Глава 18

Все оставшиеся до атаки три дня я думала об Инспекторе. Пока в заметенном снегом лагере точили и распределяли щиты, мечи и луки, я представляла его в уютном шатре и задавалась вопросом, выдаст ли он Синедриону наши планы. Пока Саймон и Дудочник муштровали войско, а Салли вместе с ними прорабатывала план нападения, я ждала и ждала хоть какой-то весточки от Инспектора. Если он не стал терять времени, то может успеть привести к нам помощь до начала наступления. Я вглядывалась в горизонт на севере и западе. Салли держалась поодаль, но в последний день поймала меня в одиночестве, когда я всматривалась в окружавшие лагерь камыши.

— Никаких вестовых? Ничего? — поинтересовалась она.

— Ничего. — Я не чувствовала ни приближения армии, ни Инспектора. На горизонте виднелись лишь обгорелые деревья бывшего леса. Завтра мы пойдем в атаку, и пойдем в нее одни.

Я тысячу или даже больше раз видела, как взрыв опалил мир, но батальные сцены в последних видениях настолько имели отношение лично ко мне, что влияли на меня по-другому. Я видела рукоять меча, ломающую челюсть. Стрелу, пронзавшую грудь с такой силой, что кончик торчал из спины. Смерть была личным делом каждого, и подглядывание за ней казалось постыдным. В лагере, наблюдая за тем, как солдаты поправляют луки и чинят самодельные щиты, я старалась не встречаться ни с кем взглядом. Хотела позволить им сохранить тайну собственной крови.

Дудочник и Саймон никому не позволяли прохлаждаться. Муштра теперь шла круглые сутки — войско готовили к атаке в полночь. Солдаты четко выполняли приказы, и я видела, что они настроены мрачно, но сосредоточены. Но мы не могли постоянно держать их занятыми, и среди рядов протекающих палаток крепла неуверенность. До меня доносились жалобы на скудное питание и несправедливое распределение оружия. Страх распространялся по лагерю как лишай. Я слышала, что бормотали люди, сидя у костров с засунутыми под мышки руками и ссутуленными для защиты от пронизывающего ветра плечами. «Пустая затея». Те же слова, которые озвучил Инспектор.

— Так мы не победим, — сказал Саймон в ночь перед наступлением, когда мы собрались в его палатке. — Как сражаться, если солдаты убеждены в непременном проигрыше?

У меня не было для него честного ответа. Я как никто знала, что надеяться на победу не стоит. Я ведь видела кровь и сталь.

***

До самого последнего дня я не прекращала спорить с Дудочником и Зои о том, стоит ли мне участвовать в битве. Дудочник был непоколебим.

— Это безумие, — снова повторил он. — Мы берегли тебя не затем, чтобы сейчас рисковать твоей жизнью.

Мы втроем шли к палатке Саймона. Я почти бежала, чтобы не отставать от широко шагающих близнецов.

— И для чего же вы меня берегли? Если завтра мы проиграем, все будет кончено. Больше ничего сделать не получится. Нам нужно бросить на город все имеющиеся силы. Я должна там быть. Если мне придет видение, оно может помочь.

— Там и без твоих видений будет вдосталь криков и слез, — бросила Зои.

— Я могу увидеть что-то, способное помочь в сражении.

Я не хотела лезть в бой — не настолько у меня с головой плохо. Я видела бойню на Острове и никогда не забуду запах крови и стук выбитых зубов по булыжникам мостовой. Там, на Острове, я четко поняла, что целостность тела — иллюзия, легко разрушаемая мечом. Я видела, как сражаются солдаты Синедриона, и знала, что нож и уроки Зои мало чем помогут мне в кровавом хаосе битвы.

Но именно бойня на Острове уверила меня в том, что я должна принимать участие. Нельзя опять прятаться за спины других людей. На моей совести и так слишком много мертвецов, больше я не вынесу. Это себялюбие, а не мученичество. Я боялась сражаться, но еще больше страшилась прятаться и словно наяву видеть, как в мое отсутствие множатся трупы. Страшилась остаться позади под тяжким бременем призраков.

Я не пыталась это объяснить Дудочнику и Зои.

— Если солдаты Синедриона будут знать, что я там, в гуще сражения, им придется придержать коней, — попробовала я зайти с другой стороны. — У них будет приказ от Зака не причинять мне вреда. Он как всегда будет защищать себя. На Острове это имело значение, а тогда я даже не сражалась.

— Они не станут сдерживаться, — покачала головой Зои. — Только не в случае, если Нью-Хобарт так для них важен, как мы думаем. Ты слышала слова Инспектора: власть сосредоточена в руках Воительницы, а не Зака. Если ей придется рискнуть его жизнью ради защиты собственных планов, она и глазом не моргнет.

Темноволосая женщина преградила нам дорогу. После долгих дней тренировок сотен солдат тропа превратилась в месиво из полузамерзшей грязи.

— Если ты умеешь видеть будущее, — сказала она, — расскажи нам, что произойдет.

— Это не так работает, — ответила я.

Она и не подумала подвинуться.

Я не могла ей сказать, что именно видела. Ее смерть наступит совсем скоро, но я не могла озвучить это там, на грязной тропинке. Я обошла женщину, Дудочник и Зои последовали за мной.

— Скажи мне! — крикнула она вслед, но я лишь прибавила шагу. И споткнулась вовсе не из-за скользкой земли, а из-за кровавой пелены, внезапно заслонившей мне мир. Вся эта беспощадно пролитая кровь на белом снегу.

В конце концов именно эта женщина убедила близнецов пустить меня в атаку. Она и все остальные, кто собирался вокруг, стоило мне выйти из палатки. Большинство держались поодаль, глядя на меня с неловкостью и отвращением, к которым я давно привыкла. Но все они задавали один и тот же вопрос. «Скажи нам, что случится. Скажи, как это будет».

— Я нужна вам в бою, — вновь начала я, едва мы вернулись в палатку Саймона.

— Мы уже это обсудили, — сказала Зои. — Нет нужды рисковать.

— Да не во мне дело, а в них! — Я указала на полог. — Они знают, что я вижу будущее. И им нужно верить, что у нас есть хотя бы мизерный шанс на победу. Если я не пойду с вами, они окончательно утратят веру.

— Возможно, бойцы и доверяют твоим видениям, но это вовсе не значит, что они пойдут за тобой, — заметил Дудочник. — Тебе самой они не доверяют. Ты же знаешь, как люди относятся к провидцам. Слышала, что пару дней назад сказала Виолетта?

— Она права, — подала голос Салли. — Ей не доверяют, и именно поэтому последуют за ней. Они никогда не поверят, что она идет в бой, заранее обреченный на поражение.

— Я должна там быть, — кивнула я. — На передовой, где все смогут меня видеть.

Так мы и порешили. «Я рада», — говорила я себе, и это было правдой. Но легкие горели при каждом вдохе, а на шее, там, где шерстяной ворот свитера касался кожи, выступил пот. Меня обуревал не только страх перед битвой, хотя присутствовал и он. Желудок сжимался в тугой комок при мысли, что мое участие в сражении должно стать приманкой. Фальшивой надеждой для наших солдат на то, что победа возможна.

***

На закате перед битвой Салли и Ксандер сидели посреди полуразобранного лагеря. Мы оставляли их там с горсткой непригодных к сражению омег.

— Куда вы пойдете, если мы не освободим город? — спросила я.

— А какая разница? — пожала она плечами. — Я сделаю все возможное, чтобы обеспечить Ксандеру безопасность. Может быть, доберемся до Затонувшего берега. Но мы с тобой обе знаем, что если мы не победим, шансов выжить будет мало. Ты слышала, что сказал мне Дудочник дома: рано или поздно солдаты за мной придут.

Я встала на колени рядом с Ксандером, но он на меня не смотрел, зажав подбородок коленями и одной рукой выстукивая по ботинку.

— Мы постараемся найти бумаги, — сказала я ему. — Те, о которых ты нам говорил, из лабиринта костей.

Он кивнул, а затем кивок охватил все его тело — он принялся раскачиваться взад-вперед.

— Найти бумаги. Найти бумаги, — бубнил он. Неизвестно, приказ ли это был или просто эхо моих слов. Когда я пошла прочь, он все еще раскачивался.

В последние несколько недель время словно утекало сквозь пальцы. Его не хватало ни на сбор войск, ни на муштру, ни на предупреждение жителей Нью-Хобарта; и мы постоянно боялись, что опоздаем, что резервуары поглотят людей прежде, чем мы успеем их освободить. Что документы из Ковчега найдут до того, как мы войдем в город. И теперь, когда мы ждали в темноте, время словно понеслось вниз с высокой горы, набирая скорость и утягивая нас за собой.

Я знала, что должна сражаться и не бежать с поля битвы. Но стоя рядом с Дудочником и Зои, чувствуя за спиной наше войско, я осознала, что мое тело протестует само по себе. Промокшие ноги затряслись, и дрожь распространилась по всему телу, словно я была колоколом, по которому бьют набат.

Оружейники выдали мне короткий меч и деревянный щит. Я сжала эфес в потной ладони. Нож был бы сподручнее — я уже привыкла к его обтянутой кожей рукоятке, — но Дудочник настоял на мече.

— Если кто-то подберется к тебе достаточно близко для ножевого удара, ты покойница, — сказал он. — Нужен размах и массивность.

— Я не умею этим драться, — возразила я.

— Да ты и с ножом не то чтобы мастерица, — фыркнула Зои. — В любом случае, ты и не должна драться. Тебе достаточно лишь быть на виду и постараться не умереть. При наступлении держи щит над головой — лучники Синедриона будут стрелять. И не отходи от нас далеко.

Мой нож также остался при мне. В долгом марше от лагеря до кромки леса меня успокаивал его привычный вес на поясе. Дудочник и Зои тоже получили мечи. Я подняла меч Зои — такой тяжелый, что пришлось схватиться за него обеими руками, чтобы не выронить.

— Это не игрушка! — рявкнула она, вырвала у меня оружие и отвернулась.

Сейчас Зои стояла слева от меня, не сводя глаз с лезвия меча, который время от времени перебрасывала из руки в руку. Дудочник занял позицию справа. Он тоже нес длинный меч, но метательные ножи с пояса не снял. За нами стояли солдаты — набралось больше пяти сотен. Переход от лагеря сюда занял несколько часов: по болотам не получалось маршировать строем, поэтому мы шли гуськом по узким тропинкам средь ледяных топей. Лошадей так же гуськом вели в поводу, и они держали головы низко опущенными и раздували ноздри, боясь оступиться. Только на опушке леса войско смогло построиться, и теперь шеренга за шеренгой солдаты ждали начала боя. На некоторых была синяя форма стражников Острова, но большинство кутались в собственную рваную и заплатанную зимнюю одежду. Падающий снег размывал их лица. Никто не разговаривал. Я отвела взгляд от солдат и окинула им замерзшие деревья вокруг. Сосульки, твердые, как пальцы мертвецов. Все казалось невозможно четким, словно у меня впервые открылись глаза.