— Что вы считали? А вы видели, как у меня под Новинском было? Я вас спрашиваю, видели?
— Видел, товарищ генерал. Однако опыт войны в целом учит, что…
— Вот это здорово, вот это мне нравится! Кирпичников, понял? Служит у меня, кажется, не первый день, все знает, как надо делать, все сделал наоборот и еще болтает об опыте войны! Где командир полка? Рясинцев!
— Слушаюсь, товарищ генерал.
— Камышина!
— Слушаюсь, товарищ генерал.
Но Камышин и Балычев, кем-то предупрежденные, что командир дивизии находится на позициях первого батальона, уже спешили сюда.
Бельский, коротко кивнув Камышину, спросил:
— С первым батальоном мне все ясно, с Лебедевым что?
— Не понял вашего вопроса, товарищ генерал, — спросил Камышин.
Бельский еще больше нахмурился.
— Не понимаете?.. Лебедев тоже в двадцати метрах от «противника» зарылся?
— Никак нет, товарищ генерал. Мы определили расстояние в триста — триста пятьдесят метров.
— «Мы»! Кто такие «мы», позвольте вас спросить?
— Я считал, что действую не вразрез с уставными положениями, — ответил Камышин. — Я дважды по этому поводу беседовал с оперативным отделением штаба дивизии.
— Ну, с ними у меня отдельный будет разговор. Рясинцев, карту!
Рясинцев поднял упавшую на землю карту. Свежий глянец был запачкан землей и мазутом. Бельский, брезгливо морщась, пальцем показал новые позиции.
— Немедленно начинайте переделывать. Соберите людей, расскажите им о Новинске. Эта операция прославила нашу дивизию. Надо поднять боевой дух солдат.
— Разрешите мне, товарищ генерал, — выступил вперед Балычев. — С нами вместе работали и командиры приданных подразделений танков и артиллерии…
— А это уж, товарищ замполит, не ваша забота. Вы, наверное, забыли, что мы, пехота, царица полей, являемся здесь хозяевами?
— Я это знаю, товарищ генерал. Однако осталось совсем мало времени. И если мы сейчас…
— Вот и покажите, на что вы способны, товарищ замполит! Товарищ Кирпичников, это по вашему ведомству…
Кирпичников вынул маленький блокнот и, щурясь, что-то записал.
— Завтра к трем часам зайдите в политотдел. Захватите все данные.
С минуту Бельский стоял молча.
— Нехорошо, товарищи, — сказал он наконец. — И меня подводите, и себя. В любую минуту может приехать командир корпуса. Как мы будем выглядеть? Надеюсь на вас, полковник, — Бельский протянул руку Камышину. — И ты, герой, не очень умничай, — повернулся он к Ивану Алексеевичу. — Все вы, молодежь, только и думаете, как бы поперед батьки в пекло.
— Никак нет, товарищ генерал, — сказал Иван Алексеевич. — Разрешите доложить свои соображения!
— «Свои соображения»! Поменьше громких фраз, Федоров! Побольше дела! Ну, что у тебя!
— В первый день Новинской операции, товарищ генерал… Я хочу сказать, товарищ генерал, расстояние было слишком большим до первой немецкой траншеи. Я полагаю, надо было усиками подбираться.
— Ай-ай-ай… А мы-то с Шавровым до этого не додумались!
— Но опыт войны учит, что…
— Вот именно: «опыт войны». Я вам об этом начиная с Девятого мая толкую. Надо помнить, что Новинск — это святыня наша. А если кто забыл, тому и напомнить не грех. В тяжелом бою, в поту кровавом добыли мы нашу победу!..
Он сел в машину, но правой ногой еще касался земли, и казалось, что только эта нога удерживает здесь генеральский «опель». Видимо, Бельский еще что-то хотел сказать, но, взглянув на Ивана Алексеевича, ничего не сказал, и в то же мгновение машина, шурша в потоке жухлой листвы, быстро взяла в места. Иван Алексеевич напряженно следил за ней, словно боясь, что вот-вот оборвется какая-то важная связь. Зажегся красный огонек, потух, снова зажегся, потом осталась маленькая красная точка, потом и она исчезла.
— А вы, майор, не отчаивайтесь, — услышал Иван Алексеевич спокойный голос Камышина. — Как говорится, на войне всякое бывает. Обойдется, уляжется. Да ведь завтра это все совсем не так страшно будет выглядеть. Солдат жалко: труд не малый.
— А я на завтрашний день очень рассчитываю, — возразил Балычев. — Что невозможно было сказать здесь, в этой обстановке, вполне возможно в политотделе.
— Товарищ полковник, разрешите к вам с вопросом обратиться? — спросил Иван Алексеевич.
— Да обращайтесь, боже мой!.. Что вы официальщину разводите?
— Товарищ полковник, вы считаете ранее принятое решение правильным?
Камышин пожал плечами:
— Да как вам сказать? В общем, конечно, правильным. Идея вполне современная.
— А если так, зачем же сдаваться? — спросил Иван Алексеевич. — Так, за здорово живешь…
— Не за здорово живешь, а по приказу командира дивизии, — напомнил Камышин.
— Хорошо, пусть так. Я это понимаю. Но можно ведь подать рапорт на имя командира корпуса. Не возбраняется, товарищ полковник…
— Ну, это уж вы оставьте, — сказал Камышин сердито. — Вот когда будете командиром полка, тогда так и поступайте. А я человек ученый. Рапорт-то я обязан через командира дивизии подать.
— Прошу извинить, товарищ полковник, — заметил Балычев, — но это законный порядок. Даже на войне…
— Если на каждый случай рапорты писать, бумаги не хватит, — перебил его Камышин. — Нет, все. Приступаем к работе. — Он снял фуражку и большим клетчатым платком вытер лоб. — Что здесь за климат, ей-богу: с утра туман, чуть ли не мороз, а днем солнце по-летнему греет…
Через час у командира полка началось совещание, на котором Камышин приказал в соответствии с указанием генерала отодвинуть исходные позиции в тыл на четыреста — пятьсот метров.
А еще через час все уже были заняты новой работой.