Борясь с невесть откуда взявшимся ощущением неправильности, Седрик коснулся плеча жены и встряхнул. Потом встряхнул сильнее. Марика не реагировала, по-прежнему пребывая то ли в глубоком сне, то ли в обмороке. Окончательно перепугавшийся супруг приподнял тяжелое тело жены и перенес его поближе к изголовью кровати, уложив голову Марики на подушку. Романка тяжело вздохнула, но не проснулась и тут. Вне всяких сомнений, с ней творилось что-то неладное.

   - Марика! - позвал Седрик, по-прежнему борясь с собственной странной сонливостью, которая начала обуревать его подле супруги. - Марика, просыпайся!

   Он встряхнул ее снова, приложился ко лбу губами и опять встряхнул. На несколько мгновений романка будто оживилась и слегка порозовела. Воодушевлённый успехом, Седрик сунул угол простыни в стоявший тут же кувшин с водой и обтер им лицо жены.

   Марика дернулась и едва слышно что-то простонала. Ресницы ее дрогнули. Распахнув глаза, она некоторое время бездумно смотрела в склоненное над ней лицо Седрика. Узнав его, знакомо поморщилась и попыталась перевернуться на бок, спиной к нему.

   - Марика! - повторил обрадованный супруг, который думать забыл о своем гневе. - Что с тобой... случилось? Ты не хотела просыпаться. Хорошо себя чувствуешь? Может быть, позвать лекаря?

   - А что... с тобой... случилось? - сипяще передразнила жена, подтягиваясь на подрагивавших руках. С помощью Седрика ей удалось сесть, и она тут же схватилась за голову. - Ты ведь... должен был ночевать в пригороде? Зачем ты... меня... разбудил?

   - Пришлось оставить Черного у того целителя, который говорит с животными. Помнишь, я рассказывал тебе? - Седрик стащил перчатки, потом сбросил плащ и взялся за сапоги. - Я намеревался заночевать у него же. Даже начал готовить себе постель... в его сарае, когда на меня словно снизошло... Словно кто-то меня подбросил. Я вдруг почувствовал, что мне нужно вернуться. Как будто с тобой беда. И я... ну вот, я здесь. Разбудил тебя, потому что ты лежала, как неживая. Еще и двери заперла. Какой тьмы ты заперла дверь?

   Марика бросила взгляд в сторону створок, которые прикрыл Седрик, когда входил, потом - на валявшуюся на полу задвижку и пожала плечами.

   - Не помню, чтобы я ее запирала, - проговорила она, вновь прикладывая тыльную сторону ладони ко лбу. - Проклятие, Дагеддид... Лей свидетель... вынеси ты свои сапоги... хоть на балкон.

   Седрик ухмыльнулся и выполнил ее просьбу. Когда он вернулся в комнату, Марика уже была на ногах. Она подняла с пола, очевидно, выроненный ею ранее том сказок и положила его на столик рядом с креслом, которое стояло у очага. Потом подкинула в огонь еще несколько поленьев. Проделав это, Марика вернулась к ложу и присела, приложив ладонь ко лбу. Должно быть, она все еще чувствовала слабость после своего загадочного недомагания.

   - Утомила сегодняшняя охота, - отвечая на немой вопрос Седрика, нехотя пояснила она. - Нужно было нянчить маннов. Генрих устранился, и заботиться о... гостях пришлось мне.

   - Этот грязный дикарь Вальгард опять пялился на тебя? - про-принц расстегнул камзол. Окончательно проснувшаяся Марика смотрела на то, как он разоблачается, и лицо ее застыло в обреченном ожидании того, что обычно следовало за такими настроениями супруга.

   - Ты правильно сказал. Он дикарь. Смердит хуже, чем твои сапоги.

   Седрик хохотнул. Потом посерьезнел и нахмурился.

   - И все же, он пялился, - наследник престола Веллии стянул рубашку и оказался обнаженным по пояс. - Признайся, тебе это нравится?

   Глядевшая в сторону Марика резко обернулась и честно вытаращилась на супруга.

   - Ты, должно быть, болен, - озаботилась заметить она. Седрик, однако, не унимался. Пережитое им волнение явно настроило принца на дураческий лад. В несколько движений он сплел из своих волос подобие косы, которую носил Вальгард, потом насупил брови, приопустив голову, из-за чего лоб стал казаться ниже, и одновременно выпятил челюсть.

   - Я есть грозный вождь суровых манн! - к изумлению и неудовольствию жены, громогласно объявил он, подражая голосу Снежного Волка. - Суровый, очень суровый есть я муж! Грозный, смелый, непобедимый! Я есть сразить много змей и спать прямо в лед! Я спать прямо в лед и отморозить себе зад, но все равно суровей манна мужа нет! Я питаться только тухлый рыба, ведь настоящего мужа живот все, что есть, перетрет! Я есть хотеть любить прекрасный принцесса Марика! Очень есть хотеть любить!

   Он попытался заграбастать жену и повалить ее на ложе, но Марика, которая еще чувствовала себя разбитой, все же увернулась от его руки.

   - Ты пил? - невольно поинтересовалась принцесса, вновь уворачиваясь от ведмежьих объятих дурачившегося супруга.

   Седрик поднялся и попытался нахмуриться сильнее.

   - Я не есть пить! - еще более громко объявил он, забыв о плохо прикрытой двери и о стражниках в коридоре, которые могли услышать. - Я есть любить Марика, а пить - потом!

   Он бросился на ошалевшую супругу, но Марика увернулась опять и вскочила с ложа.

   - Так есть, пить или любить? - уже догадавшись, что в покое ее не оставят, хмуро переспросила она.

   Седрик изобразил на лице тяжкую работу мысли.

   - Я не есть знать, - по-прежнему подражая Вальгарду и пытаясь говорить его голосом, прогремел он, наконец. - Я есть дикий и грозный, и вонючий! Что ты еще, женщина, хотеть? Настоящий, суровый муж должен быть большой. И грязный. Твоя меня принимать! Твоя меня накормить! Потом твоя меня ублажить! И много-много радоваться от того, что твоя любить такой вождь, могучий и смердючий!

   Принцу, наконец, удалось развеселить свою романку, которая уже долгое время, пока он говорил, уворачивалась и бегала от него вокруг ложа. Рассмеявшаяся Марика потеряла бдительность, и едва не попалась, когда Седрик, внезапно перемахнув через постель, оказался прямо перед ней.

   - А харя не треснет? - все еще смеясь, умудрилась поинтересоваться юная женщина, предпринимая отчаянные и пока еще успешные попытки не даться ему в руки. Седрик снова бросился за ней, но Марика немыслимым образом увернулась в который раз, отступив к очагу. Теперь между ней и принцем оставалось не ложе, а кресло, в котором ранее сидела Ираика.

   - Моя харя не есть треснуть! - вновь вживаясь в образ вождя маннов, прорычал про-принц. - Я сметь пялиться на тебя дни напролет, и мне плевать на твой муж, который мне что-то оторвать, когда его терпение кончаться! Вот пока терпение у него не кончаться, и он мне ничего не оторвать, иди сюда, женщина, чтобы я тебя, наконец, отлюбить! Как настоящий маннский вождь - раз-раз-раз - и... больше все. Совсем коротко, и очень быстро. Но сильно!

   Он отбросил кресло в сторону и поймал, наконец, зажатую между ним и еще не прогоревшим очагом жену. Подтащив упиравшуюся Марику к разметанному ложу, он нарочито грубо бросил ее на постель и навалился сверху. Обречённо подергавшись, и убедившись, что это бесполезно, прекрасная романка сдалась.