Я с трудом дождался первых лучей зари, чтобы приняться за работу. Закутавшись от холода в рваное одеяло, я сидел перед хижиной и вспоминал навыки, полученные мной за годы жизни в Племени. Вскоре рядом со мной лежали шесть готовых каменных топоров, ножи, кинжалы и скребки. Технику их изготовления я усовершенствовал с помощью одного моего друга, французского антрополога, как-то гостившего в моем имении Грандрит.
— Что ты собираешься делать этим доисторическим оружием, дорогой пещерный житель? — спросила Клара.
— Еще сам не знаю.
Это была чистая правда. Но даже если бы знал, то не стал бы ей открывать своих планов до того, как придет время их осуществления.
— Во всяком случае, занимаясь этим, ты не делаешь других глупостей.
День прошел точно по сценарию предыдущего, с единственным изменением, что сегодня со мной в озеро нырял и Дик, пытаясь помочь мне сдвинуть в сторону решетку. Всякий раз, как мы выныривали на поверхность озера, с вершин скал, окаймляющих каньон, раздавались насмешливо-издевательские возгласы и поздравления наблюдающих за нами часовых. Они ни разу не попытались помешать нам в наших «забавах», безусловно, потому что знали, что все наши потуги закончатся ничем. К тому же, если эти имбецилы хотят поупражняться, а заодно и отвлечься немного от осточертевшей рутины казарменной жизни, это было их личное дело и мешать им было ни к чему.
Со второй попытки мы поняли, что дело тухлое. Если даже соединенные усилия таких далеко не слабых людей, как мы, не привели к тому, чтобы подвинуть хоть на чуть-чуть эту решетку, продолжать дальше пытаться сделать что-то без инструментов было гиблым занятием.
Вторую половину дня я провел, бродя по дну провала и внимательно изучая его стены. На северо-восточном участке я нашел одно место, где две скалы подходили друг к другу, образуя прямой угол. Упираясь спиной в одну, а ногами — в другую сторону образованного угла и медленно перебирая ими, можно было попытаться подняться по ней вверх, по крайней мере на первые тридцать метров. Выше плоскости начинали сходиться, и у вершины угол между ними был гораздо острее, около восьмидесяти градусов. Там мне пришлось бы приложить колоссальное давление на стены, чтобы удержать тело на весу, и я не был вполне уверен, что буду способен на это.
Зато это место, насколько я мог судить, никем не охранялось.
Часа за два до заката солнца лебедка спустила к нам двух солдат. Наставив оружие, те заставили нас отойти подальше. Так мы и стояли, пока сверху в люльке не спустился офицер, некий Лал Сингх. Следом прибыли еще несколько человек и среди них ныряльщики, одетые в легкие водолазные костюмы.
Судя по всему, они решили проверить, чем мы занимались под водой. Осмотр решетки, видимо, удовлетворил их. Тем не менее они учинили обыск во всех трех хижинах, естественно, безрезультатный. К тому времени я уже спрятал мои каменные орудия под водой, выбрав для этого одну глубокую трещину в каменном ложе озерца. Никому из обследующих озеро и в голову не пришло исследовать все имеющиеся в нем укрытия в виде трещин, ямок и впадин.
Порыскав еще немного, они решили наконец оставить нас в покое и поднялись на край обрыва. Лал Сингх усаживался в свою люльку, когда я подошел к нему и спросил, где находится сейчас Муртаг. Ответом мне было молчание. По моим расчетам он должен был сейчас находиться в Германии. И от него, вероятно, ждали в ближайшее время известий о пленении или смерти Калибана, чтобы окончательно принять решение на мой счет. Но это были лишь предположения. Если им удастся схватить и Клио, у Девяти будет вполне достаточно жертв, чтобы позволить себе праздник на римский манер.
Ночью я вновь выбрался наружу. Выбрав несколько крепких сучьев, я сломал их, очистил от коры, и ею же крепко привязал к ним каменные лезвия. Я не знал, пригодятся ли мне они когда-нибудь, но теперь, во всяком случае, у меня было кое-что под рукой, если понадобится.
Дику и Кларе я решил ничего не говорить о своем плане. Конечно, если они не вешали мне лапшу на уши и рассказали о себе правду, они могли бы мне помочь. Но Клара, несмотря на прекрасную физическую форму, все равно не смогла бы осуществить подобный подъем, так же как и Дик, которому помешали бы его излишний вес и меньшая, чем у меня, гибкость. Так что если и стоило пытаться, то лишь одному. Кроме того, я еще полностью не отбросил подозрений в том, что один из них мог быть шпионом. А может, и оба.
Прошел час, как наступила ночь. Дик и Клара спокойно дышали во сне. Я выскользнул наружу. Спрятавшись за кустом, подождал немного. Но никто не вышел следом. Избегая хаотично бегущего по дну впадины луча прожектора, я подобрался к озеру и вытащил мое каменное оружие. Прежде чем начать подъем, я решил избавиться от приклеенной к животу мины. Выбрав осколок покрепче и поострее, я принялся за ее пластиковую оболочку. Она была очень прочной и с трудом поддавалась ударам кремня, мне пришлось давить на нее изо всех сил, чтобы наконец-то она поддалась. Оставалось лишь надеяться, что она не взорвется у меня под руками от столь неделикатного обращения. Но я почти не думал об этом. Девять слишком дорожили своим желанием отомстить, чтобы позволить мне умереть от случайности. Так что минер, приготовивший для меня этот подарок, должен был позаботиться, чтобы она могла взорваться только в одном случае, когда этого захотят патриархи.
Под защитной оболочкой я обнаружил завернутый в полиэтиленовую ткань взрыватель, состоящий из крошечного приемника и такого же миниатюрного цилиндрика детонатора. Проблема становилась горячей, образно выражаясь. Теперь одно неверное движение, и от меня останутся рожки да ножки. Уперев подбородок в грудь и почти не дыша, я медленно и осторожно ввел внутрь самый тонкий из моих кинжалов. Плавным движением введя его в тягучую замазку взрывчатки под взрыватель, я потихоньку стал «выдавливать» его вверх, где смог ухватить пальцами. Еще пара томительных минут, и детонатор с приемником булькнули на середине озера.
Оболочка мины и сама взрывчатка оставались приклеенными к моей коже, но были уже не опасны. Чтобы удалить их, мне нужен был сильный растворитель, так что дело откладывалось на будущее. Оставался еще металлический пояс, обручем сжимавший мою талию и поддерживающий мину в одном положении. Но черт с ним. От него я тоже не мог сейчас избавиться, да он и не слишком сильно мешал мне. Я завязал поверх него еще один пояс, сделанный мною тайком из старого одеяла, и заткнул за него два кремневых наконечника и шесть ножей. Если я буду взбираться по стене, как и предполагал, в положении прямого угла — спина прижата к одной стене, ноги упираются в другую — я не рискую потерять их.
Первое же прикосновение голой спины к камню пронзило меня холодом. Но это неприятное ощущение длилось всего несколько секунд. Очень быстро кожа моей спины покрылась многочисленными ссадинами и царапинами от ерзанья по голому камню и стала кровоточить. Чем дальше, тем сильнее. Ползя вверх, я оставлял на скале широкий кровавый след, будто огромная раненая улитка.
Пытаясь умерить боль и кровотечение, я был вынужден замедлить подъем. На то, чтобы преодолеть первые тридцать метров, у меня ушло двадцать минут. И это был самый легкий участок пути. Усилия, которые я прилагал, медленно продвигаясь вверх, уже начали сказываться. Давление, с которым я упирался ногами в противоположную сторону, и потеря крови постепенно подтачивали мои силы. Угол, образуемый поверхностями обеих скал, не всегда был постоянным, иногда расширяясь и переходя в тупой, что заставляло меня прилагать дополнительные усилия, при этом нагрузка на одну ногу значительно превосходила ту, что падала на другую. От дикого напряжения мышцы ягодиц затекли и теперь дрожали мелкой противной дрожью, которую мне с трудом удавалось унять.
Луч прожектора продолжал безостановочно метаться по дну и стенам каньона. Он уже несколько раз прошелся над моей головой. Меня частично прятала тень от противоположной стены, тем не менее каждый раз при его приближении я застывал на месте, приклеившись, будто муха к стене. Вряд ли стражники могли увидеть меня, даже если бы смотрели специально. Но они были уверены, что из провала сбежать абсолютно невозможно, поэтому скорее всего луч прожектора направлялся автоматически, а стражники лишь время от времени отрывали взгляд от карт, в которые, должно быть, играли, чтобы мельком скользнуть им по освещаемым местам.