— Сказать по чести, мой шеф Рилг обеспокоен. Если Йесс решит, что всем необходимо стать Пробудившимися, результат такого решения окажется катастрофическим. Те, кто выживут, будут, конечно, «хорошими», «очистившимися», но сколько их останется после Ночи? Статистика предсказывает, что три четверти населения погибнет. Подумайте об этом, Отец. Три четверти! Цивилизация Кэрина будет сметена с лица планеты.

— А Йесс знает об этом?

— Конечно, знает. И согласен, что статистика может быть верной. Но он считает, что жертв окажется не так много. Он утверждает, что существует причина, по которой Йесс обычно побеждает Эльгуля в течение Ночи. Такой исход предопределяет большинство Спящих. Сновидения отражают их истинные желания, а те, в свою очередь, каким-то образом влияют на действия Пробудившихся. Вот почему Йесс побеждает.

Развивая эту мысль, он говорит, что, если все станут Пробудившимися, результат окажется тем же, как если бы большинство людей не пробуждалось. Только истинно «хорошие» имеют шанс очиститься от налета зла, который покрывает даже самых лучших.

— Возможно, он прав, — сказал Кэрмоди.

— Однако Йесс может сильно заблуждаться. И мы считаем, что он не прав. Но даже если его логика верна, подумайте о том, что случится. Если статистика ошибается, то по крайней мере четверть населения погибнет. Какое нас ждет опустошение, сколько смертей. Мужчин, женщин, детей!

— Да, картина страшная!

— Страшная! Но и опасная! Даже Эльгуль не мог бы придумать ничего более жестокого. Если бы я не знал Йесса немного лучше, то подумал бы… — Абог умолк, встал и, приблизившись к землянину, зашептал: — Ходят слухи, что той Ночью родился не Йесс, а Эльгуль. Но он настолько коварен и хитер, что назвался Йессом. Такой фокус очень понравился бы Разрушителю.

Кэрмоди улыбнулся:

— Вы серьезно?

— Конечно, нет. Вы думаете, я один из этих жалких придурков? Но такие слухи смущают умы. Люди не понимают, как их великий и добрый бог может требовать от них такой жертвы.

— Ваши летописи предсказывали такое событие.

Абог как будто испугался.

— Вы правы, — произнес он дрожащим голосом, — но никто не предполагал, что предсказания сбудутся. Только неисправимые ортодоксы верили в них и даже молились, чтобы так произошло.

— Тогда я чего-то не понимаю, — сказал Кэрмоди. — Что случится с теми, кто откажется проходить через Ночь?

— Те, кто откажутся подчиниться приказу Йесса, автоматически и по закону будут причислены к сторонникам Эльгуля. Их станут арестовывать и заключать в тюрьму.

— А если и там эти люди будут упорствовать?

— У них ничего не получится. Им не дадут наркотиков, погружающих в «сон», и им придется пройти через Ночь, хотя бы и в тюремной камере.

— Но может возникнуть массовое неповиновение. У правительства нет времени и сил, чтобы усмирить такую массу людей, верно?

— Вы не знаете кэринян. Вне зависимости от того, как напуганы они будут, большинство не посмеет ослушаться Йесса.

Чем больше Кэрмоди думал об этом, тем меньше ему нравилась затея местного бога. Он еще мог понять, если бы во всем этом заставляли участвовать только взрослых, — но детей! Пострадать должны были безвинные, и большинству из них предстояло погибнуть. Если родители не любят своего ребенка, сознательно или бессознательно, они могут убить его. А те родители, которые станут защищать детей от детоненавистников, тоже могут погибнуть, а с ними и их дети.

— Я не понимаю этого, — сказал он. — Но, как вы правильно заметили, я не знаю кэринян.

— Но вы попытаетесь убедить его не прибегать к насилию?

— А вы беседовали с другими Отцами?

— С некоторыми — да, — ответил Абог. — И довольно часто. Но они согласны со всем, что взбредет в голову Йессу.

Какое-то время Кэрмоди молчал. Он был готов спорить с Йессом, но считал, что говорить об этом Абогу не стоит. Кто знает, какую политическую группу представлял Абог и какую долю истины несли его слова? Или какую обиду затаит Йесс, если намерения Кэрмоди будут преданы огласке?

— Я понимаю серьезность ваших опасений, — вслух произнес Кэрмоди. — Да, я намерен побеседовать с Йессом. И в разговоре поинтересуюсь его намерениями и расскажу о страхе людей. Но я не хочу, чтобы меня цитировали в теленовостях или печатали мои слова в газетах. Если такое произойдет, я выступлю с опровержением.

Абог расплылся в счастливой улыбке:

— Очень хорошо. Быть может, вам повезет там, где другие ничего не добились. Кроме того, он еще не сделал публичного заявления. И у нас еще есть немного времени.

Он поблагодарил Кэрмоди и ушел.

Священник позвонил Джилсону и попросил его подняться наверх, затем предупредил охранников, что ожидает визита землянина.

Телефон зазвонил в третий раз. На экране появилось лицо Тэнда.

— Мне жаль, Джон, но Йесс не сможет увидеться с тобой сегодня вечером. Однако он встретится с тобой завтра вечером в храме. Как ты собираешься провести время?

— Наверное, куплю маску и присоединюсь к весельчакам на улицах.

— Ты можешь делать все что угодно, потому что ты Отец, — сказал Тэнд. — Но твои земные соратники, о которых ты говорил, Лифтин и Абду, уже лишились этого удовольствия. Я приказал полиции удерживать их в отеле, если только они не согласятся пройти через Ночь. Фактически все некэриняне находятся сейчас под домашним арестом. Таково новое правило. Боюсь, это рассердит многих туристов и ученых. Но так, наверное, будет лучше.

— Ты поднимаешь слишком большой вес, Тэнд.

— Я не злоупотреблял своей властью. Но считаю такую расстановку сил правильной. Мне хотелось бы прогуляться вместе с тобой, Джон, но я связан по рукам и ногам своими многочисленными обязанностями. Ты же знаешь, что любая власть налагает на человека большую ответственность.

— Да, я знаю. Спокойной ночи, Тэнд.

Кэрмоди провел рукой над экраном и уже собрался отойти от стола, но тут телефон опять зазвонил. На сей раз на экране появилось не лицо, а страшная маска. Она казалась огромной и не давала рассмотреть, что делается позади нее. Однако по звукам Кэрмоди понял, что звонят из телефонной будки на одной из многочисленных улиц города.

Голос, исходивший из неподвижных губ маски, был намеренно искажен.

— Кэрмоди, это Фрэтт. Я только хочу еще раз взглянуть на тебя, пока ты не умер. Я хочу посмотреть, страдаешь ли ты, — хотя вряд ли ты можешь страдать так, как я и мой сын.

Священник заставил себя успокоиться и ровным голосом сказал:

— Фрэтт, я не знаю тебя. И не помню инцидента, на который ты ссылаешься. Так почему бы тебе не прийти ко мне и не рассказать об этом происшествии? Быть может, тогда ты изменишь свое решение.

Наступила пауза, достаточно долгая, чтобы Кэрмоди понял, что озадачил Фрэтта.

— Ты думаешь, я настолько глуп, — наконец ответила маска, — что сам полезу в ловушку такого негодяя, как ты? Ты, наверное, просто спятил.

— Хорошо. Тогда назови мне время и место. Я приду один, и мы поговорим о твоей беде.

— Ты и так скоро меня встретишь. Но когда и где, ты знать не будешь. Я хочу, чтобы ты попотел, ожидая смерти. А потом ты сам будешь у меня ее просить. — Перед маской мелькнула перчатка, похожая на лапу с когтями, и экран померк.

В дверь постучали. Кэрмоди отодвинул засов — на пороге стоял Джилсон.

— Боюсь, что ничем вам не смогу помочь, падре, — сердито проговорил он, входя. — Я только что узнал, что сижу в отеле под домашним арестом.

— Это моя вина, — ответил священник.

Он рассказал Джилсону о том, что случилось, но тот не стал от этого счастливее, особенно когда услышал о телефонном разговоре с Фрэттом.

— Тогда мне лучше улететь отсюда следующим кораблем, — сказал он.

— Давайте спустимся в ресторан и поедим, — предложил Кэрмоди. — Обед за мой счет. Насколько я знаю, тут готовят земные блюда для тех, кто не привык к кэринянской кухне. Но проблема в том, что повар из Мексики. Если вам не нравятся энчиладас, черепаховый суп и ослятина под чили, то…