Только Пискатор и Юган, по-видимому, ничего не пили. Пискатор курил сигарету — первую, как показалось Джилл, с того времени, как она пришла.

Комбинация алкоголя и наркотика дала ей приятное ощущение отрешенности. Ей казалось, что из ее плоти исходит красноватый свет. Клубы дыма приобретали почти осязаемые формы. Иногда уголком глаза она улавливала отчетливые контуры — дракона, рыбы, а однажды — дирижабля. Но когда она повернула лицо в ту сторону, то увидела лишь аморфные пласты дыма.

Однако, увидев плывущий по воздуху металлический чан, она поняла — хватит! Больше ни капли спиртного, ни одной затяжки «травки» весь вечер. Причина появления чана была очевидна — Сирано рассказывал ей о преступлениях и видах наказания во Франции его времени. Фальшивомонетчик, например, растягивался на огромном колесе. Палач ломал ноги и руки железным ломом, иногда превращая их просто в месиво. Казненные преступники висели в цепях на торговых площадях и гнили там, пока тела не вываливались из цепей. Кишки других бросали в чаны, выставленные для всеобщего обозрения, чтобы напомнить добрым гражданам о том, что им грозит в случае нарушения порядка.

— А улицы были завалены отбросами, миз Галбирра. Неудивительно, что те, у кого были деньги, чуть ли не купались в духах.

— А я думала, что это от того, что вы редко принимали ванну.

— Верно, — сказал француз. — Я хочу сказать — правда, что мы редко купались. Тогда считалось, что купаться нездорово и не по-христиански. Но вообще-то к запаху немытых тел привыкнуть можно. Я частенько его не замечал, поскольку привык к нему, как рыба к воде. Но, helas[27], там, где одежд мало, а текучей воды хоть залейся, и где то и дело встречаешь людей, которые не выносят запаха долго не мытых человеческих тел, там приходится приобретать новые навыки. Я сам, к примеру, должен сознаться, что не видел никакого резона быть столь привередливым, но по прошествии нескольких лет я встретил женщину, которую полюбил почти столь же страстно, как любил свою кузину. Она звалась Оливия Лэнгдон…

— Не может быть, чтоб вы имели в виду жену Сэма Клеменса?

— Но естественно! Конечно, это имя Клеменс решительно ничего мне не говорило, когда я впервые с ней встретился, да и теперь не говорит. Я понял, что Клеменс великий писатель Нового Света, — она рассказывала мне о том, что произошло после моей смерти на Земле, но я об этом не слишком задумывался. А потом мы с Оливией вместе странствовали по Реке и внезапно оказались в классической ситуации, которой так боятся некоторые люди. Мы встретили земного супруга моей подружки по хижине.

К тому времени, хотя я все еще любил ее, моя страсть заметно поохладела. Каждый из нас совершал множество поступков, которые сердили или даже приводили в бешенство другого. Почему бы и нет? Разве это не самое обычное дело тут, где мужчины и женщины могут принадлежать не только к разным расам, но и разным эпохам? Как может мужчина из XVII века долго уживаться с женщиной, которая происходит из века XIX? Что ж, иногда подобный мезальянс, конечно, может преобразоваться в нечто постоянное. Однако добавьте временные различия к тем, которые и без того существуют между индивидуальностями, и что вы получите? Чаще всего безнадежный случай!

Ливи и я уже поднялись далеко вверх по Реке, когда я узнал, что где-то строится пароход. Я слышал о метеорите, который упал в этих краях, но я не имел представления, что метеорит захватил именно Сэм Клеменс. Я хотел стать членом команды, но особенно сильно жаждал снова ощутить в своих руках сталь рапиры.

Итак, моя дорогая миз Галбирра, мы прибыли сюда. Шок для Сэма был просто убийствен. Мне его было очень жаль какое-то время, и я даже сожалел, что способствовал этому воссоединению, которое оказалось вовсе не воссоединением. Оливия не высказала ни малейшей склонности оставить меня ради Клеменса, даже несмотря на то что наша страсть была уже далеко не такова, как прежде. Она чувствовала себя виноватой, что больше не ощущает любви к Сэму. Все это было тем более странно, что они нежно и глубоко любили друг друга на Земле.

Но появились трения, появилась глубоко спрятанная враждебность. Ливи сказала, что во время своей предсмертной болезни она не хотела его даже видеть. Это нанесло ему глубокую рану, но что она могла поделать? А почему, спросил я ее, она не хотела допустить его к своему одру болезни? Ливи ответила, что не знает. Возможно, это было потому, что их единственный сын умер из-за небрежности Сэма. Преступной небрежности, говорила она, хотя никогда не пользовалась на Земле этим словом и даже не думала о нем.

Я сказал, что это было давным-давно и на другой планете. Почему же она все еще теплит это яростное горе в своей груди? Разве это имеет какое-нибудь значение? Разве этот малыш… забыл его имя…

— Лэнгдон, — сказала Джилл.

— …не восстал теперь из мертвых? А она сказала, да, но она никогда его не увидит. Он умер в два года, а никто моложе 5 лет в момент смерти не был воскрешен. Во всяком случае, на этой планете. Может быть, в другом мире — да. Но даже если бы он восстал из мертвых в этом мире, то какие шансы у нее встретиться с ним? А если бы они и встретились? Он был бы совсем взрослым и никогда бы не вспомнил ее. Она была бы ему чужой. И вообще, одному Богу известно, какой из него получился бы человек. Он мог бы воскреснуть среди каннибалов или индейцев-диггеров и даже мог не знать английского языка или того, как надо вести себя за столом.

Джилл усмехнулась и сказала:

— Похоже, будто последняя фраза принадлежит скорее Марку Твену, нежели его жене.

Сирано улыбнулся в ответ и продолжал:

— Так она и не говорила. Это придумал я, подражая ее речи. Конечно, было еще и много другого, что мешало ей, кроме случайной смерти ее ребенка. Фактически я ни в чем не могу обвинить Клеменса. Будучи писателем, он становился очень рассеянным, когда обдумывал очередной рассказ. Я и сам таков.

Он не заметил, что одеяльце соскользнуло с ребенка и ледяной ветер дует прямо на ничем не прикрытого младенца. В это время он погонял лошадь, тащившую сани по снежным завалам, а его ум был занят событиями совсем другого рода, происходившими в другом мире — в мире его фантазии.

Однако Оливия была уверена, что он вовсе не так забывчив, как ему это казалось. Она настаивала, что так быть не могло, что какая-то часть его мозга наверняка наблюдала издалека за этой ситуацией. На самом же деле он вообще не хотел иметь сына. В отличие от большинства мужчин он предпочитал дочерей. Кроме того, ребенок был с рождения болен… в общем, сплошное беспокойство. Для Сэма, я имею в виду.

— Единственная вещь в его пользу, — сказала Джилл. — Я говорю о его предпочтении девочек. Впрочем, предполагаю, чтоб быть справедливой, что предпочтение, отдаваемое девочкам, вызвано таким же психозом, как и предпочтение, оказываемое мальчикам. И все же у Клеменса не было этого мужского шовинизма…

Сирано продолжал:

— Вы должны усвоить, что Оливия во время своего земного существования ничего этого разумом не понимала. Во всяком случае, она так утверждала, хотя подозреваю, мысли подобного рода у нее были, но она стыдилась их и прятала далеко-далеко, в самые темные глубины души. Но здесь — в этой долине, когда она научилась жевать soi-disant[28] мечтательную резинку, она поняла свои истинные чувства.

И поэтому, все еще сохраняя любовь к Клеменсу, она в некотором смысле еще сильнее возненавидела его.

— Она прекратила употреблять резинку?

— Да. Та слишком сильно действовала на нее. Однако время от времени у Ливи возникали экстатические или фантастические видения — ей пришлось испытать страшные вещи.

— Надо было продолжить употреблять резинку, — сказала Джилл. — Но только под наблюдением. Впрочем…

— Да?

Джилл было сжала губы, но потом все же сказала:

— Возможно, я не имею права быть такой чертовски самоуверенной. У меня была гуру — очаровательная женщина, самая лучшая и умная из всех, кого я знаю, но и она не смогла удержать меня от того, что я очертя голову… это было так… такое смятение… нет, действительно нечто ужасающее. Короче, я струсила. Поэтому и не имею права критиковать других, не должна, во всяком случае. Я даже рассматривала возможность опять вернуться к наркотикам, но я не смогла поверить секте Второго Шанса, которая будто бы пользуется резинкой и претендует на знание какой-то отличной и совершенно безопасной методики приема. Я не могу верить до конца людям, у которых такие религиозные взгляды.