На дорогу из травы выползла большая черная самка. Очутившись на просторе, она как бы испугалась, остановилась и долго поводила усиками. Возле нее толпились муравьи. Они трясли головами, слегка постукивая ими самку. Нет, самке не понравилась открытая дорога, лишенная растительности, она круто повернула и направилась к старому, родному гнезду. Муравьи-сопроводители еще сильнее затрясли головами. Один, юркий, схватил самку за челюсти, повернул ее обратно и протащил немного. Это успокоило самку, она вновь поплелась за всеми и вышла на дорогу. Позади нее на песке тянулся след в виде небольшой бороздки, оставленный грузным брюшком.

Самке было нелегко ползти по песку, и она часто останавливалась, как бы намереваясь отдохнуть. Но нетерпеливые муравьи трясли головами и дергали ее за челюсти. Процессия медленно пересекала дорогу. Теперь позади самки почти никого не оставалось: черная лента ползущих муравьев около нее заканчивалась, а те муравьи, что возвращались из нового жилища, повернули назад, добравшись до своей родительницы.

Вот самка достигла середины дороги. Здесь в полоске травы она задержалась, и вокруг нее собрались оживленно размахивающие усиками муравьи.

Я не сразу понял, в чем дело, когда увидел Алексея, стоявшего на дороге, и затормозил с опозданием. Там, где прошло колесо мотоцикла, корчилось четыре раздавленных страдальца.

Запыленные, жалкие, они привлекали к себе внимание сородичей. Муравьи толпились около них и обследовали их усиками. Некоторые пытались нести раненых: кто в сторону от колонны, кто по направлению к новому жилищу, а кто назад. Сочувствующие явно не знали, что делать с пострадавшими^[3]. Они внимательно ощупывали их раны на брюшке, иногда пуская в ход свои острые челюсти. Одному раненому отсекли почти все брюшко, и он стоял, слегка покачиваясь, нелепый, большеголовый.

Небольшой древоточец тащил в челюстях свернувшегося в комочек муравья. Нашелся все-таки, видимо, совсем непонятливый или не желающий переселяться, и его пришлось перетаскивать. Я схватил обоих, и носильщика и его ношу, чтобы внимательно рассмотреть их в лупу. Оказавшись опять на земле, носильщик сперва стал старательно искать ношу, а потом принялся с размаху ударять широко раскрытыми челюстями о землю. Это был хорошо знакомый мне сигнал «Чужой запах», или «Чужой». Около сигналящего быстро собралась кучка крупноголовых, они тоже начали размахивать челюстями и долго не могли успокоиться.

Постепенно дорога опустевала, самка добралась до ее края. Здесь ей предстояло преодолеть крутой подъем, и она долго не решалась. Сколько вокруг нее появилось сопроводителей, как они размахивали и трясли головами! Особенно ожесточенно махали головами те, которые были впереди ее. Это был тоже сигнал: муравьи торопили самку. Ведь она затягивала переселение, и те, кто уже перешел в новое жилище, мчались обратно, навстречу ей. И так, пожалуй, много раз.

А сумерки сгущались, становилось прохладнее, сказывалось приближение осени. Один из муравьев, совсем небольшой, не выдержал, схватил самку за челюсти и потянул, но не как все, а по-особенному, так что самка сложилась чемоданчиком и позволила себя нести. Ноша была тяжела и не под силу тщедушному носильщику. Вскоре он устал, раскрыл челюсти, оставил самку. В течение десятка секунд самка оставалась совсем одна, без сопровождающих. Никто ее не трогал усиками, не стучал по телу, не размахивал перед ней головой. Она опешила. Потом внезапно повернулась и решительно поползла обратно. Лучше добраться до далекого, но знакомого жилища, чем идти в неизвестность. Но оплошность была быстро исправлена. Самку схватили, повернули, несколько раз потянули за челюсти, со всех сторон обстучали головами.

Наконец, и новое жилище, приукрашенное бордюром свежих опилок. Осталось чуточку подняться по отвесной стенке пня и проникнуть в небольшое отверстие. Но с самкой что-то происходит. Ее, видимо, пугают неизвестные хоромы, и она отказывается следовать дальше. Схватив за ноги, дружными усилиями ее затаскивают.

С каждой секундой возле пня муравьев становится все меньше и меньше. Дорога совсем опустела. Лишь на самой середине ее в узкой полоске травы еще задержалась группа муравьев. Они оживленно постукивают друг друга усиками. Иногда к ним подбежит еще один и всех по очереди ощупает. Скоро и эта группа отправляется в новое жилище.

Солнце зашло за горизонт. Легкие высокие облака, протянувшиеся с запада, розовеют, потом становятся красными и постепенно гаснут.

Интересно бы узнать, через сколько лет муравьи вновь затеют переселение?

На муравейнике рыжего лесного муравья я заметил с десяток маленьких ракушек. Они были пусты, основательно разрушены. Муравьи часто таскают на свое жилище различные предметы, могли они принести и кем-то изгрызенные ракушки. Поэтому находка меня не удивила. Но, увидев, как старательно трудятся муравьи над маленькой ракушкой, вытаскивая ее содержимое, я пригляделся внимательнее.

Прежде всего, было не понятно, каким образом муравьи маленькими челюстями могли разгрызать довольно крепкий панцирь ракушки. Для этого требовалось другое орудие. Тем не менее муравьи отрывали кусочки панциря, постепенно обнажая тело моллюска.

Оказалось, что муравьям помогали не челюсти, а совершенно другое. Это была муравьиная кислота, которую они выбрызгивали на ракушку. Кислота — мощное оружие против крепкого панциря. Как она шипела и пузырилась, соединяясь с углекислой известью, которой пропитана раковина! Потом в том месте, где выделялись пузырьки углекислого газа, раковина уже легко ломалась и становилась вполне доступной челюстям хищников.

Кто бы мог подумать, что, нападая на моллюска, муравьи используют самую настоящую химическую реакцию!

Тихой и безмятежной кажется жизнь большого лесного муравейника: сложные порядки установились давно, стали незыблемыми и так хорошо соответствуют окружающим условиям, что никто не может нарушить покоя маленьких тружеников леса. Но это не так. У муравьев много врагов.

По лесу от большого муравейника протянулась оживленная процессия муравьев-носильщиков. Переносится — и, судя по всему, очень спешно — живой груз: яички, личинки, куколки и муравьи-домоседы, никогда не выходящие за пределы своего жилища.

Переселяются муравьи далеко, почти за две сотни метров, — три-четыре часа пути в один конец. Там сооружается новый муравейник. Но к чему эта перемена места жительства, что за прихоть, зачем такая безумная трата энергии?

Проходит месяц. На новом месте вырастает муравейник. У его основания светлеет свежей землей кольцо фундамента. Строя летнее жилище, муравьи позаботились и о зимнем: вырыли глубокие земляные ходы. Старый муравейник совсем опустел, но он будто только что оставлен, все здесь цело. Переселенцы ничего не захватили с собой. Может быть, потому, что далеко тащить?

На краю старого муравейника вырос серый гриб с белыми крапинками в центре шляпки, и возле него приподняла хвоинки сразу еще целая кучка таких грибов. Отчего бы здесь расти грибам?

Вскроем аккуратно муравейник. Под конусом из хвоинок — земляные ходы. Они какие-то необычные, увиты тонкими серо-желтыми нитями, будто кто-то натолкал сюда клочья грязной ваты. Что это?

Да это мицелии грибов! Они пронизали весь муравейник. Неужели муравьи испугались грибов и их мицелиев? Я копаюсь в книгах, пытаясь узнать, какой это гриб. Он, оказывается, относится к тому же роду, к которому принадлежит и всем известный красный с белыми крапинками мухомор, и тоже очень ядовит. Кто знал, что у муравьев есть такой враг — домовой гриб! Так вот чем объясняется бегство муравьев, вот почему они не взяли со старого жилища ни единой палочки и никто не проведывает эту зачумленную обитель. Новый дом должен быть чистым, в него нельзя заносить грибную заразу.