И я, собравшись с силами, кричал: «Вперед без страха и сомненья! Вперед, пока не схватим Иоанна-злодея и не отправим его на дно Реки!» Мысль о моем долге и самое горячее мое желание — услышать, как будет визжать Иоанн, прежде чем я сверну ему шею — вот что поддерживало меня на протяжении, как вы изволили выразиться, двух поколений!

— Мне грустно это слышать, — только и сказал Герман.

Продолжать разговор на эту тему было бесполезно.

Бёртон, снова мучаясь проклятой бессонницей, тихо вышел из каюты. Алиса не проснулась. Он прошел тускло освещенным коридором с техасской палубы на летную. Туман подбирался к палубе «Б». Палубу «А» уже затопило. Небо над головой сияло звездами, но с запада быстро надвигались тучи. Небо здесь было узким — его закрывали горы по обе стороны долины. «Рекс» стоял в заливе двумя милями выше ущелья, но долина тут была немногим шире. Холодное, мрачное, наводящее тоску место. Иоанну стоило трудов поддерживать в команде боевой дух.

Бёртон зевнул, потянулся и подумал, не закурить ли ему сигарету, а то и сигару. Черт бы драл эту бессонницу! За шестьдесят лет жизни в этом мире пора бы научиться бороться с этим бедствием, от которого он пятьдесят лет страдал на Земле. (Ему было девятнадцать, когда его поразил этот страшный недуг.)

Ему предлагали множество способов излечиться. У индусов дюжина таких средств, у мусульман не меньше. У диких племен Танганьики существуют свои испытанные методы. Да и в этом мире он уже перепробовал с десяток. Нур эль-Музафир, суфи, обучил его методике, которая оказалась несколько поэффективнее прочих. Но за три года, продвигаясь на дюйм-другой ночь за ночью, старая ведьма-бессонница вновь отвоевала свой плацдарм. Порой Бёртон почитал себя счастливцем, если ему удавалось проспать две ночи из семи.

— Ты мог бы победить бессонницу, — сказал ему Нур, — если бы знал, что ее вызывает. Бороться нужно с первопричиной.

— Да. Знай я, в чем она, первопричина, и как ее искоренить — я бы не только бессонницу победил, но и весь мир в придачу.

— Сначала тебе нужно победить самого себя. Но когда это произойдет, ты увидишь, что завоевывать мир не стоит.

Двое часовых у заднего входа на техаску двинулись в обход по полутемной летной палубе, сошлись на середине, отсалютовали винтовками друг другу, повернулись, снова зашагали в конец палубы, повернулись и начали все сначала.

Здесь несли свой четырехчасовой караул Том Микс и Грапшинк. Бёртон заговорил с ними без опаски, зная, что в передней части техаски есть еще двое часовых, двое в рубке и еще множество по всему пароходу. После налета Клеменса Иоанн по ночам ставил часовых везде.

Бёртон поболтал немного с Грапшинком, американским индейцем, на его родном языке, желая выучить и этот. Том Микс внес свой вклад, рассказав сальный анекдот. Все посмеялись, а Бёртон сказал, что слышал другую версию в эфиопском городе Хараре. Грапшинк сознался, что и он слышал нечто подобное на Земле — а было это за тридцать тысяч лет до Рождества Христова.

Бёртон сказал, что проверит другие посты, спустился на главную палубу «Б» и пошел на корму. Проходя мимо светлого пятна в тумане, он краем левого глаза уловил какое-то движение. Не успел он обернуться, как получил удар по голове.

Очнулся он, лежа на спине и глядя в туман. Выли сирены, некоторые совсем близко. Затылок страшно болел. Бёртон ощупал шишку, поморщился и поскорей убрал руку. Шатаясь, он поднялся на ноги и увидел, что по всему пароходу зажглись огни. Люди с криками пробегали мимо. Кто-то остановился — это была Алиса.

— Что случилось? — крикнула она.

— Я знаю только, что меня кто-то оглушил. — И он двинулся на нос, но принужден был ухватиться за стенку.

— Пойдем, я отведу тебя в лазарет.

— К черту лазарет! Веди меня в рубку. Надо доложить королю.

— С ума сошел. А если у тебя контузия или череп поврежден? Тебе даже ходить нельзя. Нужно лечь на носилки.

— Чепуха, — буркнул он и заковылял дальше.

Она заставила его опереться на нее, и они вместе зашагали на нос. Бёртон слышал, как поднимают якоря и скрежещут цепи в клюзах. У паровых пулеметов и ракетных установок выстроились расчеты.

— Что случилось? — спросила у кого-то Алиса.

— Не знаю! Говорят, большой катер увели. Вверх по Реке.

Тогда, подумал Бёртон, меня огрел тот, кто стоял на стреме.

Он был уверен, что кражу совершили свои же. Вряд ли кто-то мог пробраться на борт незамеченным. Со времен налета по ночам здесь всегда работают сонары, радар, инфракрасные детекторы. Операторы не смеют глаз сомкнуть. Последнего, кто уснул на посту десять лет назад, скинули в Реку через две минуты после разоблачения.

В рубке Бёртону пришлось подождать, пока король найдет минуту и для него. Выслушав доклад о происшедшем, Иоанн не проявил никакого сочувствия: он был вне себя, бранился, отдавал приказы, топотал по рубке.

— Ступай в лазарет, Гвалхгвинн, — велел он. — Если доктор сочтет тебя негодным для службы, пусть тебя заменит Демагтс. Все равно от десантников теперь толку чуть.

— Да, сир, — сказал Бёртон и отправился в госпиталь на палубе «В».

Доктор Дойл просветил ему череп рентгеном, очистил и перевязал рану на голове и велел полежать.

— Ни контузии, ни трещины нет. Нужен только покой.

Бёртон лег. Вскоре в динамиках раздался голос Струбвелла.

Отсутствует двенадцать человек: семеро мужчин и пятеро женщин.

Тут включился Иоанн, слишком злой, как видно, чтобы позволить перечислить их имена первому помощнику. Трясущимся голосом он аттестовал пропавших как «неверных собак, мятежных свиней, подлых вонючих хорьков, трусливых шакалов и желтобрюхих гиен».

— Прямо зверинец, — сказал Бёртон Алисе.

Последовал список имен. Все они были предполагаемые агенты, все говорили, что жили после 1983 года.

Иоанн считал, что они сбежали из страха перед боем.

Не будь он так взбешен, он сообразил бы, что эти двенадцать не раз доказывали свое мужество на деле.

Бёртон-то знал, почему они сбежали. Они хотят побыстрей добраться до башни и не хотят участвовать в ненужном им бою. Поэтому они угнали катер и несутся вверх по Реке со всей возможной скоростью. И надеются, конечно, при этом, что Иоанн не погонится за ними, опасаясь Клеменса.

Иоанн действительно боялся, как бы «Внаем не сдается» не прошел через пролив, пока «Рекс» будет гоняться за катером. Однако у часовых на тропе над проливом была рация, и они сразу доложили бы, если бы противник вошел в ущелье. Но если «Рекс» уйдет слишком далеко вверх, он не успеет вернуться, чтобы блокировать Клеменса.

Учитывая все это, Иоанн все же решил рискнуть. Он не даст дезертирам уйти безнаказанно. Катер нужен ему для боя. Кроме того, королю отчаянно хочется догнать и покарать беглецов.

В былые времена на Земле он велел бы их пытать. Он бы и сейчас охотно предал их дыбе, колесу и огню, но знал, что его команда — большинство ее во всяком случае — такого варварства не потерпит.

Ему позволят разве что расстрелять этих двенадцать, хотя и с тяжелым сердцем — надо же поддерживать дисциплину. Да и кража катера усугубила вину беглецов.

Бёртон застонал.

— Что с тобой, милый? — спросила Алиса.

— Ничего, уже прошло.

Здесь были другие сестры, поэтому он не сказал ей о том, что только сейчас пришло ему в голову: ведь Струбвелл-то остался на борту. Почему? Почему он не ушел с другими агентами?

А Подебрад? Подебрад, чешский инженер, главный подозреваемый? Его тоже не было в списке.

Вот еще один вопрос из тех многих, которые Бёртон задаст когда-нибудь схваченному агенту. Может, и не нужно ждать этого «когда-нибудь». Почему бы не пойти к Иоанну теперь же и не сказать ему всю правду? Иоанн посадит Струбвелла и Подебрада под замок и подвергнет их допросу без всякого там крючкотворства и проволочек.

Нет. Сейчас нельзя. Иоанн не успеет допросить их. Надо подождать, пока не кончится бой. Кроме того, эти двое могут просто покончить с собой.