Глава 1

Субботнее утро: Наше время

Мое удостоверение лжет мне. Понятия не имею откуда, но я просто это знаю. Так же, как знаю, что квадратный корень 168 это 12,961 и т. п. Хотя, честно говоря, я не в курсе, откуда знаю и это тоже.

Одной рукой сжимаю пластиковый прямоугольник, заявляющий, что я София Эрнандес, студентка колледжа имени Роберта Трита. Другой хватаюсь за раковину в общественном туалете, чтобы удержаться от падения.

Воздух шумный и густой. Позади меня девушки приходят и уходят, толкая друг друга, чтобы пробиться к раковине или сушилке. Все они мне незнакомы. Тут же в голову приходит мысль, что любая из них могла бы быть опасна, но, опять же, я не знаю, почему так думаю.

Нужно просто дышать. Коричневый кафельный пол размывается перед глазами, пока я борюсь за самообладание. Еще раз проверяю удостоверение, затем перевожу взгляд на зеркало. Те же темные волосы и глаза. То же лицо. Но я не София, кем бы она ни была. Иногда имя не соответствует человеку, словно пара джинс, которые слишком широки в талии, но слишком узки в бедрах. Мне нравится свое отражение, но такой стиль подходит для чьего−либо другого тела.

− Милая, ты в порядке?

Подпрыгиваю от звука голоса. Женщина, обращающаяся ко мне, так же не кажется знакомой.

− Я в порядке. Спасибо.

Мой голос уверенный и сильный, но себя я таковой не ощущаю. Ложь дается мне легко, в отличие от осознания собственного имени.

Убирайся отсюда. Они идут. Не доверяй ей. Не доверяй никому.

Вздрагиваю от случайной мысли, которая становится все более настойчивой, вибрируя в задней части мозга. Ноги начинают дрожать.

− Ты уверена? — спрашивает женщина. — Смотри, какой у тебя жуткий порез.

Киваю и переключаю внимание от удостоверения к порезу над левым глазом. Все еще влажная кровь прилипла ко лбу. Я не помню, как поранилась, но, видимо, это было адски больно.

− Да, я уверена.

Я запихиваю удостоверение незнакомки в кошелек незнакомки, а его запихиваю в рюкзак незнакомки. Затем плещу воду на лицо и стираю кровь.

Рана продолжает кровоточить, так что я роюсь в сумке и нахожу бинт, чтобы перевязать ее. Кем бы ни была София, она пришла подготовленной. Ей же лучше.

И хорошо для меня, ведь нужно поскорей убираться отсюда.

Они идут.

Кем бы они ни были.

Сделав глубокий вдох, нащупываю путь к выходу, затем потихоньку переступаю ногами, поскольку будто слышу женский голос в своей голове.

«Ребята, это София», − говорит он.

Голос такой чистый, такой знакомый, что на мгновение кажется, будто он настоящий, а говорящий это человек стоит рядом со мной, ожидая ответа, которого у меня нет. Я словно застряла в том ночном кошмаре, когда нужно выступать перед всеми на сцене, но ты не можешь вспомнить слов или игру своего персонажа. Но, конечно, никто не стоит рядом, а люди вокруг не обращают на меня внимание. Они ведь не могут слышать мое воспоминание.

Не думай об этом. Говорю я себе. Это не по−настоящему.

Все−таки по−настоящему, потому что я знаю этот голос. Помню.

Кто−то толкает меня, и я спотыкаюсь. Колесики чемодана почти проехались по ногам. Игнорируя боль, хватаюсь за обрывок воспоминания, отчаиваясь узнать большее, но больше ничего не слышу. София ли я? Имя по−прежнему мне не подходит, но человек, который говорил, определенно знал меня. Это ясно, как квадратный корень 168. Так что, я должна быть ею, хоть таковой и не являюсь.

Снова проживаю этот ночной кошмар. Я забыла, кем являюсь. И даже не знаю, в какую игру уже втянута.

Уходи.

Вешаю рюкзак Софии — свой? — на плечо и направляюсь к менее занятому уголку. Я нахожусь на станции, это более чем очевидно. Здание большое и бежевое, с высоким потолком, высокими окнами вдоль одной стены и множеством столов и палаток с едой. Южная станция, наконец, читаю на одном из многих знаков. Южная станция, но где именно?

Придерживаясь периметра, удаляюсь от фудкорта в поисках разгадки. Здесь есть гигантский знак, рекламирующий виски, и другой знак для биотерапии, ускоряющей метаболизм — «Диета — это двадцатый век. Измени свое тело, а не свое питание. Поговори с доктором сегодня». Над эскалаторами еще больше знаков, направляющих к неизвестным станциям: Красная линия, Серебряная линия.

Как насчет жизненной линии? Я могла бы воспользоваться чьей−нибудь помощью.

Не доверяй никому.

Правильно, двигайся дальше. Всегда ли я была таким параноиком?

Сувенирная лавка на другой стороне от эскалаторов продает легкие спортивные свитера и кепки с надписью Бостон. Это должно быть место, где я нахожусь. Как попала сюда − это другой логичный вопрос.

Уходи. Уходи. УХОДИ.

Я сжимаю руки в кулаки. Не могу. Не знаю, куда мне идти.

Плетясь через лабиринт столов, решаю купить попить и немного еды. Трудно думать, когда ты голодна, так что пока присяду и соберусь с мыслями. Я сбита с толку вот и все. Действительно, сбита с толку, словно перекачана наркотиками. За исключением того, что никогда, на самом деле, не принимала наркотики.

По крайней мере, я думаю, что никогда не принимала наркотики. Откуда я могу знать? Почему так уверена? Черт, это вероятно знак, что я принимаю наркотики.

Вопрос и замешательство пульсируют в мозгу, прямо позади глаз, и я прижимаю ладонь ко лбу. Не знаю, что наркоманы предпринимают, чтобы протрезветь, но алкоголики пьют кофе. Возможно, это сработает со мной.

Так что дополнительный вопрос: люблю ли я кофе?

С безопасного расстояния, наблюдаю за людьми, приближающимися к прилавку и за их последовательностью. Не особо помню, как это делается. Да и не должна, учитывая, что помню ничего другого. В конце концов, когда я уже уверена, что справлюсь, присоединяюсь к очереди.

− Сливки и сахар? — спрашивает парень за прилавком.

− Эм, — очередь передвигается в раздражении — Нет.

Продвигаюсь мимо пары южноамериканцев и ухожу с бубликом и своим напитком. Он горячий, горький и я гримасничаю. Возможно, все же я не люблю кофе.

Или, может, люблю. Меняю мнение минутой позже, после того, как добавляю молоко и сахар. Хорошо мозг, сделай заметку насчет этого. Или еще лучше, просто работай должным образом. Как я знаю, что такое бублик и кофе, но не знаю, люблю ли их? Как знаю, что не принимаю наркотики, когда веду себя, словно наоборот? Нелогичность этого беспокоит, словно зуд, который нельзя почесать.

Я обдумываю поискать больницу, но жужжание в голове говорит, что это ужасно плохая, абсолютно ужасающая идея. Покоряясь своей паранойе, отпускаю эту мысль и ищу место, чтобы присесть.

Над некоторыми прилавками есть балкон, так что продвигаюсь в этом направлении. Они выше земли, это важно. Но есть ли там ступеньки выше? Это тоже важно. Мне нужен маршрут выхода.

Хотелось бы только знать зачем.

Только несколько человек сидят то тут, то там, так что большинство столов пусты. Осматриваю пожилую пару, парня с наушниками, который горбится над своим ноутбуком и несколько рабочих на перерыве. Ниже люди с едой все еще ищут место, чтобы сесть. Некоторые из них сдаются и садятся на пол. Такое ощущение, что большинство из них настолько глупые, что даже не могут оглянуться вокруг.

Я всегда оглядываюсь. Это то, в чем я более чем уверена.

«Хороший шпион всегда наблюдателен. Он знает, что его окружает. Твое окружение — это камуфляж и хороший арсенал».

Это женский голос, который слышу в своей голове, но он не такой же, как предыдущий. Тот голос был молодой и делал меня счастливой. Этот голос глубокий и резкий. Этот заставляет мускулы напрячься. Не знаю, кто говорит, но совет звучит так, будто я слышала его уже миллион раз.

Что ж, если вникать в детали, то четыреста семьдесят один раз. Но кто считает?

Снаружи, люди спешат вдоль тротуара мрачной, серой улицы. Все пустынное, холодное и скользкое, с наполовину растаявшим снегом. Зимняя рвота. Это не тот вид, на который хочется отвлекаться, поэтому занимаю столик у балкона и наблюдаю за прилавками с едой и путешественниками, передвигающимися там. Так я смогу увидеть каждого, с какой бы стороны он ни подошел. Узнаю ли я тех, кого жду. Кажется, нет.

УХОДИ.

Стискиваю зубы и жду, пока безумные галлюцинации пройдут. Но тело начинает трясти, а страх такой сильный, что ворует дыхание. Но куда я пойду? Вскочу зайцем на случайный поезд? Это было бы блестяще. Возможно, однажды я и знала Бостон, но теперь−то не знаю.

− Вот ты где, — парень с косматыми обесцвеченными волосами ставит две чашки на стол, и я подскакиваю, практически роняя кофе от удивления.

Кайл. Имя возникает откуда−то в нефункционирующих частях мозга, и вместе с этим, его образ. Парень передо мной выглядит точно так же, как в и моём воспоминании, только одежда другая. Пытаюсь вспомнить больше о нем, но терплю неудачу.

Ничего не поделать, приходится поднять взгляд — темные глаза, длинные ресницы, сильные скулы. У него удачный ассортимент расовых смешанных особенностей, которые не могут не заставить повернуть голову. Удивительно горячий. Хотя это и не то, о чем следует беспокоиться в данный момент, но ничего не могу с собой поделать. Сердце пропускает удар, довольствуясь таким развитием событий.

Он кладет рюкзак на пол, затем плюхается напротив меня.

− Везде искал тебя, Эрнандес. Ну, полагаю, ты уже купила себе кофе.

О, да — он знал, что мне нравится кофе, даже притом, что я этого не знала. Тогда ладно.

С осторожностью присаживаюсь. Нарастающая паника в желудке кажется направленной не на него. Кем бы они ни были, они не Кайл. Но откуда я его знаю? Что он здесь делает? В таком случае, что я здесь делаю, и не вместе ли мы что−то делаем здесь? Дерьмо, надеюсь на это.

− Ты в порядке? — спрашивает Кайл — Выглядишь ошарашенной. Что произошло с твоей головой?

Трогаю повязку.

− Не знаю. Она кровоточила.

Он передвигается через стол и берет мою руку.

− Но ты не знаешь почему?