Но канадские власти не обращали на это внимания. Тогда на сцену выступил известный индейский писатель Серая Сова — Грей Оул (Вэша Куоннезин). Аркадий Фидлер так рассказывает об этом: «В своей лесной хижине он с помощью жены написал пламенную статью в защиту бобров и послал ее в газету. Затем приготовил лекцию и стал знакомить с ней публику. Эффект превзошел все ожидания. Грэя Оула слушали затаив дыхание, его статьями зачитывались. Оул умел убеждать. Он всколыхнул общественное мнение». И канадское правительство вынуждено было наконец принять меры. Снова запретили охоту на бобров, создали несколько резерватов и заповедников. И есть надежда, что американский бобр тоже будет спасен.
А вот история еще одного, морского бобра — калана. Вообще к бобрам он никакого отношения не имеет — относится к отряду хищных и входит в семейство куньих. С бобром его роднит разве что очень красивый, ценный мех.
Открыли калана в середине XVIII века. Научное описание было сделано впервые в XX веке. А в промежутке между открытием и изучением зверь был почти полностью истреблен. Мы не знаем, сколько существовало каланов до того, как ими занялись промышленники. Видимо, много. Во всяком случае, известный исследователь русского Севера, впервые увидевший каланов, Георг Стеллер, писал, что «они покрывали берег целыми стадами». В конце XVIII — начале XIX века ежегодно добывали по нескольку десятков тысяч каланов. Только в Кантон ежегодно привозили примерно по 20 тысяч шкурок.
Истребление каланов — одна из многих позорных страниц в истории отношений людей и животных. Убийство этого зверя было делом нехитрым. Калан, несмотря ни на что, оставался доверчивым и не боялся человека. А будучи сильно привязанным к определенным местам, долго не покидал их, покорно ожидая своей очереди. И очередь рано или поздно доходила.
Убивали каланов палками, чтобы не портить шкурку. Когда же они наконец поняли, что человек не такое уж приятное и безобидное существо (к этому времени каланов осталось очень мало), промышленники стали использовать родительскую привязанность этого животного. Каланы размножаются медленно. И своего единственного детеныша мамаша очень бережет. Она постоянно держит его у себя на груди (каланы обычно плавают на спине), постоянно ласкает его, облизывает, ныряет вместе с ним и прячет, если возможно, в безопасное место.
Люди быстро поняли, что мамаша готова пожертвовать собой ради спасения детеныша. И, поймав беззащитного каланенка, заставляли его громко пищать. На голос малыша приплывала самка и, не обращая внимания на опасность, стремилась к детенышу…
К концу XIX века количество каланов резко сократилось. Но их продолжали истреблять: только американцы в районе Аляски с 1881 по 1890 год добыли 48 тысяч шкурок. Однако уже в 1900 году было добыто всего 127 шкур. Цены «взлетели до небес», как писал один американский ученый. Но ни за какие деньги уже невозможно было купить шкурку калана. В 1910 году добыли всего одного калана. Его шкуру продали за 1700 долларов. Через несколько лет еще одна шкурка была продана за 2500.
В 1911 году США вынуждены были принять закон, запрещающий охоту на каланов (в СССР такой закон был принят в 1924 году). К тому времени на всех островах, где некогда в изобилии водились эти животные, сохранилось в общей сложности чуть больше полутора тысяч.
В трагедии каланов в первую очередь повинна их шуба — бурая или темно-коричневая, блестящая, прочная и очень легкая. В отличие от других морских млекопитающих, которые в воде защищены от низких температур слоем жира, калан такого жира не имеет. Его защищает шкура с очень густым подшерстком, не пропускающим воду. (У калана на одном квадратном сантиметре 38–40 тысяч волосков, в то время как у белки или у лисы волосков 8-10 тысяч.) Такая шкура, правда, требует заботы, и калан много времени тратит на ухаживание за своим мехом: выбираясь на берег, он чистит, расчесывает волоски на своей роскошной шубе. Делает это калан передними лапами, на которых имеются очень подвижные «ладошки». (По свидетельству исследователя каланов С. В. Маракова, каланы могут держать передней лапой спичку и даже иголку.) Кстати, передними лапами каланы поднимают со дна камни, кладут их себе на грудь и, лежа на воде спиной вниз, разбивают об эти камни ракушки моллюсков и панцири крабов. Калан может взять камень под мышку и плавать с ним, если даже камень ему в данную минуту не нужен. Иногда одним камнем калан пользуется целый день.
Но при всей ловкости и даже силе лапы эти — как, впрочем, и зубы каланов — не предназначены для драк. И каланы не только не дерутся, они даже почти никогда не ссорятся. Каланы очень миролюбивы и добродушны. Может быть, это, а может, понятливость и какой-то особый «интеллект» (например, каланы, как выяснилось, догадываются сбивать замки с клеток) делали их излюбленными положительными героями алеутского фольклора.
Сейчас места, где живут каланы, объявлены заповедными, охота на них запрещена, люди проявляют максимум заботы об этих животных, и число их заметно увеличилось. Каланы останутся на земле. И люди смогут увидеть каланов либо на берегах Курильских островов, либо на кино- и телеэкранах и, может быть, кто-то вспомнит слова Георга Стеллера: «Не могу передать красоту этого животного в живом состоянии: когда оно бежит по земле, то кажется чернее атласа, и его яркая чернота сверкает».
Сходна с судьбой бобров и каланов судьба еще одного очень ценного пушного зверя — соболя.
Когда-то он был широко распространен, жил не только в сибирских, но и в европейских лесах, доходил до теперешней Белоруссии и Литвы. Много соболя было и в Московском государстве. Огромные партии шкурок вывозились из Сибири. Только в XVII веке и только Восточная Сибирь давала 80 тысяч шкурок в год. Всего же на Руси добывалось 200 тысяч соболей. Но с каждым годом соболя становилось все меньше, а шкурки его дорожали все больше. Достаточно сказать, что в начале нашего века шкурка соболя стоила 200–250 рублей. Чем дороже шкурка, тем яростнее добыча. И вот численность соболя стала катастрофически падать. Если на Ирбитской ярмарке — основном месте дореволюционной России, где торговали пушниной, — в 1896–1900 годах было продано 44 280 шкурок соболя, то в следующее пятилетие — 31 440, а в 1906-1910-х уже всего 14 400.
В европейской части соболь был уничтожен полностью, в Сибири его осталось очень мало. Например, когда в районе Баргузинского хребта решили организовать заповедник, там жило не более 20 соболей. Столько же оставалось и в Кондо-Сосьвинском районе, который еще в XVII веке ежегодно поставлял в Москву до 2000 соболиных шкурок. Соболь был на грани полного исчезновения. И вот места, где еще оставались эти зверьки, были объявлены заповедными, а на соболей запретили всякую охоту. Это, конечно, дало положительные результаты — поголовье соболей скоро значительно увеличилось. Но главное, что помогло сохранить и увеличить количество соболей, — это расселение их по стране. С 1927 по 1957 год более чем в 100 районов нашей страны завезли и выпустили 12 500 зверьков. Прошло еще несколько лет, и соболь вновь стал промысловым зверем. Уже в 1940 году в СССР было 300 тысяч соболей. Сейчас их примерно 800 тысяч. И добывают соболей теперь больше, чем двести лет назад.
Можно привести еще немало примеров спасения животных в заповедниках. Это оказалось очень действенной мерой. Не случайно сейчас более чем в ста странах мира существует свыше 1100 заповедников. Они занимают около 2 процентов всей суши нашей планеты. И это только те заповедники, территории которых более 1000 гектаров. Заповедников, площадь которых меньше 1000 гектаров, в мире, по крайней мере, 3000. Это своеобразный «полигон», где можно изучать животных в их природных условиях, не нарушенных человеческой деятельностью. Это и резерваты, благодаря которым сохранились на Земле многие животные.
Однако, как видим, только сохранить животных часто бывает недостаточно: ведь и в заповедниках может быть перенаселение. Пока речь идет о спасении, о расселении животных не думают. Но когда тот или иной вид размножится, угроза его исчезновения с лица Земли минует, появляются другие опасности: могут возникнуть болезни, эпизоотии, может начаться нехватка кормов. (Хотя в заповедниках, где животные под постоянным наблюдением и где они подкармливаются, это маловероятно.) Но животных расселяют не только для того, чтоб создать в заповеднике благоприятный режим, но и для того, чтоб обогатить фауну других областей или других стран.