Крестьяне. Будьте покойны, любезный рыцарь, с вами будут хорошо обращаться.
Брат Жан. И зорко за вами следить.
Белиль. У меня нет желания вас обманывать, и потому мне нечего бояться.
Белиль и Лангуаран уходят.
Симон. Поезжай в Париж, Моран: ты на язык остер.
Моран. Поезжай сам. Отец Жан не едет, я остаюсь с ним.
Тома. А я, если хотите, поеду. Чего мне бояться?
Брат Жан. Вы этого хотели, и кончено. Нечего об этом рассуждать. Подумайте теперь о ваших требованиях. Завтра мы пошлем наших выборных в Париж. Но, повторяю, будем едины: не надо расходиться! Как раз во время перемирия, перед заключением окончательного мира, нельзя выпускать из рук оружия.
Симон. Вы знаете, что половина наших через неделю должна разойтись для уборки.
Брат Жан. А еще через неделю вернуться под знамена.
Моран. Мы это помним, не беспокойтесь.
Брат Жан. Сегодня вечером приходите ко мне: я вам сообщу условия, которые я хочу предложить герцогу Нормандскому.
Уходят все, кроме Сиварда, д'Акуньи и де Лансиньяка.
Д'Акунья. Что ж, Сивард, нас бросают... Они заключают мир.
Сивард. Что поделаешь.
Де Лансиньяк. Этот мир нас разорит.
Сивард. Я мира не заключал. Если они сговорятся, я вернусь в мой замок и возобновлю набеги.
Д'Акунья. Хорошо сказано. Притом скоро конец перемирию между Англией и Францией. С божьей помощью, у нас не будет недостатка в работе.
Де Лансиньяк. Нас ждет слава и прекрасные удары копья.
Д'Акунья. И французские бароны для выкупа.
Сивард. И деревни и города для грабежа.
Д'Акунья. Рано еще расставаться с нашим ремеслом!
Сивард, д'Акунья и де Лансиньяк уходят.
КАРТИНА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Дом, где содержится под стражей Жан де Белиль.
Белиль сидит. Входит Сивард с мечом под мышкой.
Сивард (надменно). Вы хотели поговорить со мной, мессир де Белиль?
Белиль (вставая). Да, мессир Сивард. Я давно уже хотел повидаться с вами. Садитесь, пожалуйста, нам надо о многом побеседовать. Прежде всего я должен извиниться за оскорбительные выражения, неосторожно у меня вырвавшиеся по поводу благородного ремесла вольных рыцарей, которое вы украшаете, посвятив себя ему.
Сивард. Если б вы не были нашим заложником, монсеньор, я ответил бы на ваши слова так, как они заслуживали.
Белиль. Когда я произносил их, сердце мое было не в ладу с устами. Но мне было поручено уговорить мужиков, и я принужден был льстить им и сообразоваться с их грубой речью. Как видите, я откровенен. Эти оскорбительные слова вовсе не выражали моей мысли. Пресвятая дева! Стану ли я дурно думать о вольных рыцарях, этих столпах странствующего рыцарства? Еще раз прошу извинить меня! Позвольте мне вот этой цепью сковать и ваш гнев и вашу руку. (Надевает ему на руку дорогой браслет.)
Сивард. Святой Георгий! До чего красиво! Какая тонкая работа! Что за прелестные рубины!.. Ах, мессир де Белиль! (С чувством пожимает ему руку.)
Белиль. Он достался мне на турнире. Я поклялся, что подарю его только доброму бойцу, каким вы и показали себя в Ниоре.
Сивард. Как! Вы не забыли ниорского турнира?
Белиль. Забыть его? Такой блестящий праздник, столько красивых дам, прекрасных ударов копьями! Мы были оба в числе отличившихся. Помнится, вы так крепко держались в седле, что принуждены были спешиться, чтобы доказать зрителям, что латы у вас не привинчены к броне вашего коня[87].
Сивард. Там-то я и пронзил руку сиру де Жуаньи. Говорили, будто я поступил против правил[88]. Но ваш дядя был в числе судей на турнире, и он так горячо вступился за меня, что я был оправдан. Не то меня лишили бы коня и оружия[89].
Белиль. Давайте же отобедаем вместе и, вспоминая те славные дни, выпьем за здоровье наших старых друзей.
Сивард. От всего сердца.
Белиль. Я приглашу также вашего друга мессира д'Акунью. Когда рыцари перестают сражаться, то лучшее, что они могут сделать, это повеселиться вместе.
Сивард. Кстати, перемирие кончается. Отчего это мы не получаем никаких вестей от наших посланцев?
Белиль. Не знаю, что вам сказать. Их притязания смешны, и я заранее уверен, что они ничего не получат. Но оставим это и, раз уж вы меня любезно навестили, поговорим о более интересных для нас с вами предметах. С тех пор как я здесь, у меня не было случая беседовать с дворянином. Все мое общество составляли три-четыре мужика, несноснейшие люди на свете.
Сивард. По правде говоря, общество мужиков не очень-то занимательно для таких людей, как мы. Не будь со мной английских и гасконских дворян, я умер бы с тоски.
Белиль. Еще куда ни шло, если вам хорошо платят.
Сивард. Платят! Разве наше войско — это королевская армия? Мы делим добычу и получаем свою долю, вот и все.
Белиль. Маловато. Если вам придется выступать против латников, добыча будет невелика.
Сивард. Боюсь, что так.
Белиль. Между нами говоря, война возобновится. Никогда мой грозный сеньор, герцог Нормандский, не согласится на нелепые требования мужиков.
Сивард. Гм...
Белиль. А в таком случае мне жаль вас, потому что ваша сторона, по-видимому, проиграет. Де Буш, под начальством которого вы, кажется, служили, вернулся из Германии; он собирает огромное войско. Мятежники могут выставить лишь очень немного латников. Можно ли сомневаться в исходе борьбы? Вы окажетесь в толпе возмутившихся крестьян, а с ними — позвольте мне сказать вам это откровенно, по-солдатски, — с ними вам не следовало связываться.
Сивард. Они освободили меня из плена, и не успел я оглянуться, как мне пришлось действовать с ними заодно.
Белиль. Но разве теперь поздно отстать от них?
Сивард. Не знаю, так ли я вас понял... Говорите со мной с откровенностью солдата, и я вас пойму лучше.
Белиль. Хорошо! Если вы оставите бунтовщиков, если вы возвратитесь под знамена вашего прежнего начальника, то можете рассчитывать на благодарность монсеньора герцога.
Сивард. Золотые слова, но ими не прокормишь отряд.
Белиль. А что бы вы сказали, если б монсеньор герцог Нормандский взял ваш отряд к себе на службу на весь этот поход, с тем же самым жалованьем для латников, какое получают французы, и постоянным содержанием в сто экю для предводителя?
Сивард. Я охотно соглашусь, если только меня повысят в чине и дадут право на свое знамя. Для этого есть достаточные основания — и у меня на службе много младших дворян.
Белиль. Я могу подтвердить рыцарским словом, что вы все это получите. Не желаете ли вы еще чего-нибудь?
Сивард. Право же, нет. Ваши предложения столь благородны, что я не могу им противостоять. Рассчитывайте на меня.
Подают друг другу руки.
Белиль. В вашем отряде, если не ошибаюсь, пятьдесят коней и сто стрелков.
Сивард. Сто сорок стрелков. Стрелки, собственно, не мои, хотя они следуют за моим значком. Но если вашим войском командует де Буш, то они пойдут за мной с радостью.
Белиль. Получите вперед жалованье за месяц полновесными флоринами, а вот и ваши сто экю.
Сивард (сосчитав). Вы удивительно точны.
Белиль. А взамен вы не дадите расписочки? Не подпишете ли обязательство?
Сивард. Подписать-то я не смогу за неграмотностью, но я поставлю крестик и, если угодно, скреплю моей печатью.
87
Некий шотландский рыцарь, бившийся на копьях на Лондонском мосту, до того крепко держался в седле, что народ принудил его спешиться, чтобы посмотреть, не был ли он привязан к седлу. (Прим. автора.)
88
По правилам турниров, надо было наносить удары «между четырьмя конечностями». (Прим. автора.)
89
Обычное наказание. См. у Фруасара описание турнира в Кале. (Прим. автора.)