Я иду в гостиную и поднимаю трубку, которая находится у бабулиного кресла. Даже спустя десять лет после ее смерти это все еще ее кресло.

— Алло?

— Это Хани Кармайкл? — спрашивает мужской голос. На заднем фоне я слышу музыку и разговоры.

— Да, кто это?

— Это Джимми из бара. Вы приходили сюда как-то вечером, и ушли с Блэйком. Я прав?

Я тяжело сглатываю от понимания, что люди действительно стали свидетелями моего вульгарного предложения и узнали меня. Я хотела, чтобы земля провалилась у меня под ногами. И что нужно этому парню? Что-то, что досталось Блэйку? От этой мысли мне сводит желудок. — Д-д-да, — говорю я, потому что не могу отрицать. — А что?

— Он сейчас здесь и пьет больше, чем обычно. Я пытался дозвониться его другу Гарретту, но не смог. Вы не могла бы приехать и забрать его?

Я в шоке от услышанного. Блэйк не может так напиться. Он никогда так не делает. — Да, конечно. Я буду через пятнадцать минут. Не дайте ему уйти.

— Он никуда не уйдет, сладкая. Не в мою смену.

— Спасибо, что позвонили. Большое вам спасибо. — У меня дрожат руки, пока я одеваюсь и впрыгиваю в шлепки. Сев в машину, я еду чересчур быстро в любимый бар Блэйка, так же известный как «место преступления».

Целую неделю после нашего запоминающегося уик-энда, все мышцы в моем теле чувствовали последствия сексуального марафона. Естественно, у меня была пара тяжелых фотосъемок. Самая худшая из них была сегодня, снова с близнецами, которые плакали все время, пока я работала. Мне тоже весь день хотелось плакать.

Выйдя из студии с раскалывающей головной болью и планами понежиться в ванной, я собиралась пораньше лечь спать. Знаете, что говорят о планах… Вот она я, мчу ночью на спасение Блэйка от него самого. Мои мысли кружатся вокруг того, почему именно сегодня он решил сбежать от своего рутинного поведения.

Может из-за меня?

Кого я обманываю? Он вряд ли хоть раз подумал обо мне с тех пор, как поцеловал в лоб на прощание, и оставил на крыльце. Он поступил именно так, как они с Лорэн предупреждали. И не должно было быть причин, моему подавленному состоянию. Просто он вернулся и провел со мной вторую ночь, и еще двадцать четыре часа, чем зажег лучик надежды. Дурацкой надежды. Жизнь не раз меня учила, что надежда — неудовлетворенная сучка. Например, после бабулиной химиотерапии и облучений. Я надеялась, что она победит рак, но спустя месяц бабуля умерла, вместе с моей надеждой.

После той оглушительной потери, я научилась быть осторожнее. Надеяться, что Блэйк Дэмпси внезапно захочет большего от женщины, и что этой женщиной буду я. Это так банально, что я истерически хохочу. А потом истерически плачу. Я ненавижу себя за то, что разрешила погубить свою жизнь, этим «развлечением на одну ночь».

По правде говоря, я не суровая девчонка, которая вульгарно предложила себя Блэйку в баре тем вечером. На самом деле, я сентиментальное ревущее нечто, как в данный момент. Мне бы хотелось действительно быть более отвязной девчонкой, это Лорэн убедила меня в том, что я могу быть такой.

Я не виню Лорэн. Мы вместе сочинили план, который сработал именно так, как мы планировали. Это не ее, и не моя вина, что он сработал лучше задуманного.

Я сворачиваю с шоссе на грязную парковку у бара. Уик-энд, теперь ощущается как тот, что мгновенно напоминает мне об успехе того первого вечера с Блэйком. Высокое парение ведет к крушению при падении. Вот какой урок я выучила. И судя по состоянию, в котором я нахожу Блэйка, может быть, не я одна, кто находится в печали.

Он повис на стойке перед батареей пустых бутылок и рюмок от шотов.

Джимми, бармен, кивает мне в направлении Блэйка. Я раздумываю, прикоснуться к нему или заговорить, проскальзывая на стул рядом с ним, не могу сдержать желание прикоснуться к нему.

Когда моя рука опускается на его плечо, он поднимает на меня свой плавающий взгляд, на мгновение его глаза загораются удовольствием, но оно быстро сменяется глубокой печалью, которая передается мне и проникает в каждую косточку.

— Что ты здесь делаешь? — спрашивает он смазано.

— Джимми позвонил мне. Он сказал, что тебя необходимо подвезти домой.

— Почему ты?

— Он видел нас тем вечером.

— Ты не должна здесь находиться, Хани. Тут не место таким женщинам, как ты.

Я хочу уточнить какая я, но сейчас не время для вопросов.

— Позволь мне отвезти тебя домой.

— Не хочу домой. Там ничего нет. Тут я хотя бы могу выпить еще. — Он сигналами показывает Джимми повторить, но тот игнорирует его.

— Я буду там, — отвечаю ему, прежде чем подумать хорошая ли это идея. Что я предлагаю?

— Ты будешь? — говорит он с надеждой в голосе. Сказанные таким тоном два слова ударяют прямо в сердце, которое теперь, официально, преданно ему и этой ситуации.

— Да, я буду.

— Ты не уйдешь?

Я прикусываю нижнюю губу, чтобы не зарыдать от того одиночества, что вижу в его глазах.

— Я не уйду.

— Обещаешь?

Он убивает меня прямо тут, одним коротким предложением.

— Обещаю.

Я слегка сжимаю его ладонь, прося его пойти со мной, и поглядываю на Джимми, который показывает нам уходить. Блэйк постоянный клиент, так что Джимми запишет все на его счет. Я благодарно улыбаюсь Джимми, обнимаю широкую спину Блэйка, направляя его на выход.

И опять, все видят, как мы медленно идем, шатко направляясь к двери. Я благодарна за то, что Блэйк еще в состоянии ходить. Еще бы парочка глубинных бомб [коктейль из шота виски, погруженного в пиво — прим. перев.], и пришлось бы его выносить.

Техасская жара ударяет прямо в лицо, когда мы выходим из бара на парковку. Он отклоняется пару раз, но все же позволяет довести его прямо до машины. Следующее испытание, это засунуть его 195-сантиметровую раму в мою крошечную машинку. Я уверенна, что сторонние обозреватели находят это комичным, к моменту, когда наконец-то застегиваю на нем ремень безопасности, я вся мокрая от пота.

Пока мы пробираемся сквозь город, он едет с откинутой головой и закрытыми глазами, а я пытаюсь дышать ровно, осознавая что пообещала остаться с ним. Он не хочет быть один. Мое сердце танцует от счастья, понимая, что он нуждается во мне. Несмотря на тот платонический поцелуй в лоб, еще ничего не закончилось.

Надежда возрождается во мне, как феникс возрождается из пепла. Я упоминала, что люблю драматизировать при любой возможности?

Останавливаюсь на подъездной дорожке Блэйка, и меня одолеваю воспоминания о том, что случилось первой ночью, но теперь я в предвкушении чего-то иного. Я наклоняюсь и отстегиваю его, обхожу машину, чтобы помочь ему выйти.

Он спит мертвецким сном.

Я трясу его за плечо.

— Блэйк. Давай. Мы у твоего дома. Проснись.

Он не двигается.

И какого черта мне теперь делать? Я не могу оставить его здесь на всю ночь на жаре. Спустя секунду обдумывания вариантов, я решаюсь зажать ему нос. Он просыпается, дергается и материться, его взгляд очень удивленный, когда он находит меня, стоящую над ним.

— Росинка Хани… Что ты тут делаешь?

Он не помнит, как я увозила его из бара?

— Просто помогаю тебе безопасно добраться до дома. — Я беру его за руку и помогаю выбраться из машины. Когда он обнимает меня за плечо, он почти роняет нас обоих, мне удается удержать нас.

Наше шатающееся путешествие к входной двери напоминает плохой три-ногий рейс [популярная игра, когда у двоих игроков одна нога привязана к другому игроку, являя собой их общую ногу — прим. перев.].

— Какой код, — спрашиваю я, найдя клавиатуру вместо входного замка.

— Шесть, шесть, два, два, — шепчет он в секунду, когда его губы уже на моей шее, и я почти забываю код, что он мне только что сказал. Мне приходится ввести его дважды, когда дверь наконец-то открывается, и мы практически вваливаемся внутрь.

Он начинает заливаться смехом, и я понимаю, что годами не слышала его смех, как будто ничего в мире его не волнует. Может так напиться — это именно то, что ему было нужно.