Облик принцессы Марики был воистину прекрасным. Исказившая его мужеское естество ведьма нарочно придала чертам собственноручно создаваемой юницы свежесть и прелесть, какие были редкостью даже среди очень красивых женщин, усилив их притягательность магией хаоса. Однако именно поэтому характер невестки короля оставлял желать лучшего. Но какой бы ни была Марика, она сумела подарить королю продолжателей его рода, и уже за одно это Хэвейд готов был закрыть глаза на многие несуразности ее поведения, которое было не всегда приличествующим женщине. И, помимо того, поддержать во многих государственных начинаниях, которые казались давно назревшими самому королю.

  Дети Седрика и Марики действительно удались. Несмотря на то, что близнецы получились похожими друг на друга, но отчего-то с разным цветом шевелюр, оба они живо напоминали старому королю его младшего сына в юных летах. Седрик был таким же горячим, нетерпеливым и изобретательным в стремлении скорее познать мир и переправить его в соответствии с собственными представлениями о правильности. В результате все его игры сводились к тому, чтобы невольно напакостить приглядывавшим за ним нянькам. С близнецами, которых сама Марика называла не иначе, как "шалопаями", повторялась та же история. Но несмотря на их характеры, близнецы были разумны, крепки и здоровы телами, в рослого и крупного отца. Король не сомневался, что ко времени из них получатся хорошие воины.

  Их старший брат, названный в честь деда-короля Хэвейдом, был полной противоположностью легкомысленным близнецам. Хотя он тоже был необычно высок и крепок для своих лет, в отличие от братьев, Хэвейд всегда оставался молчалив и серьезен. Он был похож на романа - так же темноволос, курчав и зеленоглаз, как самые чистокровные из этого народа. И, как и многие романы, старший внук короля отличался проявлявшимися даже в детском возрасте выдержкой и стремлением к порядку. Хэвейд был умен, рассудителен, способен к учению, скрытен и мог стать для Веллии лучшим королем. Марика так же выделяла старшего сына. Она проводила с ним много времени, в то время как Седрик предпочитал играть с младшими детьми. Принц Генрих и его жена Ираика одинаково уделяли внимание всем племянникам, находя в них отраду собственной невозможности иметь детей.

  Чем больше проходило времени, тем больший покой снисходил в душу старого короля. Было похоже, что Марика окончательно смирилась со своим положением, уже не испытывая приступов той смертельной тоски, которые изводили ее раньше, а с ней - и все семейство. Вторая невестка короля, Ираика, была счастлива нянчить племянников, принц Генрих примирился с невозможностью получить корону, а Седрик мужественно воспринял необходимость ее получить. Впервые за много лет Хэвейд начал чувствовать спокойствие и удовлетворение от выпавшей ему судьбы.

  Так было до сегодняшнего полудня, пока почтовая птица не принесла ему письмо от самого императора Вечного Рома.

  ... Обоих сыновей и Марику Хэвейд встретил в своем кабинете. Когда-то король лично проследил за тем, чтобы стены и дверь не пропускали звуков, которые были бы нежелательны для чужих ушей. Но то, о чем он собирался теперь рассказать семье, должно было вскоре стать известным всем и каждому.

  - Расскажи, что случилось, отец, - потребовал Генрих, без приглашения усаживаясь в кресло подле королевского стола. С тех пор, как стараниями принцессы Марики, которая сделала его брата отцом, он утратил титул наследного принца, Генрих не должен был занимать это кресло, уступив его Седрику. Однако он по привычке либо по какой-то иной причине по-прежнему садился подле отца. Его брат, впрочем, ни на чем не настаивал, вообще большую часть времени предпочитая проводить на ногах.

  - Помнишь наш разговор о странном маге, который сопровождает маннов в их посольстве, дочка? - Хэвейд, который до того стоял у окна, ожидая сбора семейного совета, вернулся к столу и присел в свое кресло. - Мы еще гадали, кому из Предвечных он может служить.

  Марика, которая сидела чуть поодаль, скрестив ноги, кивнула.

  - Да, ваше величество.

  Король перегнулся и протянул Генриху лежавшее перед ним на столе письмо с имперскими печатями.

  - Прочти вслух, - спокойно попросил он.

  Де-принц развернул сильно смятую, перекрученную от того, что она долгое время была примотана к лапе птицы, бумагу.

  - Коротковатое, - резюмировал он до того, как начать вчитываться в неровные, скачущие строки.

  - Читай!

  Генрих кашлянул в кулак и прищурился.

  - "Хэвейд!", - начал было он, но не смог и тут удержаться от замечания. - Надо же, это ведь составлял не писец, а сам император! Своей рукой! "Хэвейд! Если бы не знал тебя так хорошо, как знаю, я бы подумал, что ты специально подослал ко мне проклятых маннов. Бумаги грязного дикаря Вальгарда были изготовлены в твоем секретариате! Манны покинули столицу позавчера утром. Но уже вчера мне доложили о странной болезни, которая охватила весь город и селения на дневной переход вокруг. От этой болезни люди спадают в сонливость. Плоть их тяжелеет и делается непослушной. Потом перестает двигаться и каменеет. Все занимает чуть больше одного дня. Спасения от этого нет. Слишком быстро оно распространяется, но поражает только мужей, от младенцев до глубоких стариков. Женщин не трогает совсем. Я бы предположил, что опять имеет дело мерзкая бабья магия Лии. Но этот вывод слишком удобен для того, чтобы быть верным.

  Возможно, теперь уже заражены и те селения, которые стоят дальше от Рома. Откуда все взялось, неведомо. Ни лекари, ни маги не могут дать ответа. Сам я считаю, что болезнь принесли манны. Начальники всех гарнизонов на их пути получили приказы с птицами задержать этих ублюдков. Но не знаю, выйдет ли из этого хоть что-то. Манны словно в воду канули. Должно быть, ожидают, пока не станут камнем все мужи, а потом выйдут и расправятся с нашими женщинами без усилий.

  Твоя провинция дальше всех от Рома. Быть может, у тебя еще есть время. Если сумеешь - разыщи и схвати маннов, Хэвейд. Будь осторожен с их кудесником. Ни один мужской маг не умеет насылать болезни. Его сила - не от Лея. Заставь их остановить это. Или убей. Святейший отец уже болен. Он посылает тебе благословение и, ввиду исключительности положения, переводит всех Инквизиторов Веллии под твое начало.

  Светлый да сохранит Империю..."

  Раздавшийся стук в дверь прервал де-принца Генриха на полуслове. В сопровождении начальника охраны, старого Тристана, вошел запыхавшийся гонец. Преклонив колени, он молча протянул смятый запыленный конверт с простой сургучной печатью. С разрешительного кивка Хэвейда, его старший сын забрал и развернул и это письмо.

  - От начальника одного из приграничных гарнизонов, - пробежав глазами, коротко сообщил де-принц. - Пишет, что все вверенные ему легионеры слегли с какой-то неизвестной болезнью. Сам он также чувствует слабость, сухость во рту и ломоту во всем теле.

  На некоторое время в комнате повисла тишина. Огорошенные свалившейся на их земли смертельной опасностью принцы и принцесса переглядывались с мрачными лицами. Начальник охраны Тристан, не вполне понимая, что происходит, но уже начиная догадываться, угрюмо водил покрасневшими от частых употреблений хмельного глазами от одной высочайшей особы к другой. Гонец тяжело дышал. Было похоже, что он без отдыха несся от самой границы и перестал куда-то стремиться только теперь. Его молодое лицо было заострено, под глазами залегли тени, как от долгой бессонницы.