Жила в одной деревеньке девочка. И всё у неё и во всей деревеньке шло хорошо. Но хорошее вдруг к ...
Жила в одной деревеньке девочка. И всё у неё и во всей деревеньке шло хорошо. Но хорошее вдруг кончилось. Посеют деревенские люди пшеницу, а следом неожиданно ударят морозы — пшеница вымерзнет. Посеют на другой год ячмень, а тут навалится засуха — ячмень выгорит. Худо стало в деревеньке! Не пахнет больше в избах тёплыми караваями, не булькают в печках горшки с кашей, новый посев начинать тоже нечем, да и разуверились люди: «Что, мол, теперь начинать? Всё равно, сей не сей, а ничего уж доброго не взойдёт…»
И вот — кто залёг на нетопленую печку, кто в углу сидит, на опустелые поля даже в окошко не глядит; приуныли и родители девочки. Лишь сама девочка всё выбегает на крыльцо, за калитку, уходит по тропинкам в окрестные поля.
Родители, конечно, спрашивают: «Зачем?» А девочка отвечает: «Не хочу без дела сидеть, не хочу весь день в пустой угол глядеть… Я на тропинках-то, может, выхожу что-нибудь живое!»
И — верно. Ходила она, ходила — видит однажды этакое гнёздышко-шалашик. Шалашик ей всего до лодыжки, но внутри кто-то как будто шебуршит.
«Живое нашла… Перепёлочка!» — ахнула девочка тихо и в шалашик заглянула. А там совсем и не перепёлочка, а крохотный старичок. Он синими глазками смотрит и говорит девочке:
— Ну вот, я хоть кого-то дождался!
— Кого же ты дожидался?
— Ваших деревенских…
— Да кто ты сам такой? — удивляется девочка.
— А я полевичок! Я вашим деревенским посевное зёрнышко сохранил. Оно — счастливое. Только надо за ним поухаживать. Зови сюда всех желающих.
Девочка — в деревню, девочка стучит во все окошки:
— Я старичка-полевичка встретила! У старичка есть одно счастливое зёрнышко! Кто желает за зёрнышком поухаживать?
Только никто на стук не выходит. Все говорят:
— Какой такой старичок? И что проку в одном зёрнышке? Вот если бы воз, тогда бы — да; а так, заниматься незнамо чем да на удачу, нет у нас больше никакого желания…
Родители ответили так же, и девочка вернулась к шалашику одна.
Старичок головой покачал:
— Что ж… Раз деревенские люди всякую веру да желание растеряли, то и мне для них не сделать ничего.
Старичок нахлобучил потуже соломенный картузик, и девочка поняла, что он собрался уходить.
— Постой, дедушка! — закричала она. — Постой! Желание растеряли не все! Ухаживать за зёрнышком желаю я!
— Ой ли? Желание должно быть крепкое. Не на минуту, не на час, не на день.
— Оно у меня навсегда! Говори, что делать?
И старичок подал девочке обыкновенное с виду зёрнышко:
— Надо его здесь вот посадить да как следует полить.
— Вмиг посажу! Вмиг полью!
Побежала девочка в деревню, принесла лопату, притащила ведро колодезной воды. А когда посадила зёрнышко и собралась поливать, то старичок говорит:
— Колодезная вода слишком жёсткая. Тут нужна водица мягкая, речная.
Речка была далеко, берега высоки, круты.
Мягкой водицы девочка принесла, но пересохшая земля воду выпила сразу, опять стала сухой, и старичок говорит:
— Неси ещё!
Так и таскала девочка воду целый день. А ведро тяжёлое, а руки не слишком сильные, да и всё время есть хочется. Старичок же спрашивает об одном:
— Желание твоё не пропало?
— Не пропало, не пропало… — едва девочка шепчет и воду всё таскает.
И вот когда вытаскала чуть ли не половину речки, земля с зёрнышком напилась вдосталь. А тут и день кончился.
— Отдыхай! — разрешил старичок.
Приткнулась девочка ничком у шалашика: ночевать домой ноги не несли.
Наутро, едва зажглось солнышко, старичок командует:
— Подымайся!
Поднялась девочка, опять было взялась за ведро, да глянула на вчерашнюю политую бороздку и — опешила! Стоит там дерево — не дерево, стебель — не стебель, но качаются на нём два огромных зерна. Одно — янтарное, другое — золотое. А старичок улыбается:
— Это чудо ещё не всё! И работа не вся. Бери зёрна, пойдём искать жернова-меленку!
Жернова были у девочки дома в чулане; там, не успели прийти, старичок распоряжается:
— Золотое зерно спрячь, бросай в жернова янтарное. Да крути, старайся!
И вот девочка старается, жернова на всю избу гремят. Родители выглянули на шум:
— Что опять такое? Молоть у нас нечего, а ты крутишь жернова!
Старичок за девочку спрятался, шепчет:
— Молчи, не объясняй!
И девочка промолчала, родители вернулись в избу.
А девочка жернова всё крутит, а верхний круг, железом кованный, весом в пуд. А янтарное зерно катается, как камень, и муки от него ни пылинки. У девочки спина разламывается, старичок же всё спрашивает своё:
— Не исчезло желание? Не исчезло?
— Не-ет… — говорит девочка, а сама чуть не плачет. За вчерашний день да за сегодняшний она очень устала.
Но тут в жерновах лопнуло твёрдое зерно, посыпалась в подставленное лукошко мягкая мука. Да столько её посыпалось, что и другие все лукошки в чулане наполнились доверху.
Захлопала девочка в ладоши:
— К папе, к маме побегу! Пускай обрадуются, пускай мама скорее на всю деревню хлеба напечёт!
А старичок:
— Хлеб на всю деревню должна испечь ты сама.
— Не умею! — говорит девочка.
— Постараешься — научишься.
Опять настало утро. Поднялась девочка — и давай протапливать давно не топленную печку, давай — умела не умела! — заводить тесто. Мать с отцом тоже проснулись и — ахнули! Пылает в избе печка, пахнет свежим тестом, с большой квашнёй возится их дочка. Возится, а сама с ног до головы вся в этом тесте да в муке. Мать обрадовалась и растерялась: «Откуда всё это?» Но не спрашивает теперь ничего, лишь, видя, какая девочка неумелая, хочет ей помогать. А девочка отмахивается:
— Помогать, мамушка, ты можешь мне только советом.
Старичок шепчет: «Правильно! Только советом…»
Сама девочка по мамушкиной подсказке поставила тесто подниматься, сама потом его разделала, посадила на противни да в печку. А как противни вытащила, так руками всплеснула. Хлебы в печке не испеклись, лишь закисли. Мать — охает, девочка — в слёзы. Забыли они второпях закрыть печную трубу вьюшкой, и жар из печки улетел раньше времени.
А старичок посмеивается:
— Это — учёба… Заводи тесто снова да ладом!
Начала девочка всю работу снова да ладом. И когда из вновь истопленной печки потянуло поджаристым да запашистым, сбежалась вся деревня. Шумит народ у крыльца, спрашивает:
— Что это у вас? Неужто хлеб?
А девочка с матерью выносят караваи:
— Хлеб! Угощайтесь, поправляйтесь!
Девочка добавляет:
— Это от полевичка, в которого вы не поверили.
— Теперь верим! — говорят соседи. — Теперь бы нам его увидеть, мы бы извинились.
— А вот он! — улыбается девочка.
Оглянулась — нет полевичка. «Ах! Он, должно быть, спрятался в избе». Побежала в избу — нет старичка. Обшарила сени — нет старичка. Заглянула в чулан — вот он, старичок, примостился за жерновами рядом с тем, вторым, золотым зерном.
— Покажись людям! — просит девочка.
— Теперь незачем.
— Но они же в тебя поверили!
— Верить в меня не обязательно. Я — был, да и пропал! Верить им надо в себя. Верить и дело делать, если даже и трудно. Ведь тебе трудно было?
— Ох, — говорит девочка, — было!
— А если бы снова всё? Ты бы не отказалась?
— Пожалуй бы, не отказалась…
— Вот пойди да расскажи всё это людям сама и передай им золотое зерно. Тебе же напоследок завет: если на что доброе решилась, то от своего желания не отступайся. А теперь — прощай!
И старичок будто растаял. Осталось в чулане лишь золотое зерно. Девочка вынесла его людям, и они золотое зерно посадили.
Вырос из него большой колос с бессчётным числом зёрен пшеничных. Их достало засеять все пашни. Жизнь в деревеньке пошла опять хорошая. А если случалась беда, то люди, веря в себя, рук теперь не опускали. Они надеялись, они работали, если даже у них оставалось одно-единственное зёрнышко. Оно, зёрнышко-то, даже и простое, ведь может обернуться чудом.
