Это ни в какой степени не означает, что мы не считаем факт верховным судией, и был бы прав читатель, который сказал бы: «Не пугайте меня идеализмом. Может быть, факты вынуждают нас встать на дуалистическую точку зрения. В конце концов, я имею право не верить в бога, вмешивающегося в человеческую судьбу, но признавать существование особых явлений, связанных с жизнью человека».

Что же, это верное замечание. Но где же взять факты, когда их нет?

Десятки тысяч человек подвергались за последние десятилетия систематическим исследованиям телепатических способностей. Вывод один (его, кстати, формулирует и профессор Манн — не враг, я это уже подчеркивал, а друг телепатов): общего явления телепатии нет.

Так о чем же тогда шумят телепаты? Они утверждают, что существуют исключительные личности — звезды, — которые обладают этим свойством.

Превосходно, мы согласны посмотреть на звезду. Но не тут-то было: звезда не может работать в присутствии авторитетной комиссии. Присутствие неверящих и недоброжелателей препятствует работе приемника астральной материи. Подумать только, какое безвыходное положение! Ай-ай-ай! Что же остается? Только одно — поверить свидетельствам фокусников и их звезд.

А на это, прошу извинить, пойти никак нельзя. Ведь на одной чашке весов лежат чуть ли не все достижения лучшей части человечества — ученых, а на другой — слова людей, которым безразлично естествознание.

В таких условиях для меня колебания нет, и я просто отношу к обманщикам, мистификаторам или к заблуждающимся всех, кто рассказывает мне эти байки.

Итак, каковы итоги?

Их можно сформулировать очень просто. Откуда ушли, туда и пришли. Телепатия оказалась бесконечно чуждой естествознанию с его методами и идеями. Поэтому эта старая, как мир, деятельность сохранила свой характер — характер магии. У нее есть свои жрецы. Для демонстрации магии используются особые личности — можете называть их отмеченными богом или дьяволом, можете называть их медиумами, телепатическими звездами и, наконец, субъектами, обладающими парапсихологическими способностями. Разница лишь в словах, а сущность та же.

Веками существуют люди, верящие в чудеса. Живут и действуют обманщики, сознательные и бессознательные. Веками существуют люди, которые борются с человеческими заблуждениями. И каждому веку эту работу приходится начинать сначала.

Впрочем, довольно. Последняя фраза звучит слишком пессимистично. Разумеется, если в течение сорока лет так называемый средний человек не слыхал ни звука о телепатии, а затем на его голову обрушиваются «открытия» современных парапсихологов, то, конечно, уроки истории для него прошли даром.

Недавно я получил письмо от кандидата педагогических наук, упрекавшего меня во многих грехах, в том числе и в том, что я отбрасываю от себя новую науку — телепатию. Воспитание таких читателей действительно надо начинать сначала. Но могло бы так не случиться. Я боюсь, что в воспитании нашего нового поколения была сделана ошибка — полагалось, что раз нет социальных условий для появления суеверий и доверчивости к чудесам, то они и не будут возникать. Не тут-то было. Они появляются и способны расцветать, если не идти против заблуждений. К этому я и призываю!

Есть много вариантов вранья. Никто, разумеется, не станет защищать жулика, прибегающего к обману, чтобы обобрать своего ближнего. Но в отношении многих сортов неправды люди гораздо снисходительнее. Ведь есть же ложь «во спасение». Зачем, например, огорчать любимую девушку, сообщая ей, что вчера был в кино с ее подругой. Гораздо лучше сказать, что готовился к экзамену. Стоит ли говорить больному, что у него неизлечимая болезнь, ведь это жестоко.

Сколько угодно сторонников мнения, что искусство не должно говорить человеку правды. В конце концов, рассуждают они, важно доставить человеку радость. Каким способом мы этого достигли — совершенно безразлично. Поэтому если зритель получит удовольствие от кинокартины, в которой все ложь от начала до конца, если живопись наводит на фальшивые ассоциации, что ж, пожалуйста, абы потребитель развлекался.

Рассуждения подобного типа имеют исключительное распространение по отношению к религии.

«Ну разумеется, — начинает убеждать вас вполне интеллигентный дядя, — ну конечно, бога нет. Но согласитесь, что вера в бога помогает человеку стойко переносить выпавшие на его долю несчастья. Что дурного в том, что мать горячо молится богу о благополучном возвращении своего сына-солдата с поля войны».

Возражения ваши отметаются решительным взмахом руки, и оппонент продолжает:

«А моральные соображения? Неужто вам не известно, что среди католических девушек нравственность куда выше, чем среди тех, которые не принадлежат к этой церкви. Видите — страх божий идет на пользу. Меньше распутства, меньше воровства, больше уважения к родителям. Разве это плохо? Пусть в основе лежит ложь, но раз результат хорош, значит, ложь полезна».

Как видите, есть люди, которые приводят свои доводы против истины. Но, заметьте (не пропустите, читатель, пожалуйста, эту строчку и запомните ее), имеется одна группа людей, где нападки на истину и защита лжи абсолютно и стопроцентно исключены. Это деятели науки. Действительно, научная профессия есть служение правде. Отбор истинных фактов, тщательное и правдивое их описание, построение теории, которая без ошибки предсказывала бы еще не наблюденные явления, — это и есть наука. Значит, нельзя, не ценя истину, считаться научным работником. Это так же невозможно, как быть одновременно пожарным и поджигателем, охотником и вегетарианцем.

Ложь осуждается всегда, ценится ясность и четкость ума, поскольку они приводят к установлению истины. Но должна, разумеется, проявляться и стопроцентная терпимость к мнению, противоречащему твоему собственному. Здесь дело заключается в следующем. Правка лишь одна. Значит, мой противник в споре либо прав, либо не прав. Необходимо его внимательно выслушать и установить, кто из нас воспользовался неверным фактом или кто допустил логическую ошибку в рассуждении. Ведь если я не прав, то в моих интересах установить это поскорее, так как рано или поздно моя ошибка будет найдена. Если же различия моего мнения и мнения противника в споре лежат в области эмоционального (ему нравится, а мне не нравится музыка Бартока), то к этому надо отнестись абсолютно спокойно и без особого внимания. Если суждение не может быть проверено на опыте, то понятия истинного и ложного к нему неприменимы, а значит, спорить не о чем.

Когда же научный деятель обязан вступать в решительную борьбу и быть в ней бескомпромиссным? Только в том случае, когда видит атаку на принципы, на которых базируется его профессия. А это значит — он обязан вступать в борьбу против тех, кто мутно мыслит и без уважения относится к фактам, против легковерия и пустословия, против лженауки и оккультизма. Одним словом — против рениксы.

Достаточно ясно, наверное, почему книга, только что вами прочитанная, написана тем, чья профессия — естествознание и, мне кажется, прежде всего физика. Ибо физика — об этом мы уже говорили раньше — есть фундамент естествознания.

Но в конце концов, может быть, борьба с рениксой — это внутреннее дело ученых? Почему нужна публичная порка всяческой рениксы? Какое до нее дело широкому читателю? И в конце концов, может быть, только для нас, физиков, реникса противна, а другим людям приятно обманывать себя?

Мое глубокое мнение, что вред рениксы огромен и борьба с ней является важнейшим и необходимым моментом борьбы за счастливую жизнь всех людей. Я не стану говорить о самой ясной стороне дела — чисто экономической, о том, как лженаука может привести к неверной хозяйственной политике и принести самый что ни на есть реальный ущерб, измеряемый в миллиардах рублей. Важнее, пожалуй, вред легкомысленных решений, принимающихся без строгого учета обстоятельств, без детального экономического и политического анализа, если речь идет о государственных делах, и без детального психологического анализа, если речь идет о делах личных.