МЭТТ
Мы сидим за столом с зажженными свечами, и Ноа тянется к моей руке. Я напрягаюсь; желание отстраниться становится невыносимым. Максимально спокойно высвобождаю ладонь и кладу себе на колено.
— Окей, что не так? — спрашивает Ноа.
— Ты о чем?
Ноа обводит взглядом зал ресторана. Кроме нас здесь несколько пар, скорее всего потому, что за комфорт уединения в этом месте приходится нехило доплачивать.
— У тебя проблемы с проявлением чувств на публике? — склонившись ближе, спрашивает Ноа. — Потому что, как я понимаю, смысл нашего пребывания здесь именно в том, чтобы показать, как сильно мы влюблены. Но никто не поверит, глядя на то, как ты от меня шарахаешься. Придется найти способ демонстрировать чувства без нежностей, если они тебя напрягают.
— Я не против публичного проявления чувств, — огрызаюсь я. — Просто... не привык. Касаться мужчин я позволял себе только в клубах, где мог притвориться кем-то другим.
Ноа откидывается на спинку стула.
— До того, как новости появились в таблоидах, сколько людей знало, что ты гей?
Глубоко вздохнув, я тянусь за бокалом вина, которое заказал Ноа, как только мы переступили порог этого дурацкого ресторана.
— Мэтт…
— Нисколько, ясно?
— Нисколько? Ты же мутил с Мэддоксом в колледже.
Я пожимаю плечами.
— Это не значит, что я рассказал ему правду о себе. Мы негласно договорились, что просто дурачимся, притворялись натуралами, хотя и занимались не совсем... «натуральными» вещами.
Ноа улыбается.
— Ты сейчас явно стараешься опустить подробности, да?
Я наклоняюсь вперед.
— Боюсь, если скажу, что видел Мэддокса голым, это волшебным образом материализует сюда Дэймона, и он надерет мне задницу.
Ноа поднимает руку:
— Эй, эй, подожди минуточку! Это что, была шутка? Ты пошутил?
Я глубоко вздыхаю.
— Я не всегда веду себя как придурок. Просто, вот это все, — я показываю на нас обоих, — напрягает. Я не знаю, как вести себя с бойфрендом на публике, потому что я этого не делал. У меня никогда не было отношений.
— Никогда?
— Я не мог позволить, чтобы о них стало известно. Не хотел заставлять кого-то скрываться. И я никому не доверял настолько, чтобы открыть свой секрет.
— Ну и как, получилось? — Ноа намекает на то, где мы и почему.
— Ну, как оказалось, анонимные связи в клубах тоже не так уж надежны.
— Да? А так и не скажешь.
— Попробуй воздерживаться сам, и посмотрим, как скоро ты окажешься в захудалом ночном клубе в поисках того, кто тебе отсосет.
— Благодаря тебе, я скоро узнаю каково это. Придется хранить целибат, пока я буду твоим «бойфрендом».
Я об этом даже не подумал. После скандала пропало всякое желание искать подобные приключения, но и в голову не приходило, что Ноа окажется в такой же ситуации.
— Прости.
Ноа улыбается.
— Это место только что стало моим самым любимым на корабле — ты и пошутил, и извинился за пару минут. Может, оно волшебное?
Я вздыхаю.
— О, подождите, он вернулся. Проехали.
— Почему у меня такое чувство, что тебе часто надирают задницу?
Ноа ухмыляется.
— Уверен, ее надирали бы гораздо чаще, если бы у моего большого, грозного папочки не было списка адвокатов длиннее родословной семейства Кардашьян.
— Послушай, я знаю, что вел себя как засранец, и хочу сказать спасибо, что ты так оперативно вытащил нас с парковки и увез от репортеров. Я постараюсь сдерживаться, но...
— У тебя сейчас трудные времена. Не переживай о том, что мне придется забыть о сексе и поддерживать нашу ложь. Я знал, на что подписывался.
— Почему ты согласился на это?
Заверения Ноа, что он делает это ради Дэймона, не имеют для меня никакого смысла.
— У меня свои причины, как и у тебя. — Ноа делает глоток вина и продолжает: — Хотя я надеялся, что ты окажешься более благодарным.
— Так и есть. В смысле, я благодарен. Не совсем представляю, как это сработает или поможет заполучить контракт, но Мэддокс сказал, что Дэймону можно доверять, и я так и делаю. Не хочу быть придурком, но я ставлю на карту все, что у меня есть. От этого зависит моя жизнь.
Ноа кивает.
— Это огромное давление.
Сейчас, посреди океана, вдали от идиотских фотографов, я впервые с начала этого безумия могу свободно дышать.
— Ну что, мир? — спрашиваю я. — Может, начнем все заново?
Ноа слишком долго смотрит, не отвечая, и я начинаю нервно ерзать. Затем поднимает бокал.
— Согласен.
Наш «мир» длится весь ужин, но затем все снова идет наперекосяк.
***
Мы возвращаемся в каюту, и Ноа протягивает мне пиво из мини-бара. Но только я думаю выйти на балкон, Ноа тянет меня назад.
— Давай здесь поговорим. Я выходил туда утром и слышал разговоры даже из кают на нижних палубах.
Я киваю и устраиваю задницу на крохотном диванчике. Ноа умудряется пристроиться рядом.
До нас доносится грохот волн Атлантического океана, бьющихся о борт. Все спокойно, пока Ноа не открывает рот.
— Мы должны поцеловаться.
Я чуть не давлюсь пивом:
— Нахрена нам это делать?
— Я не собираюсь к тебе приставать, придурок.
— Мне кажется, просьба поцеловаться немного противоречит этому утверждению.
— Послушай. Ты чувствуешь себя неуютно на людях, и мы плохо знаем друг друга. Чтобы все выглядело натурально, нужно вести себя естественно. Для этого и нужен поцелуй, чтобы ты расслабился.
Как бы мне ни хотелось признавать правоту Ноа, но эту черту нам переходить не стоит.
— Давай договоримся, что у нас все чисто платонически, чтобы не было путаницы.
— С моей стороны не будет никакой путаницы. Вполне понимаю твои сомнения — стоит лишь взглянуть на меня. Ты боишься слишком увлечься, — указывает на себя Ноа, но я стараюсь не смотреть.
— Ага, тебе повезло, что я на тебя еще не набросился.
Притом что у него реально офигенное тело. Черт бы его побрал.
— Я мог бы тебя подтолкнуть, но не думаю, что должен. Ты же и сам видишь, что это хорошая идея.
— На самом деле, нет.
— Боишься, что влюбишься? — дразнит Ноа. — Все парни влюбляются.
— Может, они западают на твой кошелек, — бормочу я.
Он щурится, его глаза приобретают грозовой оттенок. Если бы взгляд мог убивать...
— Влюбиться в тебя после одного поцелуя? — фыркаю я. — Невозможно. Даже после нескольких поцелуев. Думаю, я вообще не способен любить, так как просто не знаю, что это такое.
Парень придвигается ближе.
— Ноа... — Я начинаю ерзать.
— Ты слишком напряжен. Обещаю, что не попытаюсь тебя трахнуть. Хотя, было бы весело.
Рука Ноа неуверенно скользит по моему боку и останавливается на спине.
Я замираю. Тридцать секунд назад он считал, что я напряжен? Так вот, это ничто по сравнению с происходящим сейчас.
— Через два дня у нас фотосессия. — Его дыхание обдает мне щеку. — И тебе придется расслабиться и притвориться, что я тебе нравлюсь.
— Вот тогда это и сделаем. — Хриплю я, но тут же откашливаюсь. — Не вижу смысла целоваться сегодня.
— Тебе сейчас так же комфортно, как мне в тот день, когда экономка застукала меня по самые яйца в заднице моего бойфренда. Это было в выпускном классе. Забавный способ объявить родителям, что ты гей.
— Ты... что... как?
Если он пытался так меня отвлечь, это сработало.
— Дыши, — говорит Ноа. — И просто позволь мне тебя поцеловать.
Это точно дурацкая идея. Невероятно дурацкая. Тем не менее, глубоко в душе я не только этого хочу, но и надеюсь, что Ноа прав. Потому что я точно не смогу притворяться влюбленным в парня, которого не знаю, и рядом с которым нервничаю.
— Ладно. — Я наклоняюсь вперед и ставлю пиво на журнальный столик.
У Ноа такой ошарашенный вид, словно он не ожидал, что я могу согласиться. Возможно, для него это просто игра. Если так, то он выиграл.
Но нас это не останавливает.
Я замираю в паре сантиметров от его губ, но прежде чем поцеловать, шепчу:
— Это всего лишь эксперимент. Только один раз.
— Мэтт...
— Ты убедишься, что ничего не выйдет, и я с радостью буду тыкать тебе этим в лицо каждый день до конца этого фарса.
Ноа смеется, как будто знает, что я пытаюсь убедить себя, но смех обрывается, когда я перебиваю его поцелуем. В отличие от сегодняшнего утра, когда от меня реакции было не больше, чем от истукана, сейчас я беру инициативу в свои руки. Проникаю языком ему в рот и еле сдерживаю стон от встречного прикосновения. Уже через две секунды я понимаю, что совершил огромную ошибку.
Я пытаюсь не обращать внимания на дрожь, пробегающую по спине вслед за пальцами Ноа, и внезапно ставшие тесными штаны. Затем я неожиданно оказываюсь спиной на диване, который слишком мал для нас двоих.
Но и это нас не останавливает.
Ноа прижимается ко мне членом, и даже через два слоя одежды я чувствую, что он длинный и толстый.
Блядь, не думать о его члене!
Ноа чуть отстраняется и скользит губами по моей шее.
— Кажется, ты говорил, что тебе не понравится, — шепчет он мне на ухо.
— Мне и не нравится.
Хм-м, наверное, прозвучало бы убедительнее, если бы мой голос не надломился как у подростка, впервые открывшего журнал для взрослых. Или в моем случае, журнал о футболе. Парни в обтягивающих штанах и защитных ракушках... м-м... Неудивительно, что я влюбился в этот спорт, когда отец впервые привел меня на игру.
Ноа медленно двигает бедрами, прижимаясь твердым телом к моему каменному члену:
— Абсолютно уверен, что это говорит об обратном.
— Я просто гей, которому вылизывает рот горячий парень. Обыкновенная химия. Это ничего не значит.
— Ошибаешься. Здесь нет ничего обыкновенного. — Ноа снова накрывает мой рот поцелуем, и на этот раз я не могу сдержать стон.
Все, меня здесь больше нет. Я выпал за борт и тону в Ноа, больше не хочу всплывать, даже ради глотка воздуха.
— Мэтт, — шепчет Ноа мне в губы, и его голос возвращает меня в реальность подобно ведру ледяной воды.
Я отталкиваю его и сажусь, поправляя рубашку.
— Видишь? Не сработало. — Я тянусь за пивом, чтобы смыть вкус чужих губ.
Ноа вытирает рот и самодовольно улыбается.
— Значит, ты ничего не почувствовал?
— Нет. — Еще один глоток пива.