И худо не это одно, что вы внушаете противное заповедям Христовым, но и то еще, что нечестие прикрываете благозвучными именами; называя постоянное пребывание на конских ристалищах и в театрах светскостью; обладание богатством - свободою, славолюбие - великодушием, дерзость - откровенностью, расточительность - человеколюбием, несправедливость - мужеством. Потом, как будто еще мало этого обмана, вы и добродетель называете противными именами: скромность - необразованностью, кротость - трусостью, справедливость - слабостью, смирение - раболепством, незлобие - бессилием. Вы будто боитесь, как бы дети, услышав от других настоящее название этих добродетелей и пороков, не убежали от заразы. Ибо название пороков прямыми и настоящими их именами немало способствует к отвращению от оных; напротив, еще так сильно поражает грешников, что часто многие, известные по самым бесчестным поступкам, не могут переносить равнодушно, когда их называют тем, что они на самом деле, но приходят в сильный гнев и раздражаются, как будто терпят самое ужасное зло. Так, если бы кто бесчестную женщину и развратного юношу назвал по этому срамному пороку, тот сделался бы непримиримым врагом их, как будто бы нанес им величайшую обиду. И не только эти люди, но и сребролюбец, и пьяница, и гордец, и вообще все, сделавшие самые важные преступления, поражаются и оскорбляются не столько самым делом и мнением людским, сколько названием по своим Делам. А я знаю много и таких, которые этим способом были образумлены и, слыша поносные себе названия, сделались скромнее по жизни. Но вы отнимаете у детей и это пособие к исправлению. И, что еще хуже, внушаете им зло не только словами, но и Делами: строите великолепные домы, покупаете дорогие поля, окружаете их и прочим блеском и всем этим, как бы густым каким облаком, омрачаете их душу. Так чем же могу я убедиться, что им возможно спастись, когда вижу, что вы склоняете их к таким делам, за которые Христос определил неизбежную погибель; когда вижу, что вы об их душе, как о чем-то ненужном, небрежете, а о том, что действительно излишне, заботитесь, как о необходимом и важнейшем. Вы все делаете, чтобы были у сына слуга, конь и самая лучшая одежда, а чтобы он сам был хорош, об этом и подумать не хотите; нет, простирая до такой степени заботливость о дереве и камнях, души не удостаиваете и малейшей части такого попечения. Все делаете, только бы на доме стояла чудная статуя и кровля была золотая; а чтобы драгоценнейшее изваяние - душа была золотая, об этом и помыслить не хотите.

Далее, когда мы хотим детей ознакомить с науками, не только отдаляем препятствующее учению, но и доставляем им все, что содействует этому, - приставляем к ним воспитателей и учителей, издерживаем деньги, освобождаем их от всех других занятий и чаще, чем учители на олимпийских играх, кричим им о бедности от неученья и о богатстве от ученья, делаем и говорим все и сами, и чрез других, только бы довести их до окончания предлежащего им учения, однако ж и при всем этом часто не успеваем. А скромность нравов и тщательность о честном поведении, по нашему мнению, придут сами собой и несмотря на столь многие к тому препятствия? Что может быть хуже этого неразумия - на самое легкое обращать столько внимания и забот, как будто бы иначе и нельзя успеть в этом; а о гораздо труднейшем думать, что оно как какая-нибудь пустая и ничтожная вещь придет к нам, хоть бы мы и спали? Ведь упражнение души в благочестивой жизни во столько раз труднее и тяжелее изучения наук, во сколько исполнять труднее, чем говорить, во сколько дела труднее слов. Так что же? Разрушить нам, скажете, училища? Не об этом говорю, но о том, как бы нам не разрушить здание добродетели и не погубить живой души. Когда душа целомудренна, тогда не будет никакой потери от незнания красноречия, а когда она развращена, тогда от нее величайший вред, хотя бы язык был и весьма изощрен, и даже тем больше вреда, чем больше силы в слове. Ибо нечестие с искусством в слове производит гораздо более зла, чем необразованность. Для успешного занятия словесностью нужна добрая нравственность; а добрая нравственность не нуждается в пособии словесности. Можно быть целомудренным и без этой учености, но никто никогда не успеет в науках без добрых нравов, когда будет все время проводить в пороках и распутстве. Что будет нам доброго от знания словесности, если у нас расстроено будет самое главное? И что худого от незнания оной, коль скоро у нас устроено самое важное? Истинная мудрость и истинное образование есть не иное что, как страх Божий. И никто не думай, будто я предписываю, чтобы дети оставались невеждами; нет, пусть кто поручится мне на счет самого необходимого, т. е. благочестия, я не стану препятствовать детям изучать в совершенстве и искусство красноречия. Как тогда, когда колеблются основания и весь дом и все здание находится в опасности упасть, было бы крайне бессмысленно и безумно бежать к штукатурщикам, а не к плотникам, так опять было бы делом неуместной притязательности не позволять окрашивать стены, когда они стоят твердо и крепко. Будем прежде всего обучать детей благочестию и внушать им страх не тогда, когда они сделаются уже мужами, но наставлять и образовать их еще в детстве. И Павел приставляет к детям учителей добродетели с начала и с самого юного их возраста, чтобы преградить злу самый доступ к ним. Ибо не то самое лучшее учение, когда, наперед допустив греху овладеть, потом ищут средств изгнать его, но то, когда употребляют все усилия, чтобы сделать душу нашу недоступной для него. Посему увещеваю не только позволять другим обучать благочестию, но и самим помогать детям спасать ладью и стараться, чтобы она плыла попутным ветром. Ибо если бы мы все усвоили себе такой образ мыслей и прежде всего вели детей к добродетели, считая это главным делом, а все прочее придаточным, то отсюда произошло бы столько благ, что, если бы я стал теперь перечислять их, меня почли бы хвастающим. Если бы благочестие сделалось как бы заоном и властью, если бы мы детей своих прежде всего наставляли быть друзьями Божиими и учили больше всех и прежде всех прочих наук духовным, то прекратились бы все скорби и настоящая жизнь освободилась бы от бесчисленных зол и что говорится о будущей жизни, именно, что "отбеже болезнь, и печаль, и воздыхание" (Ис. 35, 10), - этим мы наслаждались бы уже и здесь. Ибо если бы не было в нас привязанности ни к деньгам, ни к пустой славе, если бы мы не боялись ни смерти, ни бедности, скорби считали бы не злом, но величайшим благом, не знали ни вражды, ни зависти, то не страдали бы ни от своих, ни от чужих горестей, но род человеческий уподоблялся бы самим Ангелам.

Будем же делать все, чтобы оставить детям богатство благочестия, которое пребывает постоянно, сопровождает нас и по смерти и может принести величайшую пользу не только здесь, но и там. Богатство мирское не перейдет в вечность вместе с людьми, но еще и здесь погибает прежде их, а часто погубляет и своих владельцев; но богатство благочестия и здесь, и там и само пребудет постоянно, и стяжавших его сохранит в великой безопасности. Это действительно так: кто земное предпочитает духовному, тот лишится и того, и другого; а кто стремится к Небесному, тот наверное получит и земное. Это не мои слова, но самого Господа, Который обещает подать сии блага: "Ищите, - говорит Он, - Царствия Божия, и сия вся приложатся вам" (Мф. 6, 33). Что может сравниться с этой честью? Заботься, говорит, о духовном, а все прочее предоставь Мне. Как сердобольный отец принимает на себя все попечение о доме, управление слугами и всем прочим, а сыну советует заниматься только любомудрием, так точно поступает и Бог. Будем же послушны, станем искать Царствия Божия, и тогда и детей увидим везде почтенными, и сами прославимся с ними; насладимся и настоящими благами, если только возлюбим будущие и Небесные. Постараемся сделаться отцами доблестных детей, создателями Христоносных храмов, попечителями Небесных подвижников, укрепляя их, направляя и делая все к их пользе, чтобы и самим нам получить одинаковые с ними венцы.

"Иже во святых отца нашего Иоанна, архиепископа Константина града, Златоустаго избранные творения. Собрание поучений в двух томах", Троице-Сергиева лавра, 1993.

- В церкви ребенок нарочно громко топал, и бабушка никак не могла его вразумить. Как ей следовало бы поступить?

– Совет читал: когда ребенок кричит, плачет, топает во время богослужения, его лучше выводить из церкви, потому что это не место для развлечений. Нужно стараться, чтобы ребенок не нарушал церковный покой. Поощрять такое поведение не следует, но и наказывать не надо, потому что не от злого умысла он это делает. Ребенок сам иногда не понимает, что он ведет себя неподобающе. Он не умеет регулировать громкость голоса. Он привык так говорить, привык задавать вопросы, у него нет привычки общения, но это не значит, что следует учить его в церкви. Благочестие вырабатывается со временем.