Глава 13

Субботний вечер: Наши дни

− Семь, ты слышишь меня?

Кайл. Где Кайл? Его они тоже схватили, или он сбежал? Он в безопасности?

− Открой глаза.

Они схватили меня. Проклятье. Думаю, что они действительно схватили меня.

− Семь, открой глаза. Ты дома. Ты в безопасности.

Я знаю этот голос. Он ласковый и дружелюбный. Независимо от того, на чем я лежу, оно тоже мягкое. Что случилось в гараже? Полагаю, я не умерла.

− У нее сотрясение мозга?

Кто бы ни спрашивал это, он мямлит. Все, что я слышу − это «нет», сопровождаемое шумом.

В комнате становится ярче. Это причиняет боль, и я борюсь с ней, но мои веки дрожат. Требуется много усилий, чтобы держать их открытыми. На секунду все становится слишком ярким, и я ничего не вижу. Потом это проходит, и мир становится прежним.

Я мгновенно просыпаюсь.

− Где я?

Все белое, белое и до боли яркое − кровать, стены, занавески. Больница. Я нахожусь в больнице.

Держись подальше от врачей!

− Нет! − я отпихиваю простыню со своих ног, слишком встревоженная, чтобы обнаружить, что я в халате и пытаюсь слезть с кровати. Но резкая боль в левой руке не позволяет уйти слишком далеко. Трубка торчит из моего предплечья. Почему я прикреплена к капельнице?

− Семь, остановись.

Задыхаясь, я останавливаюсь, отвлекаясь на знакомый голос и лицо. Мужчина, который приближается ко мне − это единственное здесь, что не является разновидностью белого. Он одет в темный костюм и галстук, и седина проступает на его густых медно-рыжих волосах. Он высокий, но худой, с лицом, которое напоминает мне мышь.

Но он не мышь. Имя всплывает сразу, ударив меня по голове как кирпич.

− Мэлоун?

Он улыбается. Мэлоун улыбается. Я помню это.

− Да, с возвращением, Семь. Ты была ранена, и тебе надо прилечь. Мы проводим ряд тестов.

Я киваю, потому что все это подскакивание выжало из меня все соки, но что-то все равно со мной не так, и я изо всех сил пытаюсь выяснить что.

− Фитцпатрик! Она сказала, что мои воспоминания собирались стереть. Она сказала, что меня скорее всего снимут с миссии КиРТа. Она сказала…

− Тише. Никто не собирается стирать твои воспоминания, и никто не снимает тебя с миссии. Отдыхай. Мы должны выяснить, что с тобой случилось.

Я ложусь на спину, не чувствуя успокоение.

— Этот твой парень меня накачал.

− Я знаю, но пока отдыхай, − Мэлоун накидывает одеяло обратно на меня. − Он, вероятно, испугался тебя.

Подушка ощущается хорошо, и я погружаюсь в нее с головой. Сколько часов прошло? Ждет ли меня Кайл в кофейне в Бостоне? Может быть, я смогу написать ему позже и дать знать, что все в порядке.

Кайл − что-то в нем меня тоже напрягает. Что-то, что мне нужно вспомнить, но столько всего в тумане.

Я покачиваю левой рукой, ненавидя ощущение капельницы, стремясь вытащить ее оттуда. Я хватаюсь за нее правой рукой и внимательно осматриваю.

Ах, да. Это не капельница, верно? Мне следовало знать это, но я все равно удивлена. Мое сердце, кажется, провалилось в яму в животе.

Это провода. Я подключена к сети.

Я настороженно моргнула, и сосредоточила внимание на комнате. Сейчас не так ярко, как было раньше, или, может быть, мои зрачки больше не расширены. Приподнявшись, разминаю мышцы и обнаруживаю, что левая рука болит. Неудивительно. Я больше ни к чему не привязана.

Медицинская лента и кусок марли обматывают то место, где был воткнут кабель.

Я сгибаю руку несколько раз, рассматривая непокрытую кожу на наличие знаков провода под ней, но все, что вижу − синие вены. Хотя он и близко к поверхности, кабель хорошо спрятан среди них.

− Меня зовут не София Эрнандес, — шепчу я, чтобы услышать собственный голос. Грусть распространяется от груди, и мои щеки нагреваются от этого. Мне нравилось быть больше ею, чем собой.

− Нет, − говорит мужчина в белом халате, входя в комнату.

Я сворачиваю руки в кулаки под одеялом, раздраженная тем, что меня услышали. Лицо медика мне знакомо. Я уверена, что видела его, но имя остается загадкой, и я не ценю его самодовольный тон.

− Ты должна поесть и выпить чего-нибудь, − он указывает на столик у кровати. Теперь, когда он упоминает об этом, я понимаю, что в горле пересохло. − Ты помнишь, кто ты такая на самом деле?

Я пью воду небольшими глотками.

— ГИ1 − Семь.

ГИ1: первый успешный класс гибридов, созданных в лагере. Полные нейронно-технологические интеграции также известные, как биологические компьютеры. Не такие сильные, быстрые или физически жесткие, как класс киборгов, но независимые и гораздо более в состоянии вести себя как обычный, естественно созданный человек.

Гораздо более в состоянии, потому что несколько минут назад, я на самом деле верила, что была одной из них.

Я протираю глаза и тыкаю в сэндвич с тунцом. Хлеб стал сырым. Уф. Я не могу вспомнить еду в КиРТе, но я уже скучаю по ней.

И по Кайлу. Дерьмо. Столько всего ушло из моей памяти, но его лицо до того, как мы разошлись и вкус его губ − все это слишком ясно.

Дыры в моей памяти. Дыры в моем сердце. Я когда-нибудь увижу его снова? Должна ли я хотеть увидеть его снова? Я никогда не выясняла, можно ли ему доверять. Эта информация, вероятно, упала в одну из этих «провалов» памяти.

Медик подключает свой планшет, не обращая внимания на мои о-ох-так-человеческие потрясения.

− Ты знаешь, какой сегодня день?

Мне все равно, какой сегодня день.

− Декабрь.

− Какое число?

Я пожимаю плечами и немного перекусываю, хотя чувствую, что меня тошнит.

Медик хмурится и делает заметки о моем провале.

− Ешь, − говорит он мне, игнорируя тот факт, что я уже ем. − Мэлоун будет здесь в ближайшее время.

В ближайшее время превращается в десять минут двадцать одну секунду. Не то, чтобы я считала сознательно. Это, как будто, части моего мозга вращаются онлайн. Или, что более вероятно, теперь, когда я знаю, из чего состоит мой мозг, я полностью осознаю, что он делает.

К тому времени, как Мэлоун появляется у моей кровати, я уже поела.

− Как ты себя чувствуешь?

− Отлично, − это то, что он хочет услышать. Никто не хочет, чтобы их робот − есть в нем девяносто пять процентов человеческого или нет − был угрюмым.

− Как твоя память?

− Как швейцарский сыр¹⁰.

Мэлоун сигнализирует медику, чтобы он оставил нас, затем закрывает дверь за ним.

− Мне жаль это слышать. Мне также жаль, что твое возвращение было травмирующим.

Я скрещиваю руки на груди.

− Твой парень наставил пистолет на меня и накачал наркотиками.

− Это было непреднамеренно, − он тянет за собой стул. − Как я уже сказал, он, вероятно, был очень осторожен. Для тех, кто знает о тебе, у ГИ мощная репутация. Ты должна гордиться.

Я чувствую сотню вещей в данный момент, но гордость − не одна из них.

− Мы думали, что у тебя появились проблемы, когда твой жучок отключился, − говорит Мэлоун. − И когда ты изначально сбежала, мы не знали, чего ожидать. Я бы разрешил ситуацию по-другому, если бы мог, но я летел обратно из Амстердама сегодня утром. И не был полностью осведомлен о том, что произошло, до тех пор, пока ты не вернулась сюда.

Это все объясняет. Интересно, если бы Мэлоун позвонил мне, изменило ли это что-нибудь? Вызвало ли бы воспоминания раньше?

Мэлоун разворачивает планшет с листами и сканирует все, что там написано.

− Мне сказали, что ты получила удар по голове, и жучок не только отключен, но и утерян. Ты хоть представляешь, как все это случилось?

Я провожу пальцами по задней части своей шеи. Так вот откуда этот порез. Жучок был бы моим ВУ (выслеживающим устройством), таким образом моя позиция могла бы контролироваться, и я могла бы быть извлечена при необходимости.

− Нет, я не помню, как это случилось.

Мэлоун поджимает губы.

− Ты была с человеком, когда мои агенты нашли тебя. Кто он?

Его голос наполнен подозрением. Отсюда снова появляется то тошнотворное ощущение. Мог ли Кайл вытащить мой жучок? Я думала, может он подставил меня так, чтобы эти люди могли найти меня, но ясно, что нет. Подставил ли он меня так, чтобы кто-то другой мог найти меня, вроде террористической организации, охотящейся на Х?

− Он один из тех, кого я знала в КиРТе. Студент.

− Ты помнишь что-нибудь еще о нем? Что-угодно, что может предположить, что он работает против нас?

− Нет, − да. Но слишком много моих воспоминаний пропали. Я не уверена, что то, что я нашла в комнате Кайла когда-либо представляло ценность для нас, и так как я не уверена, лучше держать рот на замке. Мне плевать, даже если это иррационально. Я хочу защитить Кайла. Я хочу, чтобы он был на моей стороне.

Что еще более важно, если я признаюсь, что нашла, то возникнет вопрос о том, почему же не упомянула об этом раньше, но я просто не в состоянии объясниться.

Я не уверена, что Мэлоун верит мне, поэтому и меняю тему.

− Что случилось с моими воспоминаниями?

Мэлоун вздыхает.

− Мы еще не знаем, хотя я подозреваю, что что-то в твоей схеме повредилось. Мы провели несколько тестов, пока ты была без сознания, и скоро должны получить ответы. Потеря памяти обычно не бывает постоянной, и, если это вызвано чем-то, что связано с шишкой на голове, тогда есть хороший шанс, что все вернется в срок.

− Потом я вернусь обратно в КиРТ?

− Возможно. Сейчас для всех в колледже, кто обеспокоен − ты со своей семьей до тех пор, пока не оправишься от травмы головы. Ты упомянула о своей миссии раньше. Помнишь, почему ты была в этой школе?

− Вы имеете в виду, какая у меня была миссия? Да, я помню.

Немного напряжения спадает с лица Мэлоуна.

− Хорошо. Ты не помнишь, нашла ли ты то, что искала?

Плохие люди идут. Читай Харриса. Беги!

Этот фрагмент воспоминания − или что бы это ни было − врезается в меня, крадя дыхание. Я подпрыгиваю, мое сердце выскакивает, руки потеют и резко перебрасывают ноги через край кровати.

Я восстанавливаю контроль прежде, чем ноги упадут на пол, и замираю. Что это было? Плохие люди − это были те мужчины на Южной станции. Не учитывая того, что они не были плохими вообще. Теперь я поняла это. Они не опасны для меня. Они никогда не были опасными для меня.