Я киваю. Взрыв Жар-птицы повлиял бы даже на “незримое” тело в этом измерении, если бы у неё не было такой силы, она не смогла бы вернуть нас обратно в наши тела. Когда я уничтожила эту комнату, я уничтожила тело Джози навсегда. У них больше нет причин разрушать вселенные, потому что осколкам её души некуда возвращаться. Джози наконец-то может отдохнуть с миром.

Я знаю, что поступила правильно. Но я не могу поверить, что мои родители тоже это понимают.

— И вы не сердитесь, что я это сделала?

— Мы сердимся, — резко говорит мама. — Потеря Джози никогда не будет чем-то меньшим, чем величайший кошмар, который мы когда-либо пережили. Но то, что ты сказала, о том, как она будет себя чувствовать...

— Мы думали о себе, — добавляет папа. — Только не о ней.

Мама продолжает:

— Мы ещё больше злимся на себя за то, что вообще пошли по этому пути. За то, что втянули в это Джози, а потом и нашу Маргарет. Мы пытались обмануть судьбу, которую вполне заслужили. Ты действительно сделала что-то, к чему мы тебя не подталкивали? Есть ли у нас потери, которых мы не заслужили?

— Мы бы никогда не остановились сами, — признается папа. — Но мы понимаем, почему ты остановила нас.

Они не могли так легко сдаться. Неужели они действительно услышали то, что я пыталась им сказать раньше? Они так любят Джози...

... но и меня они любят. Может быть, несмотря на ужасную потерю, которую они понесли, и возобновление их горя, они смогут отпустить Джози, если всё ещё смогут сохранить свою дочь.

Эти изуродованные портреты во вселенной Джози до сих пор преследуют меня. Если версии моих родителей из Главного Офиса могут отказаться от своих поисков, я могу попытаться примирить их с их выжившей дочерью, даже если это означает дать Ведьме счастливый конец, которого она не заслуживает.

Я напоминаю себе, что здесь нельзя использовать имя Ведьмы.

— Ваша Маргарет готова на всё, чтобы вы, обратили на неё внимание. Любите её как можно сильнее. Но вы говорили ей, что все эти люди заменимы, что любой человек во всей мультивселенной может отправиться прямиком в ад, ради возвращения Джози. Конечно, она думает, что и её можно заменить. Что она не имеет значения. И она ненавидит себя за то, что её недостаточно. Поэтому она убивала всех этих Маргарет, потому что это было похоже на самоубийство, снова и снова.

— Нет, — настаивает мама. — Она тоже хотела вернуть Джози, так же сильно, как и мы. Ты не знаешь её так, как мы.

— Мне вовсе не обязательно знать её. Я — это она. Потому что каждая наша версия — это уникальный индивидуум, который заслуживает того, чтобы быть признанным самим собой, но что-то глубоко внутри, всегда одно и то же. Вот почему я могу видеть её изнутри, когда вы не можете, вот почему я знаю, что это разрушает её, — я с трудом подбираю слова. — Когда она вернётся домой, у вас будет много работы.

Папа медленно кивает.

— Мы вернём её обратно. Так или иначе.

До тех пор, пока мне больше не придётся иметь с ней дело, отлично.

Наконец мама поворачивается к пульту компьютера.

— Активируй окончательное удаление всех файлов проекта Эвридика по моей команде.

Они действительно это делают. Они действительно собираются закончить свои поиски Джози. Всё кончено.

Но почему Пол должен был умереть за это? Несправедливость и потеря впиваются в меня когтями, снова сдавливая горло. Его смерть спасла так много жизней, говорю я себе, но мне всё равно. Не сейчас, не сейчас. В этот момент я понимаю, почему мои родители считали, что уничтожение вселенных — небольшая плата за возвращение Джози. Я чувствую, что могла бы сделать ужасные вещи, разорвать весь этот ужасный мир на части, если бы только это означало, что я снова увижу своего Пола.

Я бы не стала... никогда. Но теперь я знаю, как должно быть больно чувствовать всё это.

С Жар-птицей я всегда смогу найти его, или, по крайней мере, его версию, говорю я себе. Но это не помогает. Другая версия не годится. Я хочу того, кто бросил всё, чтобы спасти меня, того, кого я держала так близко в Москве, моего Пола. А он ушёл.

Мама бьёт по пульту. Компьютерный голос нараспев произносит:

— Инициирую завершение проекта Эвридика.

Облегчение накатывает на меня головокружительной волной. Всё кончено. Всё действительно кончено.

Свет в комнате гаснет. Через долю секунды темноты загорается один из экранов. Прямо перед нами, в десять раз больше, чем в жизни, проецируется лицо Ватта Конли.

— Генри, София, если вы смотрите это, то только потому, что пытались покончить с проектом Эвридика, — Конли, кажется, ещё более печальным, чем они. — Когда я поклялся вернуть Джози, несмотря ни на что, я должен был учесть все возможные слабости в нашем плане. Одной из таких слабостей была возможность того, что вы потеряете желание к продолжению. Поэтому я принял меры, чтобы даже вы никогда не смогли остановить меня.

Этого не может быть. Но в проецируемом свете изображения Конли я вижу, какими бледными и измождёнными стали мои родители.

— Я не сержусь, — говорит Конли. — Я прощаю вас. Иногда надежду вынести ещё труднее, чем горе. Ради Джози, один из нас должен быть достаточно сильным, чтобы выдержать это. Похоже, это я.

Мама наклоняется, чтобы посмотреть на компьютерный терминал, где с головокружительной скоростью проносятся данные. Она шепчет:

— Боже милостивый.

Конли складывает руки перед лицом, как человек, молящийся, и быстро касается пальцами губ, прежде чем продолжить.

— Я принял меры предосторожности, обнаружив некоторые из наиболее важных исходных векторов в мультивселенной. Эта информация уже запрограммирована в "Жар-птице", и Маргарет готова действовать.

Он имеет в виду Ведьму, а не меня. Её Жар-птица была запрограммирована на уничтожение с самого начала.

— Этот сигнал уже поступил к ней, и она немедленно начнёт действовать. Конечно, это увеличивает ущерб, который нам придётся нанести, но я знаю, что вы простите меня, когда мы вернём нашу Джози, — Конли улыбается. — Когда-нибудь.

Экран становится чёрным, оставляя нас в темноте снова, за исключением мерцающего света от прокрутки данных на терминале моей мамы.

— Чёрт возьми, — папа действительно похож на самого себя. — Мы должны были предвидеть это. Конечно, он знал.

— Но он не может вернуть Джози! — протестую я. — Это невозможно, когда её тело исчезло.

— Ватт не знал этого, когда устанавливал этот предохранитель, — объясняет мама. — Должно быть, он сделал это несколько месяцев назад. Может быть, даже годы.

Папа и мама просто сидят, ссутулившись, как будто потерпели поражение. Они всё ещё не заботятся о других измерениях, это ни что в сравнении с их горем. Хотя они больше не пытаются активно уничтожить эти миры, они не будут бороться, чтобы спасти их.

Но я не собираюсь прекращать борьбу. Ни сейчас, ни когда-либо ещё.

— Мы должны спасти их, — когда мои родители смотрят на меня, я продолжаю: — У вас есть ещё одна Жар-птица? Если вы скажете мне, в какие измерения идти, что делать, я всё равно смогу их защитить. Есть же стабилизаторы. Просто скажите мне, что у вас есть Жар-птица!

Мама, кажется, выходит из оцепенения. Она подходит к ближайшей консоли и нажимает пару переключателей. Консольная дверь скользит в сторону, открывая Жар-птицу.

Подождите секунду. Когда приходит осознание, я шепчу:

— Она моя. Та самая, которую Ромола украла у меня в Римской Вселенной.

— Самое меньшее, что мы можем сделать, это вернуть её, — говорит папа с грустной, сломленной улыбкой.

Я киваю. Нет времени плакать из-за Пола. Я даже не могу позволить себе думать о нём, потому что не смогу этого вынести. Я должна продержаться достаточно долго, чтобы завершить миссию, ради которой он умер.

Тогда я наконец-то смогу развалиться на части.

— Ладно, я готова, — я снова включила "Жар-птицу". Эта тяжёлая цепь на моей шее редко была так приятна. — А куда мне идти в первую очередь? Вы можете дать мне данные, не так ли?

Папа качает головой.

— Все не так просто, Маргарет.

Мама показывает на терминал перед собой.

— У Конли есть заговоры внутри заговоров, планы внутри планов. Мультивселенная бесконечна, и он использовал её уязвимость в полной мере. Я и не подозревала, что он так сильно нам не доверяет, но сейчас это не имеет значения. Достаточно сказать, что пока Конли хочет идти по этому пути, а наша дочь готова ему помочь, мы не можем его остановить. Блокирование бесконечного числа путей, по определению, невозможно.

— И это все? Он победит? — я тяжело опускаюсь. Похоже, единственный выход — убедить Конли передумать, но я не думаю, что смогу это сделать. Сомневаюсь, что кто-то смог бы. В этот момент речь идёт не только о любви к его потерянной Джози, но и о том, чтобы никто никогда не помешал ему сделать то, что он планировал. Гордость может быть такой же сильной, как любовь, и чертовски более жестокой.

— Нет, дело не в этом, — мама выпрямляется. — Мы можем сделать ещё один шаг. Радикально, очень радикально. Но как только это будет сделано, Конли больше никогда не сможет угрожать другому измерению.

Моя первая реакция — гнев.

— Так почему же вы не сделали этого с самого начала вместо того, чтобы сделать остановку, которая насторожила Конли?

— Потому что решение состоит в том, чтобы навсегда изолировать это измерение от всех остальных, — папа кладёт свою руку поверх маминой, неожиданно нежный жест. — Мы могли бы превратить его в своего рода карманную вселенную, собственный крошечный пузырь.

— Так... вы никогда больше не сможете путешествовать из этой вселенной. Ваши Жар-птицы не сработают, — я понимаю, почему они не хотят этого делать. Тем не менее, полное страдание на лицах моих родителей говорит мне, что этот сценарий может стать гораздо более мрачным.

— Это самый лучший вариант, — говорит мама. — В худшем случае пузырь лопнет. Это измерение разрушится.