— А что она могла сделать? — Салли пожала плечами. — Как ты сказала, это всего лишь листок бумаги. Больше у нас ничего не было. Я сбежала из Уиндхема, а Лахлан и Элоиза погибли. Одно дело узнать, что Ковчег существовал, другое — его отыскать. С тех пор каждому лидеру Ассамблеи известно о Ковчеге. Кое-кто даже посылал корабли, как Дудочник. Но ни один не смог ничего найти.
— Несколько лет назад мы получили наводку от одного из наших источников в Нью-Хобарте, — подхватила Зои. — Срочный отчет о том, что всплыли документы, имеющие отношение к Ковчегу. Но в то же время про них прознал Синедрион, налетел и раздавил всю ячейку. С тех пор ничего.
Я подумала об Эльзе, которая пустила нас пожить к себе в детский приют в Нью-Хобарте. Она никогда не рассказывала про покойного мужа, кроме одного раза, когда я спросила ее про Остров. «Мой муж задавал вопросы», — сказала она тогда. Вспомнилось, как воздух на кухне приюта переполнился страхом, когда я подняла тему Сопротивления, как запаниковала и в страхе выскочила из комнаты Нина, помощница Эльзы, как Эльза отказалась это обсуждать.
Вероятно, я так никогда и не смогу спросить, участвовал ли он в Сопротивлении. Синедрион захватил Нью-Хобарт. Мы-то с Кипом сбежали, но сам город сейчас больше походил на тюрьму.
— Не совершай ошибку, — предостерег Дудочник. — Синедрион ищет Ковчег и Далекий край. Если уже не нашел. У них намного больше возможностей, чем у нас. И, вероятно, больше информации.
Я посмотрела на листок.
— Ты же не думаешь, что люди из Ковчега все еще живы?
Салли покачала головой:
— Четыреста лет прошло, и о них за это время ничего не было слышно. Они наверняка все мертвы.
— Лабиринт костей, — пробормотал сидевший у окна Ксандер. — Огонь. Вечный огонь…
Дудочник отвел глаза от Ксандера, чтобы тщательно вглядеться мне в лицо.
— Ты что-нибудь чувствуешь? — Он склонился ко мне, дотронувшись кончиками пальцев до моего колена. — Хоть что-то, исходящее от бумаги, о том, где может находиться Далекий край? Или сам Ковчег?
— У Лючии и Ксандера ничего не вышло, — заметила Зои.
— Она не такая, как они, — отмахнулся Дудочник.
Зои раздраженно отвернулась. Неужели она думала то же, что и я: «пока нет»?
Как-то на Острове Дудочник попросил меня посмотреть на карту — смогу ли я помочь найти Далекий край? Тогда у меня ничего не вышло. Но сейчас все могло обернуться по-другому. Тогда Далекий край был для меня всего лишь надеждой. Теперь же он материализовался через смятый лист бумаги. У нас есть доказательства, что он существует или по крайней мере когда-то существовал. Я взяла листок и закрыла глаза.
Я пыталась думать о полете. Мне не удавалось даже представить, как выглядели летательные аппараты времен До, как они работали, но я сделала все возможное, чтобы вообразить себя парящей над морем за краем земли. Попыталась увидеть Остров, каким его помнила — пятном в бескрайнем море. Дальше на север, где представила зимние льдины, о которых рассказывал Дудочник. На запад и юг, где подо мной не разворачивалось ничего, кроме воды. Я хотела почувствовать проблеск другого берега, появляющегося в поле зрения ниже.
Но я не летела. Я тонула. Вода поднималась надо мной, смыкалась над лицом. Я открыла рот, чтобы закричать, ожидая ощутить резкую соль океана, но вместо этого распробовала сладость — вкус настолько приторный и искусственный, что меня передернуло от его гнусности. Я бы узнала его где угодно.
Я не могла пошевелиться. Когда скосила глаза направо, увидела рядом лицо. Трудно было рассмотреть его в мутной жидкости. Волосы колыхались, закрыв половину лица. Затем жидкость колыхнулась, и они сдвинулись. Рядом со мной плавала Эльза.
Я закричала. Дудочник схватил меня за руку и выдернул из пучины видения. Я посмотрела вниз — мои ладони дрожали, бумага в пальцах трепетала, словно крылья мотылька.
— Что ты видела? — воскликнула Зои.
Я встала, медленно двигаясь под гнетом новости, которая прижимала меня к земле.
— Они собираются всех поместить в резервуары. Интернирование города — лишь начало. Всех жителей Нью-Хобарта поместят в баки.
— Сейчас речь не о Нью-Хобарте, — отозвался Дудочник. — Сосредоточься на Далеком крае. И на Ковчеге.
— Не могу. Я чувствую именно это. Видела Эльзу под водой.
Дудочник спокойно продолжил:
— Ты должна знать, что все к тому идет с тех пор, как альфы закрыли город. Жителей никогда не собирались освобождать.
Ну естественно. Заку мало поместить в баки всех, кто пришел в убежища. Город стал тюрьмой. А скоро превратится в город-призрак, как подводный город у Затонувшего берега.
— Знаю, ты переживаешь за своих друзей, — сказал Дудочник. — Но нам не под силу освободить Нью-Хобарт. Это означало бы открытую войну, которую нам не выиграть. Единственный способ, которым мы можем помочь Эльзе и другим, — найти Ковчег или Далекий край. Так что сосредоточься. Это важнее, чем Нью-Хобарт.
— Нью-Хобарт, — эхом отозвался Ксандер.
Мы все повернулись. Я не слышала, как Ксандер прошел через комнату, чтобы встать у меня за спиной.
— Солдаты ищут, — сказал он.
— В Нью-Хобарте? — спросила я.
— Нью-Хобарт, — повторил он. Но разве угадаешь — подтверждение это или просто эхо?
— Не волнуйся, — успокоил его Дудочник. — Они искали Касс. Не нашли — она сбежала.
Я вспомнила плакаты с изображением «конокрадов», развешанные по всему городу.
— Нет, — ответил Ксандер. Он говорил нетерпеливо, словно с детьми или недоумками. Посмотрел на меня. — Не тебя они ищут.
Я почувствовала, как заливаюсь краской.
— Ты прав. Не меня, вернее, не только меня. Исповедница в основном искала Кипа. — В то время я этого не понимала и не видела настоящей сущности Кипа. — Но все кончено. Они больше не могут причинить ему боль.
— Ничего не кончено, — возразил Ксандер. Он замолчал, глядя на меня и склонив голову на бок. Несколько секунд он не говорил. Мне хотелось схватить его и выдавить из него слова, как последние капли сока из лимона. Он отвернулся, посмотрел в окно и напоследок тихо произнес: — Лабиринт костей.
Ω
В тот же день, пока Дудочник сидел с Ксандером, а Салли паковала вещи, Зои вывела меня на улицу, чтобы продолжить тренировку. Она позволила мне тренироваться с ножом, хотя поминутно останавливала и критиковала.
— Смотри на мой клинок, а не на свой. Быстрее. Следи за своим запястьем — блокируй удар, вот так и отобьешься. Старайся встать повыше — смотри, земля неровная. Ты же не хочешь добавить себе нагрузки, сражаясь с тем, кто наседает сверху?
Я не могла состязаться с Зои, потому что ее лезвие двигалось, как язык ящерицы, но подаренный Дудочником нож уже ощущался как мой собственный, а не чужой. Я привыкла к его весу, к углу, под которым рукоять встречалась с лезвием. Знала, как плотнее сжать пальцы, чтобы блокировать удар, как расслабить запястье, чтобы атаковать противника.
У окна дома я заметила движение. Ксандер. Губы обвисли с одной стороны, взгляд расфокусирован. Он смотрел туда, где мы стояли, но видел не нас.
Зои воспользовалась тем, что я отвлеклась, и резко бросилась на меня — пришлось отступить на несколько шагов вниз по склону.
— Не считай ворон! — прикрикнула она. — Ты снова сдала высоту.
Я кивнула, взвешивая в руке клинок, прежде чем снова закружить вокруг нее.
Явился взрыв, обжигая мой взгляд пламенем.
Короткий миг, но Зои успела пробить мою оборону. Кончик ее ножа мягко тронул мою грудь.
— Если такое произойдет в бою, ты труп. — Она отступила, опустив клинок.
— Взрыв, — прошептала я.
Я не знала, как ей объяснить, что в видениях о взрыве мы все мертвы, а мир превращается в пепел.
— Думаю, это из-за того, что Ксандер рядом. — Я оглянулась на окно. — Видения приходят чаще обычного.
— Так сосредоточься посильнее.
Я подняла клинок, и мы снова закружили друг вокруг друга. Она напала, я блокировала удар. Я замахнулась, целясь ей в плечо, она метнулась назад. Но потом голову снова наполнил взрыв: отголосок, белая вспышка, которая заставила меня отбросить нож и закрыть лицо руками.
Зои тоже вонзила оружие в землю.
— Нет смысла тренироваться, когда ты в таком состоянии.
— Я стараюсь! — крикнула я. — Ты просто не представляешь, что такое видения.
Она проследила мой взгляд до окна.
— Я пытаюсь тебе помочь. Ты хочешь в конечном итоге стать такой же, как он?
Я подняла нож, она сделала то же самое. Мы тренировались, пока не стемнело, но Зои успокоилась и уже не исправляла меня так часто и не теснила в полную силу. В этом не было никакого смысла. Мы обе знали, что основную для меня угрозу кинжалом не отобьешь.