— Ты бы видела свое лицо, — говорит он, его глаза полны озорства.

— Ты бы видел свое, — отвечаю я.

Он улыбается, и я тоже. Сейчас мы напоминаем двух детей, пытающихся подружиться. Он перестает улыбаться, как и я. Он прикусывает нижнюю губу, и от такого неосознанного соблазнительного жеста, я чувствую, как внутри живота у меня что-то поднимается, и я очень надеюсь, что это не очередной позыв к рвоте. Я быстро отворачиваюсь, полощу рот и ставлю назад зубную щетку. Поднимаю глаза, он по-прежнему смотрит на меня.

— Я уберу все. Но запах..., — переминаясь с ноги на ногу неловко говорю я.

— Не стоит, — тихо отвечает он. — Сегодня мы будем спать в твоей комнате.

Душевая кабина уже вся в пару. Он открывает дверцу, и мы входим внутрь. Восхитительно теплая вода льется на тело, смывая мой конфуз. Зейн наливает жидкое мыло на ладони и начинает намыливать мою грудь, живот и все тело.

Я тоже немного наливаю на руку жидкого мыла и намыливаю его накаченный пресс, опускаясь ниже. Я замечаю, что его член уже не поникший, а стал жестким, как ад, и стоящим. Я еще добавляю мыла на ладони и нежно ласкаю его. Скользкие пальцы двигаются вверх-вниз, у Зейна вырывается стон. Я сжимаю его яйца и нежно массирую, продолжая двигать другой рукой по члену.

Он разворачивает меня кругом, заставив упереться ладонями в плитку стены. Я с шумом выдыхаю, он хватает меня за бедра и приподнимает. Теплая вода струится на голову, стекает по спине, вызывая еще больше возбуждения, его головка упирается сначала мне в задницу, а затем входит в киску. Я с нетерпением подаюсь ему навстречу, глубже принимая в себя, пока не чувствую его ударяющиеся яйца о мои половые губы. Я выгибаюсь, он посылает дрожь удовольствия по всему моему телу.

— Не останавливайся, — рычит он, и его голос пропитан страстью, став более низким и глубоким.

Я сильнее упираюсь в пол, принимая более устойчивую стойку, чтобы продолжать вдалбливаться ему навстречу.

— Ох, бл*дь. Ты такая чертовски тугая, — стонет он.

Моя киска пульсирует от удовольствия, которое все больше и больше поднимается во мне, глаза полуприкрыты. Я знаю, чего хочу — хочу почувствовать его взрывающуюся, горячую сперму, выстреливающую глубоко в меня. Я начинаю двигаться быстрее на его члене, жестче, но мне этого мало. Я так хочу его, что у меня даже сводит живот. Я хочу, чтобы он трахал меня, как дикий зверь.

— Трахни меня жестче, так, как ты никогда не делал, — начинаю канючить я.

Ему не нужно говорить дважды. Он хватает меня за бедра и вбивается с такой сильной и так чертовски глубоко, что мои ноги отрываются от пола, и я вешу в воздухе. И его жесткий член наказывает мою мокрую, голодную до секса киску, до тех пор, пока умопомрачительный, пульсирующий оргазм не настигает нас. Некоторое время мы продолжаем стоять так, тяжело дыша, вода льется на наши напряженные тела, потом он выходит из меня, и вода смывает всю историю нашего соединения.

Наступают совершенно редкие минуты нежности — он заворачивает меня в мягкое полотенце и аккуратно вытирает. Я смотрю сверху на его темную голову. Если бы так было всегда.

Если бы.

Завтра мне исполняется десять лет. Я могу бить и держать удар. Завтра я не пойду в школу. Я вешаю форму в свой шкаф и слышу рев отца из гостиной, что-то не так с его чаем. Возможно он слишком сладкий или совсем не сладкий. Стены в квартире тонкие, и я слышу шаги матери, идущие на кухню.

Я закрываю шкаф, довольно-таки старый, с перекошенным зеркалом на двери, и смотрю на свое отражение. У меня такое чувство, будто я впервые вижу самого себя. Я смотрю в свое отражение, словно в глаза незнакомца. Я слышу, как мама что-то отвечает приглушенным, спокойным, испуганным голосом. Слышится звук глухого удара. Я отворачиваюсь от зеркала и иду к двери, направляюсь в гостиную.

— Папа, — говорю я.

Отец поворачивает ко мне, глядя убийственным взглядом и начинает наступать на меня. Он пьян. Мама хватает его за руку и пытается усадить на место.

— Оставь его в покое, — просит она.

Он локтем ударяет ее в шею, и она падает на пол задыхаясь.

У меня сжимаются кулаки. Боже, я ненавижу своего отца.

Кровь стучит и пульсирует в ушах, весь окружающий мир замолкает. Есть только я и он. Он подходит ко мне, замахиваясь кулаком. Я легко уклоняюсь от него. С яростным ревом он снова замахивается, на этот раз более яростно. Я пригибаюсь, и он не достает меня. Кулак врезается в стену, у него глаза готовы выскочить из орбит, он воет от ярости.

Я молчу, мое сердце словно заиндевело, превратившись в лед. Я понимаю, что в конечном итоге, должен позволить ему ударить себя, но для всех будет лучше, если я смогу сначала утомить его. Как-то он ударился головой о стену и потерял сознание, и скорее всего это самый лучший сценарий, который может быть, несмотря на то, что когда он очнулся был в ярости, но это того стоило.

Чертыхаясь, он одевает на руки свой кастет. Затем сгибает и сжимает руку в смертельный кулак, его лицо искажено ненавистью, когда он смотрит на меня.

— Не стоит тебе упорствовать мальчик, клянусь, я убью твою мать голыми руками, — выплевывает он.

Бой окончен. Я смотрю ему в глаза и перестаю уворачиваться. Он подходит ко мне и ударяет меня в живот, я словно наблюдаю замедленную съемку, как в кино. Его рука поднимается в воздух и вдруг опускается мне на живот. Бабах.

Мама кричит.

«Я люблю тебя, мама».

На всю жизнь.

На мой день рождения, следуй за политиками.

— Привет Молли, — говорю я в трубку.

— Как дела, куколка? — отвечает Молли весело.

— Отлично. Как ты?

Она вздыхает.

— У меня имеется клиентка, которая настаивает на использовании одновременно леопардового и тигрового принта. Если все узнают, что это я ей посоветовала, моя репутация будет разорвана в клочья.

Я смеюсь.

— У тебя все получится.

— Я очень надеюсь, что ты права. Что я могу сделать для тебя сегодня?

— Мне необходимо что-то к скачкам.

— В такое время года, скорее всего ты собираешься в Челтемхем?

— Да.

— Там не требуется такой высокой моды, чем в Аскот, но может все сложиться очень весело и романтично, если пойдет дождь. (Аскот — знаменитое место ежегодных скачек.)

— Что? Английский дождь мокрый и холодный?

— Ты будешь под навесом, и появится возможность прижаться друг к другу на трибунах.

— Извини, но я не буду делать ставку на дождь.

Она усмехается.

— Возвращаясь к твоему гардеробу. Думаю, у меня имеется одна вещица, исключительно подходящая для тебя. Я случайно ее увидела три минуты назад в бутике своей подруги. Она соответствует французскому стилю. Костюм с юбкой.

— Великолепно.

— Как ты относишься к шляпам?

Шляпам? Я не носила шляпу с тех пор, как была ребенком.

— Тебе стоит примерить. Скачки являются именно тем местом, на которое стоит одеть шляпку.

— Ты отлично убедила меня в этом, — говорю я со смехом.

— Когда?

— Послезавтра.

— О, довольно-таки скоро, — она делает паузу. — У меня есть твои мерки, поэтому я попробую уговорить модистку, чтобы она создала для тебя шляпку. Марни точно сделает это, но если она не сможет, я тебе перезвоню, поскольку мне потребуется найти тебе от готовую шляпку.

— Хорошо, — говорю я, впечатленная списком контактов Молли и умением сотворить идеальный наряд за кратчайшие сроки.

— Увидимся завтра вечером, — решительно говорит она.

— Спасибо, Молли.

Я в чулках телесного цвета скольжу в туфли с широким каблуком (Молли говорит, что шпильки будут застревать в траве и мне придется балансировать, чтобы не упасть) и выпремляюсь перед зеркалом, выглядя, как героиня из домохозяек из Беверли-Хиллз. Платье сочно-розового цвета до колен безупречно сидит на мне. Оно идет вместе с пальто такого же материала, только на дюйм длиннее. Шляпка с полями сочетает в себе нежный оттенок розового, украшенная тремя камелиями из шелка в тех же тонах.