Но съезд все же не ограничился поэтической исповедью и принял предложение г. Милюкова, считающего себя, как известно, реалистическим политиком, выработать основы программы и тактики.

При обсуждении политической платформы возникло разногласие насчет предоставления избирательных прав женщинам, – но «подавляющим большинством голосов этот вопрос был разрешен в положительном смысле».

Аграрный вопрос был разрешен съездом более широковещательно, чем определенно, и более великодушно, чем глубоко. Союз писателей поставил себе задачей «стремление к осуществлению (как осторожно!) такой экономической политики, в результате которой весь земельный фонд страны был бы предоставлен в распоряжение трудящегося населения (как смело!)». Всякий, кто будет отстаивать добавочное наделение с выкупом, организацию переселений и другие не бог весть какие радикальные меры, будет чувствовать себя в курсе «стремлений к осуществлению» каучуковой аграрной программы. Немудрено, что к этой резолюции, столь робкой и столь «смелой» в одно и то же время, присоединилось больше 80 голосов, т.-е. все, кроме марксистов, которые воздержались (?), надо думать, из брезгливости к формулам, которые обещают все и ничего. За национализацию земли одновременно с государственным преобразованием высказалось уже только 54 голоса. Мы не будем здесь подвергать детальной критике творчество буржуазной демократии в области аграрного вопроса, – ниже мы сделаем это в другой связи.

Глубокой поучительности полны заключения гг. российских писателей по рабочему вопросу. Единогласно съезд высказался за государственное страхование рабочих, за урегулирование (а не уничтожение!) ночного труда, за ограничение (а не безусловное воспрещение!) детского труда. Вопрос о немедленном введении 8-часового рабочего дня вызвал разъединение: соответственная резолюция была принята лишь 50 голосами против 42, при 6 воздержавшихся. Тогда предложили другую резолюцию, требующую немедленного введения 8-часового рабочего дня лишь для тех производств, где он «возможен по техническим условиям в настоящее время», и принятия надлежащих мер для введения его «в ближайший срок» во всех других производствах, но и за эту резолюцию голосовало лишь 52 против 49.

Тогда было внесено предложение: ввести в платформу союза писателей не только законодательную охрану трудящихся, но и «содействие пролетариату в его борьбе за политическое и экономическое освобождение и стремление к обобществлению орудий производства». Да, да, ни больше, ни меньше! И что же? Социалистическая программа, потому что ведь это социализм, господа! – была установлена «подавляющим большинством голосов» писателей. Случилось это в вечернем заседании всероссийского съезда 6 апреля в лето от Р. Хр. 1905…

Итак, после 6 апреля 1905 г. «подавляющее большинство» русской печати стало на службу социализму. Удивительное дело, как этого никто даже и не заметил! Мы лично всегда очень внимательно следим за русской журналистикой и должны признаться, что только теперь, изучая все политические декларации русской интеллигенции за последний год, мы узнаем о такой великой и в то же время крайне дешевой победе международного социализма на нашей родине… Подавляющим большинством было санкционировано стремление к обобществлению орудий производства. Жаль, очень жаль, что по этому вопросу не было произведено поименного голосования. Так, для нас остается сокрытым поведение хотя бы делегата «Вестника Европы». Или г. Слонимский,[121] великий марксоборец, перешел к идеям коммунизма? А г. Милюков? А г. Короленко? А «Русские Ведомости»? «Мы все – социалисты», – повторили они 6 апреля знаменитые гладстоновские[122] слова. Все – и даже «Биржевые Ведомости»,[123] так красноречиво отстаивающие наряду с платформой союза платформу г. Витте! Впрочем, тут нет даже и противоречия: «Московские Ведомости», которые всерьез думают, что «они все – социалисты», не так давно писали, что кого-кого, а уж г. Витте никто, разумеется, не заподозрит в отрицательном отношении к социалистическим идеям.

Да, они все – социалисты! И те, которые высказывались против равноправия женщин, и даже те, которые голосовали против восьмичасового рабочего дня. Приняв столь внезапно социалистическую программу, эти смелые джентльмены разошлись по своим редакциям и снова взялись за свое тягло: кто продолжал защищать программу земских съездов, кто – программу г. Витте, никому еще, впрочем, неизвестную.

«Стремление к обобществлению орудий производства!..» – что же это все-таки означает? В том-то и суть, что это ничего не означает. Или, может быть, вернее будет сказать, это означает – сознательное или бессознательное – политическое шарлатанство.

Съезд заседал в такое время, когда даже г. Короленко пришлось признать, что «огромный контингент фабрично-заводского пролетариата уже сознал важность свободных политических форм» – и не только свободных политических форм, но и полной, т.-е. социалистической свободы от гнета капитала. Игнорировать пролетариат буржуазной демократии не приходится. Нужно, значит, дать место этому «огромному контингенту» на своей маленькой платформе. Восьмичасовой рабочий день? Конечно, это излюбленный лозунг пролетариата. Но ведь этот лозунг все-таки кое к чему обязывает. Тут имеешь дело прямо с цифрой: восемь часов, не больше и не меньше. Присягнуть на верность этому лозунгу значит создать для себя затруднение при обсуждении земских и промышленных программ, а также и никому еще неизвестной программы г. Витте. Но расписаться в «стремлении к обобществлению», – mon Dieu! – кого и к чему это обязывает? А между тем, это недурной козырь в борьбе с социал-демократией. Вы нас обвиняете в ограниченном буржуазном либерализме? Позвольте! мы вам сейчас покажем, – у бюро нашего союза в архиве спрятана наша программа, – так вот, если ее найти и прочитать, то из нее можно с несомненностью удостовериться, что 6 апреля 1905 года мы все клялись на перьях поддерживать «стремление к обобществлению орудий производства». Теперь понятно, почему все они социалисты… Для того, чтобы покончить с этим, прибавим, что в конце концов социально-экономические вопросы, в интересах единства, были вовсе исключены из платформы, и она оказалась чисто-политической.

По вопросу о тактике съезд признал наиболее целесообразным «прямой и активный» образ действий, и нам неизвестно, как примирилась с этим жирондистская жуть г. Короленко и тех, кто дружно аплодировал ему. Впрочем, прямой и активный образ действий исчерпывался, по мнению съезда, настойчивой агитацией в пользу немедленного созыва Учредительного Собрания, производимой путем цензурной и бесцензурной печати устройством сходок, собраний и народных митингов и, наконец, в частности, образованием ряда профессиональных союзов, с возможным объединением их деятельности в союзе союзов.

Насколько нам известно, никакого «прямого и активного» образа действий союз писателей, как таковой, не проявил. Но, может быть, можно было бы простить ему это или, по крайней мере, найти смягчающие вину обстоятельства, если б в своей газетной агитации члены его оставались верны хотя бы только принятым ими политическим директивам. Мы нашли бы для них, может быть, оправдание, если б они, не вступая самолично на путь «прямой и активной» борьбы, поддерживали бы такой образ действий в своей прессе или, по крайней мере, воздерживались от литературной агитации, направленной против прямого и активного образа действий. Но не было и этого! Не было ни одной либеральной газеты, которая бы служила своей программе иначе, как путем каждодневных нарушений ее. Не было ни одной газеты, которая воздерживалась бы от искушений занести руку на представителей «прямого и активного» образа действий! Мы утверждаем, и мы готовы принять вызов любой из наших либеральных и радикальных газет и доказать перед любым жюри, что повседневная политическая агитация всей нашей прессы, всей без исключения, стоит неизмеримо ниже даже тех политических принципов, которые представителями той же прессы признаются в торжественных декларациях. Наши оппозиционные газеты за работой отличаются одна от другой лишь степенью измены основным и элементарным принципам демократии.