Наконец я слышу скрежет металла о металл и выдыхаю с облегчением. Кто-то вставляет ключ в замок. Старик решил прийти и успокоить меня. Несмотря на першение и сухость в моём горле, мне удаётся выдохнуть:

— Пожалуйста, Норман. Выпустите меня.

Но в ответ звучат бескомпромиссные, лишённые моего доверия слова:

— Норман? Ты глубоко заблуждаешься.

Мой язык немеет. Я едва успеваю отскочить в сторону, когда дверь открывается. Вспышка света освещает силуэт: тот самый, который навис надо мной в мою первую ночь, проведённую в этой комнате. Когда дверь с грохотом захлопывается, нас снова окутывает тьма. Мысль о побеге толкает меня вперёд, и я ловко уворачиваюсь от чего-то, что вполне могло быть его торсом. Несмотря на непроглядную темноту, царящую в комнате, он ловит меня за талию с небывалой осторожностью.

— Сбежишь, и я начну охоту на тебя, — произносит он. — Поверь мне, ты не захочешь этого.

Я хмурюсь, когда его хватка крепнет, а пальцы надавливают на мои рёбра. Мои протесты в виде крика становятся лишь жалкими попытками добиться освобождения. Моё тело ещё никогда не было одновременно таким живым и таким неподвластным мне. Каждый удар моего сердца разгоняет по венам страх и адреналин. Кулаками я бью его в грудь так сильно, что боль эхом отдаётся в запястьях, но это не приносит желаемого результата.

— Отпусти меня!

И он отпускает. Но я теряю равновесие из-за борьбы с ним и падаю на пол. Я ползу в сторону кровати, ища убежище там, где, как я раньше думала, будет моё разрушение.

— Разве я не даю тебе всё, что тебе нужно? — спрашивает он. Мои глаза отчаянно бегают по сторонам, пока я слышу его угрожающе приближающиеся шаги. — Почему ты продолжаешь и дальше вести себя как ребёнок?

В его голосе слышится открытая угроза. Тембр настолько низкий, словно доносится из преисподней.

— Ты… Х… Хозяин Дома?

— Вернись в свою постель и замолчи, — произносит он. — Не заставляй меня возвращаться в эту комнату.

Мои руки дрожат так сильно, что я их больше не чувствую. Я начала плакать, но обычные слёзы превращаются в истерические рыдания.

— Ты меня слышала? — спрашивает он. — Я сказал тебе вернуться в грёбаную постель!

Я не двигаюсь с места, но чувствую, что его присутствие словно окутывает меня. Его пальцы сжимаются вокруг моего предплечья. Я вырываюсь с ещё большей силой, наношу удар в его подбородок, а свободной рукой бью по его хватке на моём предплечье. Зубами и ногтями я с лёгкостью впиваюсь в его голую кожу.

Он ставит меня на колени, дёргая так сильно, что лицом я ударяюсь о его ногу, а руками хватаюсь за его джинсы. В какой-то момент в комнате слышны лишь его дыхание и мои всхлипы. Его рука перемещается с моего предплечья на затылок, и он слегка касается моей щеки ладонью. Он глубоко вдыхает и начинает ругаться. Неприятное ощущение трения моей кожи о его джинсы возникает в тот момент, когда он поворачивается. Его пальцы впиваются в мои волосы, тем самым перемещая меня ещё ближе к нему.

Он жёстко дёргает меня за волосы, тем самым заглушая мои крики.

— Пожалуйста, не надо.

— Я тебя предупреждал, — отвечает он голосом, больше похожим на злобное рычание.

Мой мозг пропускает момент, когда мы переходим от борьбы к тому, что он гладит моё лицо. Я пытаюсь отстраниться, но в итоге начинаю новую борьбу. Слышу резкий звук расстёгивающейся молнии, который напоминает мне о том, что я безумно хочу в туалет и теперь всеми силами пытаюсь сдержаться, чтобы не описаться. В свете последних событий Гай больше не кажется мне золотым мальчиком, которого я видела в последний день своей свободы. Он превращается в тёмную тень, нависшую надо мной. Я ещё ни от кого не чувствовала такого желания повелевать мной. И это желание вселяет страх.

Его рука до сих пор сжимает мои волосы, пока он неспешно снимает с себя джинсы. Он проводит членом по моей щеке. Разница твёрдости его члена и мягкости покрывающей его кожи настолько сильна, что заставляет моё тело вспыхнуть. Ритм моего пульса резко ускоряется.

Он громко стонет, прижимая головку своего члена к моим сомкнутым губам:

— Открывай.

— Нет, — умоляю я сквозь стиснутые зубы.

Он слегка сгибает колени, стоя предо мной, и дёргает мою голову назад.

— Делай так, как я говорю. Это твой урок повиновения. Ты его заслужила.

Я пытаюсь запрокинуть голову, но это даёт ему шанс войти. Он глубоко проталкивает свой член в мой рот, игнорируя мои приглушённые возражения. Я собираюсь сжать его член зубами, но колеблюсь достаточно долго, чтобы он успел схватить мою челюсть и произнести:

— Ты тут же пожалеешь об этом. Никаких зубов. Просто открой свой ротик для меня.

Он двигает бёдрами, по-прежнему удерживая мою голову обеими руками. Потом ещё раз. Его темп увеличивается с каждым рывком.

— Умница.

Я открываю рот так широко, как только могу, но всё равно едва ли могу принять его полностью.

— Ты всегда была такой правильной стервой, Кейтлин.

Он вдалбливается в меня, пока мой рот не наполняется слюной, а горло не сжимается вокруг его члена. Слёзы обжигают глаза. Он не останавливается до тех пор, пока я не начинаю задыхаться и толкать его бёдра прочь от себя, тем самым умоляя перестать делать то, что он делает.

Он отстраняется от меня, нас связывает лишь тонкая ниточка моей слюны. Она растягивается и рвётся, оставаясь влажным следом на моём подбородке.

— Разве я кончил? — спрашивает он. — Я ещё не разрешаю тебе закрыть рот.

— Пошёл ты, Гай, — кричу я, несмотря на жжение в горле.

Он на мгновение замирает. В комнате повисает оглушающая тишина, и неожиданно он дёргает меня за волосы так сильно, что я снова кричу.

— Что ты сказала?! — я смотрю на него в изумлении. Его тело словно увеличилось в разы, когда он навис прямо надо мной: — Что ты, блядь, сказала?!

Я вздрагиваю. Пока я шепчу ответ, дрожь пронзает все моё тело:

— Я знаю, что ты Гай Фаулер.

Он бросает меня, и я падаю на вытянутые руки. Тут же сворачиваюсь в позу эмбриона, вздрагивая от каждого отдаляющегося шага. Я не могу контролировать своё тело, пока мой мозг пытается соединить фрагменты пазла воедино. Как только мне это удаётся, мысли появляются в моей голове так же быстро, как и слёзы на глазах: изнасилованная, использованная, омерзительная. Я ненавижу это место, своё положение, но больше всего я ненавижу Гая Фаулера. Я погружаю пальцы в волосы.

«Ты всегда была такой правильной стервой, Кейтлин».

И это правда. Я провела свою жизнь, пытаясь делать правильные вещи. Видеть только хорошее в людях. Находить свет во тьме. И вот куда это привело меня. Теперь я знаю, кого мне нужно бояться, поэтому всё, что я хочу знать, — это то, как далеко он зайдёт. Мне необходимо выяснить, когда я смогу получить свою свободу, или моя судьба закончится здесь смертью в захватывающем и прекрасном поместье.

ГЛАВА 8.

Кейтлин.

Я просыпаюсь от приглушённого звука закрывшейся двери. Звуки шагов вибрируют в моих ушах, потому что я до сих пор лежу на полу, обнимая себя. Ползу к кровати и забираюсь под неё, стремясь оказаться как можно дальше от входа в комнату.

Мне снова семь лет, и я прячусь под кроватью в новом доме. От страха из моего горла вырывается слабый плач, пока своими маленькими руками я цепляюсь за ножки кровати, надеясь, что мои родители всё же придут за мной. Это всего лишь иллюзия, потому что мои родители умерли.

— Вылезай оттуда, Кейтлин, — произносит мужской голос. Обладатель голоса замирает и ждёт, пока я не вылезу к нему. — Почему ты плачешь?

— Мне страшно.

— Ты ведь очень смелая, разве нет?

— Я скучаю по ним.

Я поднимаю руки и вылезаю из-под кровати. Последнее, что я помню перед тем, как уснуть, это его слова:

— Здесь ты будешь счастлива. Я обещаю.

Несмотря на тёмную ночь в пригороде и кристальный блеск моих слёз, я знаю, что этот голос принадлежит не моему приёмному отцу. На моём затылке до сих пор шевелятся волосы от воспоминаний о первой ночи в доме Андерсонов, а несколько лет спустя в Нью-Роуне появился храбрый Герой.