— Ты должен был с ними договориться! — закричала Виолетта. Она шарила рукой по земле в поисках оружия, которое Дудочник откинул своим мечом.
— С Синедрионом невозможно договориться. Это была бы последовательная капитуляция. Неужели ты думаешь, что они оставили бы нас в покое? Может, когда-то они так и сделали бы, но сейчас у них есть альтернатива — резервуары. Они не успокоятся, пока не загонят туда всех нас. Передав им Касс, я бы только ускорил этот процесс.
Он отбросил и свой меч, который упал в грязь у моих ног. Встал и посмотрел на Виолетту, все еще лежащую на спине.
— Я тоже дрался на Острове, тоже проливал кровь, и я вместе с вами скорблю по погибшим. — Сейчас он говорил не только для нее, но и для всех собравшихся. — Я собираюсь воевать и проливать кровь за Нью-Хобарт и лучше погибну в бою, чем буду влачить жалкое существование в баке.
Дудочник наклонился и протянул руку Виолетте. На секунду та замешкалась. Тонкая струйка крови тянулась от уголка рта к подбородку. Потом Виолетта приняла помощь, поднялась и прошла прочь.
Дудочник повернулся к остальным:
— Кто-нибудь еще хочет поговорить об Острове?
Никто не ответил.
— Тогда вернемся к работе. — Дудочник поднял меч.
Я увидела, как улыбнулась Салли, когда толпа шустро расступилась перед Дудочником, зашагавшим в центр тренировочной площадки.
Ω
В ту ночь меня разбудили тихие причитания в темноте. Через несколько минут я сообразила, что это не Ксандер, который мирно спал с раскрытым ртом возле Салли. Рядом с ней спали также Дудочник и Зои, лицо которой наполовину скрывало одеяло.
Плач был у меня в голове. Я стала разбирать отдельные голоса в стенаниях. Всхлипывания малыша Алекса, как когда Эльза вытирала ему сопливый нос. Пронзительный плач маленькой Луизы.
— Их забирают прямо сейчас, — прошептала я, сжимая ладонь Дудочника.
К его чести, он следующие несколько часов молчал, даже не пытаясь сказать, что все будет хорошо. Он сидел со мной, скрестив ноги, и когда я начинала раскачиваться или кричать, не пялился на меня и не пытался сдержать. Просто терпеливо ждал рядом в темноте.
Этим детям я могла помочь только тем, что выдержу все от начала до конца вместе с ними. Поэтому я смежила веки и отдалась грезам. Фургоны спускались по узким улицам, темноту развеивал единственный фонарь над возницей. Силуэт низкого здания заслонял звезды. В задней части одного из фургонов маленькие ручки через узкие зазоры цеплялись за доски. Доносящийся из фургона плач уже не был таким громким, как в начале разбудившего меня видения. Это были не вопли детей, надеющихся на то, что их хотя бы услышат, не говоря уж о помогут. Это были жалобные всхлипы детей, понимающих, что помощь не придет. И они не ошибались.