Шейн
— А вот и я...
Не говоря ни слова, я оглядел её с ног до головы быстрым взглядом и этого было более чем достаточно. Меня учили наблюдать, запоминать и группировать детали. За эти несколько секунд я собрал уже достаточно.
На ней была толстовка Columbia, спортивные штаны и белые сникерсы. Никакого макияжа. Никаких аксессуаров.
Кажется, Джоанна посылала сообщение — «меня не интересует», очень жаль, но до меня долетало совсем другое. Она едва коснулась меня взглядом — знак того, что моё присутствие всё ещё заставляет её испытывать неловкость. Рыжая натянула манжету на толстовке, и её щёки приобрели более выраженный цвет, чем обычно. Она нервничала, и не нужно было проверять расширение зрачков или другие телесные сигналы, чтобы понять — я её возбуждаю.
Я снова посмотрел на пламя, шевелящееся в камине, и бросил в огонь полено.
— Я использовал твою сушилку, надеюсь, ты не возражаешь, — решительно произнёс я.
— Без проблем.
— В любом случае через десять минут одежда должна высохнуть, а потом избавлю тебя от своего присутствия.
Произнося эти слова, я выбрал нарочито резкий тон и даже не посмотрел на неё. Хотел удержать на расстоянии, и сразу дал понять, что нам двоим нечего сказать друг другу; вместо этого почувствовал покалывание в позвоночнике. Она смотрела на меня, я был уверен.
— Тебе не нужно уходить, — пробормотала в ответ. Её голос звучал слабым дыханием, будто слова боялись быть произнесёнными. — Можешь... ты можешь остаться... Конечно, если хочешь остаться!
Я слышал, как она стала приближаться.
Шаги позади меня были лёгкими, неотличимыми от дождя, бьющего по деревянным балкам, в то время как её дыхание стало неровным, почти беспокойным, я бы осмелился сказать.
Я посмотрел на свои руки. На них остались отметины от всей работы, которую я переделал за последние месяцы. Они даже выглядели словно чужие, но они были моими, потому что, как и я, дрожали от желания сжать её кожу, ощутить мягкость и текстуру. Неодобрительно осмотрев руки с обеих сторон, я зажмурился, чтобы убрать с глаз долой. Однако даже в темноте мои чувства били тревогу от слишком близкого присутствия Джоанны, жара огня, облизывающего лицо, и от омывавшей ноздри смеси её запахов.
Мне нужно убираться. По возможности сразу или, во всяком случае, пока не стало слишком поздно.
— Прости, — возразил я почти ехидно, — не пойми меня неправильно, но я лучше вернусь к себе.
Я увидел, как на полу замерла её тень. А дыхание у Джоанны исчезло, удерживаемое где-то, оно застряло так глубоко, где никто, даже она, не могла его услышать. Я думал, после этих слов она отступит с опущенной головой; представил, как рыжая забьётся в угол, не имея даже смелости взглянуть на то недостойное существо, которым я был. Вместо этого, Джоанна снова меня удивила.
— Окей, я поняла…
— Что? — Я едва повернулся, ровно настолько, чтобы увидеть, как её лицо побагровело, слегка от жара огня и немного от чего-то ещё.
— Ничего, — разочарованно выдохнула она. — Тебе явно не нравится моё присутствие, так что... не стесняйся, уходи, когда захочешь.
Я не ответил ей. Позволил огню быть единственной точкой контакта между нашими глазами, пока таймер сушилки не разрезал создавшееся безмолвное напряжение.
Я попытался встать, но она остановила меня, схватив за руку…
— Подожди, я разберусь!
— В этом нет необходимости.
Мы оба встали, и наши тела, неотвратимо, соприкоснулись.
— Настаиваю. По крайней мере, позволь мне как-нибудь отплатить за то, что ты только что практически спас мне жизнь.
Джоанна подняла голову, глядя мне прямо в глаза. Выражение на её лице до сих пор оставалось ранимое, но появилось что-то ещё, что затуманивало ей взгляд. Казалось, она хотела оторвать всю холодность и безразличие, которые я напустил на себя, и выяснить, действительно ли я могу ей сопротивляться. И я бы не смог, чёрт возьми! Я бы точно не выдержал, ощущая, как стал наливаться член.
Снаружи произошла вспышка, за которой последовал такой оглушительный гром, что затрясся фундамент. Я чувствовал её возбуждение, как приход дождя: меняющийся воздух, дующий ветер и запах влаги, проникающий через ноздри.
— Можно задать тебе вопрос?
— Даже если отвечу «нет», что-то подсказывает мне, ты всё равно его задашь.
— Почему ты продолжаешь шпионить за мной издалека, а потом становишься таким недружелюбным?
— Что, прости?
— Ты прекрасно понял.
— Ты ошибаешься, О'Рейли, это не я недружелюбен, это ты хочешь того, чего я не могу тебе дать.
— А откуда ты знаешь, чего я хочу?
— Забудь, только возьму свою одежду и уйду.
Ориентируясь лишь в свете от пламени камина, я обошёл Джоанну и направился в ванную.
— У тебя даже не хватает смелости ответить?
— Что я должен тебе ответить?
— Не знаю, ты мне скажи!
Резко остановившись, от раздражения я сжал челюсти.
— Можно узнать, что ты от меня хочешь? — спросил я обернувшись. — Какого х*ра ты от меня хочешь?
— Я... я... не знаю — пробормотала она в ответ.
— Не знаешь, — подчеркнул я, возвращаясь, — или не хочешь признаться?
Она опустила взгляд и стала наблюдать за моей тенью, вибрирующей на деревянных досках.
— Итак, О'Рейли, скажи мне: чего ты хочешь?
Я схватил её за руку и положил себе на грудь.
— Мы оба знаем, о чём говорим, не так ли?
Провёл её рукой по волоскам, покрывающим грудь, опускаясь к мышцам живота до края полотенца. Я видел, как у неё округлились глаза и приоткрылся рот. Она была взволнована и возмущена одновременно, лучше так; по крайней мере, решит раз и навсегда оставить меня в покое.
— Что ты делаешь?
— Мне правда нужно тебе объяснять?
Только в этот момент она, казалось, очнулась от транса, в который впала, отдёрнула руку и ударила меня по лицу. Меткой пощёчиной, одной из тех, что заставляют тебя повернуть голову. Я облизал губы, внимательно изучая её сузившиеся веки и бороздящую лоб зловещую морщинку. Джоанна дышала с трудом, словно прикладывала нечеловеческие усилия. Она посмотрела на ладонь, а затем безвольно опустила руку.
— Извини... я не хотела тебя ударить.
Её зрачки стали огромными, словно два чёрных моря поглощали самую глубокую зелень, которую я когда-либо видел. Она начала задыхаться и моё тело двинулось непроизвольно. Полномасштабный акт неподчинения. Я схватил рыжую за затылок, и прижался ртом к её губам.
Я не хотел её.
Я не желал никого, но перестать пожирать её губы не мог. Во мне проснулся голод, примитивный и ненасытный голод, который выбрал именно этот момент, чтобы освободиться от цепей.
Я двинулся вперёд, заявляя права на то, на что не должен был претендовать. Я не должен был приближаться к этой женщине. Нет, не следовало, но отступать было уже поздно.
Продолжая наслаждаться ею, подтолкнул Джоанну к столу позади неё, быстро смахнув рукой всё с его поверхности. Она вздрогнула, схватила меня за плечи и потёрлась бёдрами об эрекцию, теперь уже довольно заметную.
Траншея, в которой я прятался больше года, обвалилась, и возвращаться было уже поздно.