Смерть теперь уже не была временным явлением в долине Реки. Воскрешения, по-видимому, почти прекратились, а с их исчезновением вернулся и древний страх перед гибелью.
Теперь огонь пылал уже так ярко, что можно было хорошо рассмотреть огромный каменный гриб. Четыре фигуры — четыре черных абриса — то и дело мелькали на фоне костра. До Джилл уже доносился запах горящего бамбука и сосновых веток и еще то, что показалось ей сигарным дымом. И почему такой омерзительный продукт распространяется таинственными дарителями?
Разговор у костра шел на слегка испорченном английском. Либо они были пьяны, либо английский не был их родным языком. Впрочем, нет! Голос, глухо доносившийся сквозь пелену тумана, явно принадлежал американцу.
— Нет! — ревел он. — Клянусь священными пылающими кольцами Сатурна, нет! И дело тут вовсе не в чьем-то дурацком самолюбии или в чьей-то вонючей гордыне! Я хочу построить самый большой корабль, больше всех, которые когда-либо создавались, — сказочный корабль, истинного короля небес, колосса, левиафана! Огромнее, чем Земля или Мир Реки когда-нибудь видели или смогут увидеть в будущем! Такой корабль, чтоб у всех глаза полезли на лоб, чтоб они гордились тем, что они люди-человеки! Красавца! Потрясающее воздушное чудище! Уникум! Не похожий ни на что, что было до него! Что такое? Не мешай мне, Дейв! Я взлечу и буду летать высоко там до тех пор, пока мы не доберемся куда надо! А потом еще дальше!
— Но, Милт!..
— Ты на меня не нокай! Нам нужен самый большой, самый огромный, самый лучший, и все это по чисто логичным научно проверенным соображениям! Бог мой, парень, нам придется подняться гораздо выше и дальше, чем когда-либо летал дирижабль! Нам придется преодолеть расстояние, может быть, в 16 900 километров, в зависимости от того, где будет находиться пароход. И один Бог знает, напор каких ветров нам придется преодолеть на этом пути! И надо помнить, что эта дорога с движением только в одну сторону! Вы слышали меня, Дейв, Зейк, Сирано? Только в одну сторону!
Сердце Джилл учащенно забилось. Дейв говорил с немецким акцентом. Должно быть, это были те самые люди, которых она разыскивала. Какое везенье! Нет, не везенье, она ведь заранее знала, сколько километров ей придется проплыть, и определяла пройденный и остающийся путь по цепи питающих камней, протянувшихся вдоль берега, пока не добралась до места назначения. И ей сказали совершенно определенно, где находится штаб-квартира Милтона Фаербрасса. И она знала, что Давид Шварц — инженер-австриец — был одним из лейтенантов Фаербрасса.
— На это потребуется слишком много времени и слишком много материалов, — громко сказал один из мужчин. Его выговор явно принадлежал уроженцу Мэна. Было в этом голосе нечто — (впрочем, это мог быть плод ее слишком живого воображения) — от воя ветра в оснастке, от потрескивания канатов и корабельных переборок ныряющего в волнах корабля, от рева прибоя и громкого хлопанья парусов. Да нет, все это просто ее воображение!
«Брось, Джилл!» — сказала она себе. Если бы Фаербрасс не назвал его Зейк, она наверняка не стала бы придумывать при звуке этого голоса всякие аксессуары, относящиеся к парусникам дальнего плавания. А ведь это мог быть и Эзикиел Харди — капитан Нью-Бэдфордского китобойного судна, убитый кашалотом недалеко от берегов Японии… в 1833-м? Тот, что сумел убедить Фаербрасса в том, что из него получится роскошный рулевой или даже штурман на дирижабле. Разумеется, после соответствующего обучения. Фаербрасса, должно быть, здорово допекала проблема набора команды, если он взял этого шкипера-китобойца, родившегося в самом начале XIX века. Этот парень наверняка и воздушного-то шара в жизни не видел, а то, пожалуй, и речного парохода.
Ходили слухи, что Фаербрасс пока не добился почти никакого прогресса в поисках опытных воздухоплавателей. Еще бы — ему, видите ли, одни мужики нужны! Поэтому он принимает к себе кандидатов, которых можно, как ему кажется, натренировать побыстрее. Авиапилотов. Любителей полетов на воздушных шарах. Моряков. И по всей Реке, вверх и вниз на расстояние 60 тысяч километров, а может быть, и всех 100 тысяч, разносится весть, что Фаербрассу нужны специалисты по воздушным кораблям легче воздуха. Мужчины. И только мужчины.
Но что знал сам Фаербрасс о строительстве и управлении дирижаблем? Он, может, и летал на Марс и Ганимед, крутился на орбитах Юпитера и Сатурна, но какое отношение все это имеет к дирижаблям? Давид Шварц, правда, изобрел и построил самый первый дирижабль с твердой оболочкой. Он одновременно был и первым, изготовившим каркас и оболочку полностью из алюминия. Это случилось в 1893 году, за 60 лет до того, как родилась Джилл. Затем он начал строить еще лучшую модель — в Берлине в 1895 году, но работа прекратилась, когда Шварц умер… Кажется, в январе 1897 года?
В точности этих данных она, конечно, теперь не уверена. Тридцать один год, проведенный на Реке, заставил сильно потускнеть ее воспоминания о земной жизни.
Интересно, думала она, а известно ли Шварцу, что произошло после его смерти? Возможно, и нет, разве что ему довелось повстречать кого-нибудь чокнутого на проблемах воздухоплавания, вроде этого невежды — Зефана… Жена Шварца продолжала его дело, но ни одна книга, известная Джилл, не удосужилась упомянуть даже ее имя или девичью фамилию. Она так и осталась навечно «фрау Шварц». Ей все-таки удалось осуществить постройку второго корабля, несмотря на то что она была всего лишь женщиной. А эти болваны-мужики, что повели алюминиевый корабль в полет (корабль походил внешним видом скорее на термос, чем на что-либо другое), запаниковали и угробили машину.
Все, что осталось от мечты Шварца и беззаветной преданности его жены, — это безобразная куча скрученного серебристого металла. Вот так бывает с мечтой, если у руля становятся огромный фаллос, лилипутский мозг и мышиная отвага. Ну а если бы на месте этого болвана оказалась женщина, уж ее-то имя наверняка попало бы в Историю. Вот смотрите, что получается, если баба вылезает из своей кухни!.. Если бы Бог намеревался…
Джилл вздрогнула, горячая боль пронзила сердце. Возьми себя в руки, сказала она себе. Хорошо, еще сейчас воздух прохладен, а то так и взорваться недолго.
Она очнулась от своих грез. Пока она тут воображала чувства, обуревавшие фрау Шварц, ее собственное каноэ течением уже отнесло назад. Огонь стал меньше, голоса доносились глуше, а она ничего не заметила. Надо, черт возьми, быть повнимательней, выругалась она. Следует всегда быть настороже, иначе ты никогда не докажешь будущему начальству, что обладаешь достаточной квалификацией, чтобы стать членом команды корабля. А может, и капитаном?
— Времени нам хватит! — гремел между тем Фаербрасс. — Это вам не какой-нибудь долбаный правительственный контракт — вечно недофинансируемый и подгоняемый в хвост и в гриву проект! Пройдет тридцать семь или даже больше лет, пока Сэм доберется до конца Реки! А нам потребуется только два, ну, может, три года, чтобы закончить свою зверюгу. А пока для тренировок будем пользоваться аппаратами с мягкой оболочкой! А затем мы — ого-го! — стартуем к диковинным голубым небесам, к Туманному морю Северного полюса, где живет не какой-нибудь вшивый Санта-Клаус, а Некто, принесший нам такие подарочки, которые делают святого Николая чуть ли не самым распоследним скупердяем в мире! Вперед же — к Туманной Башне, вперед к всамделишному Святому Граалю!
Тут в разговор вступил четвертый. Говорил он приятным баритоном, причем сразу было заметно, что английский ему не родной язык. Что же в нем такое? Звучит вроде как французский акцент, но… Да, конечно! Это же, должно быть, Савиньен Сирано де Бержерак, если верить слухам, дошедшим до нее через сотни уст! Ей показалось просто невероятным, что скоро она будет вот так запросто разговаривать с ним! А может, и не придется — на Реке ошивается множество всякого рода самозванцев.
На мгновение наступила тишина. Тишина, возможная только на Реке, когда мужики наконец затыкают свои глотки. Тут ведь нет ни птиц, ни животных (в частности, вечно лающих собак), никаких механических чудовищ, ревущих, воющих, жужжащих, лязгающих, нет вопящих гудков, нет рыдающих и стонущих сирен, нет визга тормозов, нет радио и галдящих громкоговорителей. Только плеск воды, набегающей на берег, да редкие шлепки рыб, выскакивающих в воздух и шлепающихся обратно в привычную им стихию. И еще потрескивание сучьев в костре.