Вальгард тоже всмотрелся в степь. Над обширными травяными лугами носились стаи птиц. Несильный ветер пригибал к земле траву и степные цветы. По синему небу лениво ползли мохнатые серые облака. Ниже их, то появляясь, то снова пропадая, парил крупный крюкоклюв.

   - Ты преувеличиваешь, мой друг, - наконец, проговорил он после долгого раздумья. - Пусть даже ты прав и в Веллии хорошие лучницы. Женщины - плохие воины. Нужно иметь мужество, чтобы убить своего первого человека. Они струсят в бою.

   - Женщины Веллии наверняка догадываются, кто виноват в каменном сне их мужей, - маг непреклонно покачал головой . - Это может побудить их к мести. Вспомни, вождь, когда я давал тебе неразумные советы? Или ты снова готов поставить под угрозу успех всего похода из-за одной женщины, которая и так станет твоей, но - позже?

   Долгое время Снежный Волк не отвечал. Разум боролся в его душе с темными страстями. Решение давалось ему нелегко. С тех самых пор, как он ее увидел, и позже - узрев принцессу обнаженной в объятиях ее супруга, Вальгард не мог думать ни о чем другом, кроме тела прекрасной романки. Желание коснуться ее еще раз и довести дело до конца сводило его с ума. Даже уверенность в том, что Марика все равно ему достанется, не утешало Вальгарда в полной мере. Ему хотелось, чтобы это произошло как можно скорее. Никогда прежде он не чувствовал ничего подобного ни к одной женщине.

   Но Снежный Волк был не только мужчиной. Он был вождем, и его люди чтили его, как вождя смелого и разумного. До встречи с Марикой его разумность была бесспорной.

   С трудом переборов себя, Вальгард хмуро оглядел свой отряд. По отрешенным лицам маннов нельзя было прочесть, слышали ли они этот разговор. Но он знал наверняка, что воины пойдут за ним, какое бы решение он ни принял.

   Но именно поэтому он решил правильно.

   - Едем к бухте, - преодолев себя, негромко проговорил он. - Наш добрый драккар давно скучает без своих славных воинов. Пора нам снова взойти на его борт.

***

  Большой приемный зал замка Дагеддидов был полон статуй. Статуи занимали все скамьи, столы и пол, громоздились друг на друга и подпирали стены. Какие-то из них были уложены на ковер или шкуры, другие - прикрыты покрывалами. Но большинство просто лежали на голом полу. Все статуи покоились очень тесно. Однако семья Дагеддидов лежала отдельно, на принесенных для этого широких скамьях, которые были придвинуты друг к другу и покрыты темным бархатом. Король Хэвейд и уснувший раньше других Генрих, крепко сжимавшие в каменных ладонях фамильные мечи, занимали один край этого большого ложа. С другой стороны во весь свой исполинский рост вытянулся про-принц Седрик. Между взрослыми потомками королевского рода лежали трое детей принцессы Марики. Сама Марика, заложив руки за спину, стояла над ними. Взгляд ее блеклых зеленых глаз был направлен в лицо окаменевшего супруга.

   Марика пробыла здесь уже довольно долго, не шевелясь и не отводя взора. Ираика, которая успела отдать приказания следившим за статуями служанкам, и убедиться, что ее распоряжения исполняются с нужным тщанием, подошла к некоронованной королеве Веллии. Некоторое время она постояла рядом, потом опустилась на край скамьи рядом с Генрихом и провела рукой по его каменным волосам.

   - Знаешь, - она говорила как будто про себя, но ее названная сестра стояла так близко, что слышала каждое слово. - Я до сих пор не могу поверить... Что их всех уже нет. Чем дальше... тем все больше мне кажется - они просто спят. Что можно что-то сделать... прочесть заклинание... или молитву... Или натереть их каким-то эликсиром... И они оживут. И все будет... по-прежнему.

   Ее голос дрогнул. Марика перенесла вес тела с одной ноги на другую, приопустив взгляд. Теперь она смотрела не в лицо, а на руки Седрика, который так же, как отец и брат, держал большой меч крепко прижатым к груди.

   - Все бы отдала, чтобы они... проснулись, - тихо и ровно проговорила она в ответ, не переменяя положения. Ее речи заставили Ираику удивиться. Взгляд романки все время оставался отстраненным, точно мыслями она была далеко и не могла слышать обращенных к ней слов. - Дети... Старый Хэвейд. Твой Генрих. Даже... Caenum! Пусть даже он проснется!

   Ираика подняла взгляд. Не требовалось большого понимания, чтобы догадаться, о ком последнем говорила наследная принцесса.

   - Ты ведь скучаешь по Седрику. Знаю, что ты шла за него по принуждению. Но все равно, ты скучаешь.

   Марика досадливо дернула щекой, но страдающей Ираике явно хотелось найти успокоение своей боли в том, чтобы поговорить о женском.

   - Я понимаю тебя лучше, чем ты думаешь, сестра, - старшая принцесса невесело улыбнулась. - Когда Генрих... сделал меня своей женой и привез сюда, в Ивенот-и-ратт... Я ведь тоже была очень несчастна, - она вновь погладила мужа по коротким каменным волосам. - Он справил сватовство к моему отцу и тот отдал меня против воли. Я же хотела выйти за Петара, сына нашего купца. Мы давно сговорились и любили друг друга. Но Генрих... все вышло так, как захотел он. Я стала его женой.

   Она помолчала.

   - Его величество принял меня, как дочь. Король Хэвейд, да озарит его светом Лея, был очень хороший человек. Он приветил меня и сделал все, чтобы я не чувствовала себя чужой в замке. Ведь столькое было мне чуждо и непонятно, - Ираика повела головой, словно чувствуя неловкость за прошлое. - Но я... все равно была несчастна. Я любила другого. Я ненавидела каждый взгляд, каждое прикосновение моего мужа Генриха. Меня не радовали мое положение, богатство, все его подарки... И я... не могла забыться. Говорят, женщина примиряется с нелюбимым мужем после того, как появляются дети. Ты ведь знаешь это не хуже других, ведь так? - Ираика улыбнулась, и эта улыбка не была веселой. - Но мне даже в этом было оказано! Генрих ведь бесплоден... Я каждый миг помнила, что с Петаром у меня могли быть дети, и ненавидела моего супруга все больше.

   Марика вновь переступила с ноги на ногу и поиграла мышцами лица, словно перекатывая что-то во рту. По ее виду было не понять, как она отнеслась к неожиданному откровению старшей принцессы.

   - Не знаю, когда все переменилось. Это происходило так постепенно... Однажды я просто поняла, что больше не ненавижу Генриха, - Ираика вздохнула, убирая руку. - Моя матушка, помню, до того, как умереть, всегда говаривала... Мол, ну... даже если выходить замуж не по любви... Женщине еще дано полюбить своего супруга через ложе. Когда принимаешь мужчину, как мужа, снова и снова, спустя какое-то время трудно относиться к нему, как к чужому. А потом еще дети... У вас ведь такие замечательные... то есть... я хотела сказать... были замечательные сыновья, - она понизила голос, который снова дрогнул. - И ты, должно быть...

   - Ираика, - Марика поморщилась, расцепляя руки из-за спины, и складывая их на животе. Болтовня названной сестры успела утомить ее и без того напряженный и угнетенный рассудок. - У тебя язык - без костей...

   Высокая дверь в зал резко распахнулась. Обернувшиеся женщины увидели начальника стражи Тристана, который вошел в сопровождении двух воинов. Воины были при полном доспехе и изо всех сил старались шагать прямо. Однако обоих пошатывало и от них ощутимо разило хмельно-чесночным перегаром.