспросил Дудочник.

— Да, — кивнула я. — Нам нужны люди, которые странствуют, не вызывая подозрений. Которые в каждом поселении собирают вокруг себя толпу слушателей. Люди, которые умеют запустить новость в массы, чтобы дальше она распространялась из уст в уста.

Барду-омеге рады в любом поселении омег, а барду-альфе не откажут в крове в деревнях альф. Барды — это бродячая память мира. Они пели баллады о событиях, воспоминания о которых в противном случае ушли бы в могилы вместе с их очевидцами. В песнях речь шла и о любви между людьми, и о кровных узах семей, и об истории целых деревень, городов и областей. Пели барды и о воображаемых событиях: великих битвах и фантастических приключениях. Они играли на праздниках и на похоронах, и их песни были валютой, которую принимали везде в стране.