Но когда Сапфира смотрела вниз на мертвое лицо надменной Элизы, чувствовала вкус крови во рту, она не могла дождаться, чтобы покормиться кем-то снова.

— Возьми ее кошелек, — сказал Торет. — Мы всегда берем что-то ценное.

Она поняла, как ему удалось достать такую элегантную одежду и его комнаты в «Белой Флейте». Склонившись, она забрала кошелек Элизы.

— Я не хочу больше готовых платьев, — сказала она. — Я хочу свою портниху.

Следующий месяц Торет чувствовал себя то совершенно счастливым, то более несчастным, чем он когда-либо был. Учить Сапфиру охотиться, угождать тысяче ее мелких капризов, спать рядом с ней в их постели, знать, что она принадлежит только ему… радость этого переполняла его.

Но не все было так, как он мечтал.

Теперь ему приходилось очень часто грабить людей, и он выработал свой метод, чтобы жертва не видела его. Он выскакивал из переулка и бил кого-то по затылку. Прежде, он только забирал кошельки во время кормления, после того, как или убивал человека или использовал методы Кориша, чтобы стереть ему память.

Но потребность Сапфиры в роскоши алчно росла.

Во-первых, она потребовала себе собственные комнаты. Он не возражал, поскольку понимал, что девушке требуется личное пространство. Он и сам намеревался сделать это для нее. Все, что он спросил, это чтобы она спала с ним в его постели, в течение дня. Она согласилась. Если бы он захотел, то он мог приказать ей сделать что угодно, как ее хозяин, и она не сможет отказать ему. Но он не мог представить, чтобы ему пришлось приказывать ей.

Как только она нашла себе портниху, число коробок, доставляемых в «Белую Флейту» увеличивалось от ночи к ночи. Платье, чулки, обувь, шляпки, перчатки, отороченные мехом плащи и стильные туфли продолжали прибывать. Кроме того, флакончики дорогих духов и драгоценности скоро покрыли туалетный столик в ее комнате. И она всегда посылала счета Торету.

Одно только ожерелье с сапфиром стоило ему трёх грабежей.

Она также жаждала охотиться в высококлассных местах, попивая белое вино из хрустального бокала, пока высматривает добычу. Эти вечера также стоили много, и все же он понимал ее потребности.

У нее было так мало в ее юности и детстве, что она восполняла свои лишения сейчас. Он знал это чувство слишком хорошо, но он начал волноваться, что столько краж может встревожить стражу.

Он хотел, чтобы она была счастлива и любила его. Иногда ему действительно хотелось отдать ей приказ, но он всегда подавлял эти импульсы. Счастьем и любовью нельзя командовать.

И вдруг… прошёл месяц после того, как он обратил ее. Однажды ночью она оставила их кровать почти сразу, как пробудилась в сумерках, и пошла в свои собственные комнаты. У него было чувство, что что-то было не так, и он последовал за ней. Войдя в ее комнатe, он увидел множество платьев и обувь, разбросанную по полу. Она давно заполнила платяной шкаф, и туда уже было невозможно впихнуть ещё хоть одно платье.

Она, надувшись, сидела за своим туалетным столиком и рассеянно перебирала груду ожерелий и сережек.

— Почему у нас нет слуг? — резко спросила она, и в ее тоне он почувствовал грозу, собирающуюся вот-вот разразиться. — Ты только посмотри на этот беспорядок!

— Ты хочешь служанку? — осторожно ответил он. — Я могу разыскать одну.

Это опять были расходы, но он видел, что ей это необходимо.

Повернувшись на стуле, она впилась в него взглядом:

— И куда бы она убрала всю эту одежду? А?

Торет покачал головой, запутавшись в том, что она спрашивала на данный момент.

— Я хочу дом! — закричала она. — Настоящий дом в хорошем районе с нашими слугами, как у всех людей!

Впервые, он почувствовал вспышку гнева. Ему нравились их комнаты здесь, и она была больше, чем довольна ими сначала.

— Я сказал бы, что твои комнаты здесь лучше, чем спальня в борделе, — не подумав, ляпнул он.

Ее рот поражённо открылся, и ему захотелось стукнуть себя. Вдруг её синие глаза цвета первоклассного сапфира потемнели. Факт, что он вытащил ее из борделя, был последней вещью, о которой следовало напоминать.

— Ты не любишь меня! — обвинила она. — Ты забрал мою жизнь и превратили меня во что-то еще, а ведь ты сказал, что всегда будешь заботиться обо мне! Но ты даже не обустроил для нас надлежащий дом… просто тесную гостиницу.

Действительно ли она была права? Эти комнаты были слишком тесны для нее? Но как он должен был добыть дом? Где он мог взять деньги на него, если всё, что он добывает на ночных улицах грабежом, идёт на оплату счетов?

Он сделал шаг вперед.

— Сапфира… — начал он.

Она схватила фарфоровую вазу с туалетного столика и запустила в него:

— Не подходи ко мне!

Ваза пролетела мимо и разбилась о стену:

— Не говори со мной, пока не полюбишь меня снова!

Она сорвалась на рыдания, но слезы не потекли из ее глаз. Не-мертвые не плакали, как смертные.

Он отступил, не уверенный, что сказать или сделать.

Чувствуя себя последним трусом, он повернулся и выбежал из комнаты. Он вылетел из гостиницы и побрёл по улицам, его мысли были спутаны. При его текущем положении дел у него не было никакого способа предоставить ей дом и слуг. Что это значило для нее? Она так и останется недовольной, чувствуя себя нелюбимой?

Он не знал, что делать.

Тиша когда-то попросила, чтобы Рашед нашёл им дом, и Рашед создал не только прекрасный дом, но и процветающий бизнес тоже… одним махом. Торет должен был, по крайней мере, обеспечить Сапфире дом.

Обнаружив себя у фасада «Рябиновой рощи», он вошел внутрь, осматривая знакомую обстановку. Справа была большая игральная зала, где люди играли на деньги в карты или кости.

Может, ему заработать на азартных играх? Это казалось опасным, поскольку он мог так же легко проиграть.

Войдя в игральную залу, он сразу заметил высокого молодого человека с рыже-каштановыми волосами, уверенным жестом бросившего кости на стол. Он был хорошо одет: в красновато-коричневую тунику и черные брюки, при мече у бедра. Его окружали люди, ликующие, когда он выигрывал, и сочувствующие, когда проигрывал, но он, казалось, воспринимал их как должное — с полным отсутствием интереса.

Что-то в его высокомерной манере держаться напомнило Торету Рашеда.

— Всем бы такую удачу… — вздохнул кто-то, и Торет повернулся, чтобы обнаружить, что рядом с ним стоит мужчина. Он, должно быть, заметил, что Торет смотрел на стол для игры в кости.

— Простите? Кого вы имеете в виду? — спросил Торет.

Мужчина кивнул на красавца, бросающего кости:

— Его. Его имя — Чейн Андрашо. Его отец все еще жив, но он получил большую часть своего наследства после совершеннолетия. Оставил родовое поместье и переехал жить сюда. Я отдал бы последние зубы, чтобы получить крохи того, что он тратит.

Торет онемел.

Получить крохи того, что он тратит…

Торет понятия не имел, как украсть чье-то наследство… но, возможно, был другой путь. Этот Чейн Андрашо мог быть решением всех его проблем.

Оглядевшись вокруг, он заметил мальчишку, собирающего блюда со столов, и быстрым движением прижал монету к ладони мальчика.

Направившись к Чейну, он тихонько сказал:

— Узнай, остается ли этот человек здесь, а в противном случае — где он остановился, и получишь ещё одну монету.

Мальчик посмотрел вниз на свою ладонь, и его глаза поражённо расширились. Он кивнул.

Хотя Торет не охотился почти неделю и был голоден, он не покормился этой ночью. Покинув «Рябиновую Рощу», он направился домой, идя назад к «Белой Флейте».

Ступив в комнату Сапфиры, он обнаружил, что она была не одна: она сидела за своим туалетным столиком, а стройная девушка завивала ее волосы.

Увидев его в зеркале, Сапфира вздрогнула, но он знал, что она достаточно хорошо видела и слышала, поэтому обнаружила его присутствие гораздо раньше. Она просто решала, простить его или бросить другую вазу.