Подбородок Адама едва заметно напрягся.
— Будет лучше, если я их пропущу.
Он не стал уточнять. Я не просила. Минут двадцать мы ехали в тишине, не считая редких напоминаний о том, чтобы я была осторожна и не отводила глаз от дороги. Когда мы свернули к дому Айви, я начала ощущать тяжесть молчания.
— Так чем ты занимаешься, когда не учишь случайных подростков ездить по большим и страшным улицам Вашингтона? — спросила я.
Я припарковала машину. Адам отстегнул ремень безопасности и, расправив плечи, ответил:
— Я работаю в министерстве обороны. Прежде чем меня определили в Пентагон, я работал в военно-воздушных силах.
— Почему Пентагон? — спросила я.
— Туда меня назначили, — Адам застыл, единственной заметной подсказкой оставались мышцы его шеи. Его тон напомнил мне о подслушанной ссоре между ним и Айви.
Адаму — отец которого контролировал происходящее в Вашингтоне — пришлось сменить работу, которой он наслаждался, на работу в Пентагоне.
— Твой отец хотел, чтобы ты остался в Вашингтоне? — наугад спросила я.
— Мой отец очень дорожит своей семьей, — без каких-либо эмоций произнёс Адам. Он походил на солдата, вставшего в стойку «смирно» — глядел прямо перед собой и не шевелился. — А ещё у него очень хорошо выходит получать желаемое.
— Айви такая же, — слова соскользнули с моего языка прежде, чем я успела их обдумать. — Конечно, не в том смысле, что она дорожит семьей, — уточнила я. — Она тоже умеет получать желаемое.
Несколько секунд Адам молчал. Наконец он произнёс:
— Твоя сестра не такая, как мой отец, Тэсс.
Я не хотела заводить разговор об Айви.
— Она бы пошла на всё что угодно ради тебя, — сказал мне Адам, поворачивая голову, чтобы взглянуть мне в глаза. — Ты ведь знаешь об этом?
— Конечно, — он хотел это услышать.
— Она не станет просить тебя пойти с ней на похороны, — выражение лица Адама было нейтральным, он тщательно его контролировал. — Но я не иду, а Боди никогда не ходит на похороны. Он отвезёт её туда, но на этом всё, — он позволил мне уловить смысл его слов. — Это будет очень много значить, если ей не придется идти туда в одиночестве.
Много значить для Адама или для Айви?
— На этой неделе твой отец заезжал поговорить с Айви, — мне нужно было сменить тему, и это сработало. Челюсть Адама едва заметно напряглась. Всего через секунду какие-либо следы эмоций исчезли с его лица: ни намека на улыбку или насупленные брови.
— Ты не знал, — догадалась я. Я думала, что Айви ему рассказала.
— Вы с моим отцом встретились? — Адаму почти удалось сохранить спокойный тон, но я уловила в его голосе напряжение. Он хотел услышать «нет». Он хотел, чтобы я держалась подальше от его отца. Я обдумала это, вспоминая о том, как Боди приказал мне оставаться в машине, стоило ему заметить Уильяма Кейса.
— Нет, — сказала я Адаму, замечая мелькнувшее на его лице облегчение. — Не встретились.
ГЛАВА 18
На следующее утро я надела выцветшее черное платье и спустилась на первый этаж, чтобы подождать Айви.
— Куда-то собралась? — спросил у меня Боди.
Я не стала смотреть ему в глаза.
— Внук судьи Маркетта учится в Хардвике, — не самое правдоподобное оправдание. — Он друг моего друга.
Учитывая то, что в Хардвике у меня было не слишком уж много друзей, мне пришлось слегка приукрасить правду.
— Так ты идешь на похороны.
— Да.
— На похороны дедушки друга твоего друга, — повторил Боди.
Я пожала плечами и направилась к машине.
— Думаю, это правильный поступок, — мы оба прекрасно знали, что я имела в виду вовсе не свою хлипкую связь с Генри Маркеттом.
Возможно, Адам был прав. Возможно, Айви нуждалась во мне. А может, и нет. Так или иначе, никто не должен ходить на похороны в одиночестве.
— Теодор Маркетт долго и упорно служил этой стране, — президент Питер Нолан стоял за трибуной оратора. Он был харизматичен и обладал властным голосом. Пока он произносил речь, Айви нащупала мою руку. Она сжимала её совсем недолго, но даже короткий момент соприкосновения сказал мне о том, что я пришла не зря.
Я знала, что она думает о похоронах наших родителей. А вот мои воспоминания были довольно расплывчатыми.
Я помнила лето. Моё платье было голубым. Бледного, светло-голубого цвета, выделявшегося среди моря черного. Я помню, что меня передавали из рук в руки. Помню, что ела какую-то еду. Помню, что меня стошнило на пол. Я помню, как Айви унесла меня на второй этаж. Помню, как моя голова лежала у неё на груди.
— Большинство из нас живут, не задумываясь о том, как мы влияем друг на друга, какой след оставляем после себя в этом мире — но не Тео. Как в суде, так и в жизни он чувствовал ответственность уйти из мира лучше того, в который он однажды пришел. Банально говорить о том, что он был хорошим, мудрым и честным человеком, — на несколько секунд президент замолчал. — Но я всё равно скажу об этом. Он был хорошим человеком, — голос президента достигал каждого уголка церкви. — Он был мудрым и справедливым.
Свет падал сквозь витражные окна на обернутый в американский флаг гроб. Флаги по всей стране были приспущены в честь судьи Маркетта.
— Теодор Маркетт был мужем, похоронившим свою жену, — голос президента окатил меня с ног до головы. Пусть он и произносил речь об умершем, его тон так и призывал довериться ему, выслушать его и последовать за ним. — Отцом, похоронившим своего сына. Он был бойцом, не сдававшимся горю; дням, ночам, месяцам и годам, когда жизнь была нелегкой. Он отлично играл в бильярд. И я по собственному опыту знаю, что этот мужчина всегда пел «С Днём Рождения» только во всё горло.
Раздалось несколько смешков.
— Тео был дедом и верным государственным служащим, — президент сделал пазу и склонил голову. — Он сделал этот мир лучше.
Были и другие речи, церковные гимны и молитвы.
Я помнила лето. Моё платье было голубым.
Несущие гроб люди поравнялись с нами: пять мужчин, женщина и мальчик. Я узнала женщину и осознала, что они с мужчинами были коллегами судьи Маркетта, заседавшими с ним в суде. Не важно, какими были их отношения в зале суда, пока они несли гроб по проходу, я видела горе, выжженное на их лицах.
Последним был парень моего возраста. В нём читалась смесь двух рас, а сжатая челюсть делала черты его лица ещё более твёрдыми. Внук судьи. Я наблюдала за тем, как он и шестеро судей Верховного Суда несли гроб его дедушки навстречу солнцу.
— Пойдем, Тэсс, — мягко произнесла Айви, когда люди направились к выходу. Мы добрались до края скамьи. Когда Айви ступила в проход, кто-то взял её под руку.
Отец Адама.
Я замерла, но толпа продолжила двигаться, так что я вышла из ступора и ступила в проход следом за ними.
— Уильям, — холодно поприветствовала его Айви. Она не попыталась вырваться из его хватки. Пока они шагали бок о бок, я гадала о том, кто кого ведет.
— Милая служба, — прокомментировал Уильям Кейс. — Хоть речь и была немного посредственной.
Я огляделась по сторонам, пытаясь понять, услышал ли его кто-нибудь ещё, но, судя по всему, его слова расслышала только Айви — и я. В передней части церкви Джорджия Нолан стояла рядом со своим мужем. Она заметила меня и улыбнулась. Улыбка пропала из её глаз, когда она заметила мужчину, державшего Айви за руку.
— Ты обдумала наш маленький разговор? — спросил у Айви Уильям, пока мы шагали к выходу.
— Мы с вами не ведем разговоров, — сухо произнесла Айви. Уильям придержал для неё дверь. Когда Айви переступила порог, он обернулся ко мне. Ко мне.
— После вас, — произнёс он. Я сразу же разгадала его намерения — он пытался залезть в голову моей сестры. — И кто же эта юная леди? — спросил он у Айви.
Я была готова поставить деньги на то, что он знал ответ на свой вопрос.
— Моя сестра, — ответила Айви. Её голос звучал приятно, но в её глазах сверкало предостережение. — Тэсс.