— Обычно это делается с шумом, а шуметь в общественном месте — это дурной тон.

— Хорошие манеры иногда ужасно неудобны, — заявил Симпл.

— Вам, может быть, и безразличен весь этот хороший тон, — сказал я, — а вашей жене — нет. Конечно, такой женой, как Джойс, нужно гордиться. Она старается поддерживать репутацию негров Гарлема. Говорят, одна из причин, по которой белые не хотят жить по соседству с неграми, заключается в том, что мы не придерживаемся хорошего тона в обществе. А в избранном обществе как раз и не принято обгладывать кость, усевшись на окне.

— Но кто же принадлежит к избранному обществу? — спросил Симпл. — Во всяком случае не я, да и не желаю я к нему принадлежать. Белые, может, и не обгладывают косточки, сидя на окне, зато они творят другие страшные дела. Здесь чуть не каждый день дети убивают своих матерей. Никогда не читал я на Юге так много о том, что дети отправляют родителей на тот свет. А здесь об этом сейчас пишут не переставая. Но вы редко прочтете, что нечто подобное позволил себе цветной ребенок. Белые, к тому же, притесняют цветных. И это, я думаю, тоже никак не относится к хорошим манерам. Уж лучше бы они обгладывали косточки, вместо того чтобы ущемлять нас. Белые взрывают атомные бомбы и сжигают людей. Мне кажется, что лучше обгладывать кость, чем приносить вред здоровью всех без исключения жителей Маршальских островов. Помните, в кино показывали: после проведенных на этих островах испытаний атомной бомбы у тамошних жителей никогда больше не будут расти волосы на голове, а пострадавшие от взрыва японские рыбаки никогда больше не смогут иметь детей. Мне кажется, уж лучше бы эти белые обгладывали косточки, усевшись на своих окнах, даже если бы они при этом и нарушали хороший тон. Обгладывать кость, на мой взгляд, лучше, чем сбрасывать бомбы. Атомная бомба нарушает хороший тон во всем мире. Когда я грызу кость или обсасываю куриное горлышко, я, по крайней мере, не приношу вреда ни одной человеческой душе.

— Вы обижаете свою жену, поскольку ей это неприятно, — сказал я. — Так что даже ради Джойс, если не ради самого себя, вы могли бы высасывать куриное горлышко или обгладывать свиную косточку не на виду у всех. Ведь уважение к окружающим начинается дома, и этим, возможно, в известной степени объясняется также поведение белых американцев. Они так привыкли дурно обращаться с неграми у себя дома, что им трудно считаться с тем, что думают цветные народы в странах Азии. А если вы продолжаете обгладывать кость, не считаясь с мнением Джойс, то через некоторое время вам станет уже безразлично, что думают об этом другие. От вашего эгоизма по отношению к жене до невнимания ко всем и вся — один шаг. Уважение к людям зарождается у человека прежде всего там, где он находится, — дома. Между косточками и бомбами есть в данном случае что-то общее, мой друг. И конечно, хорошие манеры лучше, чем куриные горлышки или косточки от свиных отбивных.

— Откуда у вас такие неверные представления о таких вкусных вещах? — спросил Симпл.

— Интересно, почему это женщины на похоронах никогда не несут гроб? — спросил мой друг.

— Женщины не несут гроб?

— Да, — сказал Симпл, — я никогда не видел, чтобы женщина на похоронах несла гроб. В наше время женщины занимаются чем угодно, начиная с того, что водят самолеты и такси, и кончая тем, что выступают как тореадоры. С таким же успехом они могли бы и гроб нести.

— Возможно, это объясняется тем, что женщины более чувствительны, чем мужчины, — ответил я. — Горе в состоянии надломить их — и они уронят покойника.

— Надрываться, вопить, падать в обморок и кидаться наземь, как это было принято в старое время на похоронах, уже не модно, — сказал Симпл, — по крайней мере в Гарлеме, где владельцы лучших похоронных бюро имеют теперь в штате медицинскую сестру. Если вы на похоронах упадете в обморок, она сунет вам под нос такую порцию нюхательной соли, что вы расчихаетесь и сразу придете в себя. И уж лучше вам действительно прийти в себя, не то ваши волосы встанут дыбом от нашатырного спирта чудовищной крепости. Говорят, служащие похоронных бюро тоже перешли на почасовую оплату. Это народ очень занятой, дорожат каждой минутой, так что обычно они никак не могут затягивать похороны и тратить попусту время на какие-то там обмороки. Да и современные образованные священники не любят, чтобы их проповеди прерывались воплями и криками. Нынешние священники — это все доктора богословия и тому подобное, они тоже слишком культурны, чтобы терпеть плач и вопли. Помню, однажды в Виргинии попал я на похороны, так там все плакальщики произносили проповеди, говорили и вопили громче, чем сам проповедник. А вдова все время спрашивала у покойника, как он посмел ее покинуть. «Зачем ты покинул меня, Томас? — кричала она. — Зачем?» Эта женщина отлично помнила, что муж ее обычно мертвецки напивался, она не раз выгоняла его из дому и дважды бросала. А теперь она плакала оттого, что он раз и навсегда освободил ее от тяжкого бремени своего присутствия. Она и родственники подняли такой шум, что священника, который в своей проповеди отправлял усопшего в рай вместо ада, почти не было слышно.

— Печаль выражают по-разному, — сказал я. — В некоторых провинциях Индии, например, вдова бросается в пылающий костер, на котором сжигают труп ее мужа.

— Такие вдовы, должно быть, просто глупы, — заметил Симпл.

— Есть страны, где вдовы носят траур по мужу до конца своих дней.

— Экономят на чистке платья, — сказал Симпл. — На черном грязи не видать.

— В Ирландии накануне похорон устраиваются богатые поминки, пьют и едят всю ночь напролет.

— Вот бы попасть в Ирландию! — воскликнул Симпл. — Уж я бы помог им осушить бутылочку.

— А на Гаити во время поминок играют в карты.

— О нет, — сказал Симпл, — никаких карт! Вот уж не согласен проигрывать деньги в карты даже лучшему другу. Я бы ни на чьих поминках не играл в карты.

— В некоторых азиатских странах мертвецов хоронят стоя, вверх головой.

— Хорошо еще, что не вниз головой, и хорошо, что не подвергают кремации, — подхватил Симпл, — а то еще, чего доброго, сожгут до того, как попадешь в ад.

— Кремация более целесообразна, мне думается. К тому же пепел занимает мало места. Представьте себе только, какую огромную площадь занимают сейчас кладбища. А прах усопшего, помещенный в урну, можно хранить на каминной доске.

— Где, где? На какой каминной доске? — закричал Симпл. — Нет уж, у меня на камине никогда не будет никаких покойников. О нет! Когда человек умирает и уходит из мира сего, он должен быть там, где ему положено, — в земле.

— Все дело в обычаях, — сказал я. — В иных странах покойников и вовсе не предают земле. У некоторых отсталых племен мертвеца относят на вершину горы и там оставляют. Живущие у моря опускают покойника в воду. Все зависит от обычаев — Ну, меня пока еще не хоронили, — сказал Симпл, — но когда настанет мой час и меня похоронят, я хочу, чтобы это сделали вполне достойно: не надо меня бросать в воду, оставлять на горе или сжигать.

Я хочу, чтобы надо мной плакали, рыдали и обливались слезами, чтобы весь мир узнал, что я жил на земле и покинул ее, — помирать, так с музыкой. Я не хочу тихих похорон, как у белых. Хочу, чтобы люди, даже сидя дома, слышали, что меня хоронят. Если же этого не сделают, я сам готов встать из гроба, завопить и зарыдать. Я требую, чтобы все волновались, когда я стану покидать этот мир. Я хочу, чтобы те, кто получит мою страховую премию, орали, выли, стенали и вопили, а если они не сделают этого, я, хоть и мертвый, обязательно вернусь и вычеркну их из своего завещания. Неграм так мало дано на этой земле, пусть уж у нас, по крайней мере, будут хорошие похороны.

Перевод с английского Л. Дабужской