— Самый сладкий мед, который я когда-либо пробовал.

Ее бедра обвиваются вокруг моей головы, пока я теряюсь в ней. Все, о чем я сейчас беспокоюсь, это как заставить ее кончить сильнее, чем когда-либо раньше. Я хочу оставить свой след на ней. Я хочу, чтобы она помнила это, когда все закончится. Почему я этого хочу, я подумаю позже, когда вернусь к своему одиночеству. Сейчас у меня есть куда лучший повод для размышлений, чем возвращение в мою пустую, регламентированную жизнь.

Я приближаюсь к ее клитору и сильно посасываю его, работая языком вверх и вниз, пока проталкиваю в нее пальцы. Эта комбинация вызывает желаемый эффект, и она разрывается криками наслаждения, которые ударяют прямо по моему стволу. Он хочет ее трахнуть немедленно.

Она все еще кончает, когда я проникаю в нее, сотрясается во втором оргазме, нахлынувшем поверх первого. Вжимает пальцы в мои ягодицы и толкает меня глубже в себя. И когда я приближаюсь, поднимает свои бедра каждому моему удару на встречу. Мы двигаемся вместе, как давние любовники, и эта мысль сбивает мой ритм на секунду.

Конечно, она это замечает. — Ты в порядке?

— Да, дорогая, со мной все хорошо. А ты?

— Мммм. Да, я в порядке

Я улыбаюсь ей. — Самая сладкая медовая конфетка, которая у меня была [Sweetest Bit-O-Honey I ever had — название американской конфеты с начинкой из меда — прим. перев.].

Она улыбается в ответ и запускает пальцы в мои волосы, притягивая меня и награждая сладким и нежным поцелуем, мне становиться больно внутри от того, что никогда не случится. Если бы я был другим. Если бы я был способен… Но я не способен, и желать вещей, которые никогда не произойдут — это верный путь к безумию.

Я знаю себя, и у меня нет сомнений, что лучше сохранить статус-кво, чем отклониться от курса, который держал меня в трезвом уме все эти годы. Но признаю, что я испытываю желание хотеть большего впервые со смерти Джордан, и это чертовски пугает меня.

— Черт, Хани, — я начинаю выходить из нее. — Я забыл презерватив.

Она останавливает меня.

— Я на контроле рождаемости, и я чиста.

— Я тоже чист. Я давно ни с кем не был. — Я восстанавливаю ритм, беспощадно двигаясь дальше, и забирая ее с собой. — Боже, как же хорошо.

Она снова кончает, и сокращения ее тугой киски вокруг моего болта приводят меня к оргазму. К сильному оргазму, я ложусь на нее, когда мои руки уже не держат меня. Я боюсь раздавить ее, но ей, кажется, все равно. Она запускает пальцы в мои волосы такими нежными, успокаивающими движениями, и я расслабляюсь в ее объятьях.

Мои глаза становятся тяжелыми от ночи без сна. Мне нужно подняться и идти домой. Ночь вместе — не часть моего обычного поведения, но я решаю, что останусь еще на пару минут, это не причинит мне вреда.

Глава седьмая

Блэйк

Следующее, что я понимаю, что наступило утро. Солнечный свет пробивается сквозь шторы спальни Хани, запах кофе и бекона сжимает мне желудок. Ебать. Я ночевал у нее. Я посмотрел на часы и увидел, что уже больше десяти утра. Я не могу вспомнить, когда я последний раз просыпался так поздно.

Стоп… Я вспомнил, и это лишило меня воздуха. Моя мама разбудила меня ближе к полудню, чтобы сказать, что звонила Джордан, и просила приехать за ней, чтобы поплавать в нашем бассейне. Ее машина была в мастерской, и я был ее личным водителем всю неделю. Бормоча, я заставил себя вылезти из постели, поехал за ней, и привез ко мне домой плавать.

Спустя столько лет, я все еще помню ее белое бикини, и как оно оттеняло ее темный загар. Мама Джордан была мексиканкой, и наградила свою роскошную дочь ее темными волосами и кожей.

Моя мама приготовила нам ланч и ушла в парикмахерскую. Как только ее машина покинула подъездную дорожку к дому, мы побежали в мою комнату, где следующие два часа занимались любовью, пока я не повез ее обратно домой, она должна была присмотреть за своим младшим братом. Грузовик ударил нас через четыре квартала от моего дома и за шесть кварталов до ее дома. Я этого не ожидал.

Воспоминания огорошивают меня, вызывая боль и напоминая, почему я не ночую ни с кем, почему не завожу отношений, или не теряю себя с помощью силы прекрасного забвения, которое приносит сон — потому, что мои кошмары возвращают меня в темноту.

Убегаю от прошлого, боли и скорби, которая выжимает все соки, но еще не нашел лучшего защитного механизма. Таращась в потолок Хани, я провожу пальцами по волосам, мечтая о каком-то средстве для стирания памяти. Ирония в том, что я не помню саму аварию, но четко помню каждую минуты, проведенную с Джордан. Я помню блаженную радость первой любви и ужасную, мучительную агонию, когда узнал о ее смерти.

Я содрогаюсь от воспоминаний о том, как мои родители в слезах стояли у моей больничной койки, когда сообщали мне новость.

Какого хера я думаю об этом дерьме сейчас? Злой на себя, я поднимаюсь и иду в душ Хани. Я одеваюсь быстро, с намерением убраться отсюда как можно скорее и при этом не показаться грубым.

Хани на кухне, одета в футболку, что едва прикрывает ее голую задницу. Волосы собраны в высокий хвост на макушке, и она напевает кантри-песенку своим чистым голоском, который напоминает о временах, когда она была певицей в местной группе. Странное чувство возникает внутри меня, наполняя меня тоской. Не могу сказать, почему я тоскую, но знаю, что это как-то связано с ней.

— Голоден? — спрашивает она, шпионя, как я рассматриваю ее.

— Я мог бы поесть. — Стоп, откуда эти слова? Я же собирался уходить. — Пахнет превосходно.

Она жестом указывает на барные стулья у стойки.

— Присаживайся.

Я уйду после завтрака. Она же напряглась и приготовила его. Будет как-то тупо не остаться и не поесть приготовленную ей пищу, а еще я голоден. Яйца легкие и пушистые, бекон прекрасно поджарен, и тост намазан маслом для меня. Она придвигает ко мне кружку с кофе, приготовленным так, как я люблю, со сливками и двумя ложками сахара, и присоединяется ко мне за соседним стулом.

Она дала мне вдвое больше, чем себе [имеется в виду размер порции — прим. перев.]. Метафоры не потеряны для меня. Той ночью она пришла ко мне с желанием быть с мужчиной, который знает, как ублажить женщину. Но может ли она догадываться, что ее милое обожание делает со мной?

Внезапно понимаю, что не хочу, чтобы это заканчивалось, но как я могу ей об этом сказать? Мне все больше нужна она, ее обожание, невероятного секса и нежности. Паника нарастает в моей груди, и выталкивает весь воздух. Кровь пульсирует сквозь мое ожившее сердце, как будто мертвая конечность возвращается к жизни. Я чувствую что-то к Хани, что-то, чего не чувствовал еще после смерти Джордан.

Но как мне изменить правила, которые я сам установил? Я думаю об этом затруднительном положении, пока допиваю свою вторую кружку кофе.

— Мне нужно поехать посмотреть на место следующего заказа по работе сегодня в полдень. — Слова вырываются быстрее, чем я успеваю подумать о последствиях сказанного. — Не хочешь поехать со мной?

Она смотрит на меня с нескрываемым удивлением.

— Конечно. — Очко в ее пользу, что она не напоминает мне о том, что я сказал сегодня ночью, что чтобы ни было между нами, все закончится сегодня.

Ее однословный ответ — невероятное облегчение для меня, и я знаю, что у меня будет больше времени с ней. Как много? Я не могу сказать, но сейчас меня это вполне устраивает.

Хани

Он вел себя тихо за завтраком, поэтому его приглашение удивило меня. Я думала, он ищет изящные пути ухода. А вместо этого он обдумывал, как пригласить меня поехать куда-нибудь с ним.

Интересно. Мне понадобилось немного усилий, чтобы скрыть настоящий шок от его предложения. С ним нужно вести себя легко, иначе полностью его спугну. Проведя последние две ночи с ним, я не хочу его оттолкнуть. Я хочу как раз наоборот, но я знаю его, поэтому стараюсь много не думать над простым предложением, даже понимая, что ничего простого в нем нет.