Бойцы и командиры нашего полка были хорошо информированы об этих событиях. О провокациях белокитайцев писали газеты, о них мы рассказывали в политинформациях, разъясняя миролюбивую политику нашей страны, направленную на сдерживание агрессора и решение конфликта мирным путем.

Убеждать же кого бы то ни было в том, что это не является проявлением слабости, а лишь желанием избежать военных действий и напрасного кровопролития, не требовалось.

Сомневавшихся в силе Красной Армии в наших рядах не находилось.

Вот что, например, 9 сентября 1929 года военный комиссар нашего 106-го Сахалинского стрелкового полка доносил начальнику политотдела дивизии о настроениях личного состава в связи с событиями на КВЖД:

В связи с последними событиями на КВЖД настроение красноармейцев и комсостава повышенное — боевое.

Сегодня утром на совещании командно-политического состава была зачитана телеграмма начпуарма[7], после чего из среды красноармейцев было несколько возгласов: Мы знаем, что последняя нота китайского правительства есть очередная провокация…

После зачтения этой телеграммы красноармейцам последние тоже высказали свое мнение: Нам ждать нечего больше, надо наступать.

Полковая школа вынесла резолюцию по этому поводу, в которой отмечается, что провокационные замыслы китайского правительства мы и так знали, а эти факты, совершившиеся на Пограничной, подтверждают нам их провокацию.

Многие красноармейцы заявили о том, что на провокационные действия китайского правительства мы должны усилить свою бдительность и в нужный момент должны быть готовы дать должный отпор[8].

Особенно крупную провокацию белокитайцы совершили 2 октября 1929 года. Под покровом темноты две роты пехоты и группа всадников противника перешли границу и углубились на нашу территорию. Они были обнаружены конными разъездами между сопками Фронтовая и Кальсина. Завязалась перестрелка. Не принимая боя, противник начал отходить в район сопок № 7 и № 2.

Командир 108-го стрелкового полка получил приказ — в 2 часа выслать отряд под командованием комбата Алексеева с задачей, двигаясь в направлении разъезд 86, сопка Бепо, обойти сопку № 1 с тыла, внезапным ударом захватить ее и воспрепятствовать отходу белокитайцев. После выполнения задачи вернуться в свое расположение. Отряд насчитывал 200 штыков и 25 сабель. Он был разбит на три группы. Одновременно была выдвинута к сопке Бепо сводная рота, которой было приказано занять сопку, а после выполнения задачи отрядом Алексеева прикрывать его отход.

Я подробно описываю действия наших подразделений, поскольку это были первые наиболее серьезные стычки с белокитайцами, и мы впоследствии тщательно изучили их ход и исход, опыт наших командиров, приобретенный в боях с врагом.

Итак, отряд вышел на выполнение боевой задачи. Впереди двигалась разведка от погранзаставы под командованием начальника заставы Маркина. Ей было поручено обследовать сопку Бепо и местность вокруг нее, снять сторожевые посты противника на пути к сопке № 1.

Комбат Алексеев также выслал группу разведчиков во главе с командиром взвода Несимовичем. Они обнаружили, что на подступах к сопке № 1 противник выставил охранение, а его оборонительная позиция расположена на самом гребне высоты. Она состояла из трех линий окопов, имелось несколько хорошо оборудованных блиндажей, которые соединялись ходами сообщения. Словом, оборона довольно сильная.

Получив такие данные, комбат Алексеев решил развернуть отряд на южных скатах сопки № 1 и отсюда ударить по врагу. Все три группы быстро заняли исходные позиции и изготовились для атаки. По сигналу комбата бойцы броском выдвинулись на гребень высоты, сняли посты, перерезали телефонный провод, связывающий находящиеся здесь подразделения с крепостью Любенсян.

Стремясь ошеломить врага, отряд атаковал стремительно. Оправившись, китайцы открыли ураганный огонь, однако из блиндажей[9] не выходили, стреляли оттуда. По нашим атакующим цепям открыла огонь артиллерия противника из крепости. Видимо, обороняющиеся сумели каким-то образом сообщить туда. Но это не остановило наших воинов. Они действовали смело, решительно, забрасывали блиндажи гранатами. Вот выскочил вперед командир взвода Ким-Ю-Ген. Он хорошо владел китайским языком. Подбежав к одному из блиндажей, из которого велся особенно сильный огонь, он крикнул по-китайски, чтобы ему открыли дверь. Солдаты противника, очевидно, приняли его за своего офицера, спешившего укрыться, выполнили приказание Ким-Ю-Гена. Наши воины ворвались в блиндаж. В бою командир взвода был смертельно ранен, но воинский долг он выполнил до конца.

Атаки на других участках возглавляли коммунисты Чернецов, Сабинин, Моисеев, Макорейкин и другие. Они все время были впереди, личным примером вдохновляли воинов. Храбро сражался секретарь ротной партячейки командир взвода К. Д. Запарин. Он погиб как герой.

Огнем, штыком, гранатой крутили советские воины противника. Раненые не покидали поля боя. Получив ранение в плечо, командир роты Лещинский продолжал руководить действиями подчиненных. И только когда подразделение возвратилось к месту своего расположения, он согласился ехать в госпиталь.

Выполнив задачу, отряд под прикрытием копной I руины начальника погранзаставы Маркина и сводной роты Ермакова стал организованно отходить по заранее разработанному плану. И тут коммунист Конягин услышал стон раненого.

Может быть, красноармеец, — подумал он. — Может, о помощи просит.

Конягин немедленно вернулся обратно, хоть понимал, что рискует.

Так и есть: в окопе остался раненый красноармеец. В темноте его никто не заметил. Конягин помог ему выбраться из окопа и вместе с ним догнал товарищей…

Однажды в дивизию приехал командир 18-го стрелкового корпуса С. С. Вострецов. Он решил побывать в передовых подразделениях у разъезда 86, на самой границе с Китаем. Разъезд небольшой — всего три железнодорожных пути, несколько маленьких деревянных домиков. До конфликта на КВЖД он был тихим пограничным пунктом, на котором для проверки останавливались поезда и потом через пограничную арку уходили в Китай.

И вот этот тихий, мирный разъезд 86 стал местом кровавых столкновений. Здесь белокитайцы часто устраивали провокации.

С разъезда хорошо просматривались китайские окопы, блиндажи, другие укрепления. На них-то, очевидно, и хотел взглянуть Вострецов. То ли китайцы каким-то образом пронюхали, что на разъезде находится красный командир высокого ранга, то ли просто задумали очередную провокацию, — только они внезапно открыли огонь по нашей территории, а на ближайшей высотке появились их подразделения. Комкор Вострецов приказал находящимся поблизости артиллеристам дать несколько выстрелов по сопке. Снаряды легли точно. Белокитайцев как ветром сдуло. Огонь с китайской стороны прекратился.

Комкор поблагодарил артиллеристов за меткую стрельбу и весь личный состав Белореченского полка за отличную службу.

Да, настроение у личного состава нашей дивизии было боевое. Красноармейцы и командиры горели стремлением как следует проучить китайских милитаристов, ударить по ним так, чтобы навсегда отбить охоту нападать на нашу страну. Сотни тысяч рабочих и крестьян изъявляли желание вступить добровольцами в нашу Особую Дальневосточную, чтобы в ее рядах сражаться с белокитайцами, защищая интересы Страны Советов.

Как нам говорили, сплошной поток писем шел в политуправление ОДВА и лично командарму В. К. Блюхеру. В них люди разных профессий обращались с просьбой зачислить их в ряды Особой Дальневосточной. Даже юноши китайцы, проживающие в Советском Союзе, хотели добровольно сражаться с китайскими милитаристами.

Посылая письма в части и подразделения, советские люди призывали бойцов стойко защищать завоевания социалистической революции. Многие письма трудящихся предварительно обсуждались на цеховых собраниях рабочих или на заседаниях заводских и городских комитетов профсоюзных организаций.