Самым удивительным ему показалось то, что незнакомец без вопросов поверил, что Дункан — мятежник в бегах. А окажись он органиком, выдающим себя за беглеца?

Впрочем, очень может быть, что этот тип сам органик, выдающий себя за беглеца, чтобы ловить беглецов настоящих.

— Я Уильям Сент-Джордж Дункан. Разыскиваюсь правительством. Так что я для тебя опасен, за мной идет охота.

Великан подошел к мешку с провизией и, повернув голову, ответил:

— А я — отец Кобэм Ван Кабтаб. Короче, падре Коб, хотя ничего короче во мне вроде и нет.

Возвращаясь с сумкой в одной руке и громадным сандвичем в другой, падре Коб пробурчал, не переставая жевать:

— Ты из какого дня?

— Из вторника.

— А бежал?..

— Из клиники Такахаси в Манхэттене.

Мохнатые черные брови поднялись.

— Впечатляющее начало. Хотел бы я узнать, как это ты провернул, но с этим обождем. Пошли, гражданин Дункан. Или можно просто Уильям?

— Сойдет и Билл.

— Слишком обычно. Как насчет… Данк?

— О’кей.

Падре Коб направился на север. Дункан последовал за ним.

— Куда мы идем? — спросил Дункан, когда его провожатый остановился, чтобы глотнуть из фляги.

— Придем — узнаешь. Держись за моей спиной. И молчи, я не филин — шею выворачивать.

«Парень, а если у меня передатчик под кожей?», — подумал Дункан. Впрочем, а кто сказал, что передатчика нет у падре?

— Ты сам из какого дня? — спросил Дункан, когда они петляли между кустами.

— Родом из четверга. А сейчас живу с четверга до четверга, как положено Богом и природой.

— Люди и сами часть природы. И все, что они делают, — естественно, потому что ничего противоестественного природа сотворить не может.

— Хитро сказано, — прогудел падре Коб. — Спорить не буду. Но скажу одно: быть однодневкой нездорово. Как тебе такое?

— Точно мозгам по яйцам, — ответил Дункан.

Падре хихикнул, то есть издал звук, долженствующий изображать хихиканье, потом внезапно остановился и поднял руку. Дункан замер. Жест священника явно подразумевал, что лучше помолчать, но вокруг раздавались только птичьи крики — громче всего воронье карканье. Быть может, птиц встревожило то, что привлекло внимание Коба?

Вдалеке меж деревьями мелькнуло что-то темно-рыжее. Прислушавшись, Дункан уловил треск, точно кто-то здоровенный ломился через подлесок.

— Порядок, — негромко произнес великан. — Это медведь. Пойдет в нашу сторону — скройся с глаз.

— Может кинуться?

— Пока ты со мной — нет. Но я не хочу, чтобы он нас видел. Некоторым зверям лесники навешали не только передатчики, но и крохотные телекамеры. Что медведь видит, то и лесник. А заметят нас — живо ганки примчатся.

Шум утих в отдалении.

— Может, заметила нас камера, а может, и нет, — пробормотал Кабтаб. — Может, ее там и не было, камеры-то. Будем идти, как если бы ее не было. «Если бы». Хлеб насущный с маслом для человечества. Им и живем.

Дункан не стал спрашивать, что тот имеет в виду. Пока важнее были факты, а не философские раздумья. А хлеб с маслом оставим до лучших времен.

— Могу я спросить, куда мы идем? — осведомился Дункан. — И когда придем?

— Спросить можешь, но ответа не получишь. — Падре Коб широко улыбнулся.

— Я понимаю, что ты испытываешь меня, — начал Дункан, — но…

— «Но» и «если». Две непреходящие истины человечьего языка. Впрочем, а есть ли иной — разве что у дельфинов?

Не ожидая ответа на свой риторический вопрос (которого Дункан все равно не дал бы), падре двинулся дальше. Подлесок был настолько густ, что кое-где Дункану приходилось идти за падре след в след, там, где великан уминал своей тушей кустарник. Несмотря на внешность древнего танка, Кабтаб все же оказался уязвим для колючек.

— В здешних местах есть тропы, — произнес он, будто прочитав мысль спутника, — но ими лучше не ходить. Кое-где на деревьях вдоль троп установлены камеры. Большая часть у нас отмечена, но — опять «но» — эти гады вечно добавляют новые.

Дункан отметил слово «нас», но промолчал.

Около четырех часов дня падре Коб остановился у засохшего дуба, запустил руку в дупло на высоте футов шести и вынул оттуда мешок.

— Заначка, — объяснил он.

В мешке оказались три фляги, аптечка и пакет с банками облученного хлеба, молока, сыра и овощей.

— Мне этого и на раз не хватило бы, — сказал падре Коб, — но мы с тобой возьмем только половину. Мало ли кому еще понадобится.

Дункана удивило, как падре ухитрился найти дупло с заначкой в непроходимом и непроглядном лесу — по памяти ли, или по каким-то тайным знакам, — но спрашивать не стал. Вряд ли Коб станет охотно делиться своими секретами.

Когда они поели, попили и неохотно засунули остаток провизии обратно в дупло, падре Коб громоподобно рыгнул и заметил:

— Теперь марш до ночи, потом выспимся, а наутро — опять вперед. Excelsior![2]

— Что, и завтра идти? — спросил Дункан с тихим стоном.

— Да уж не поедем, — негромко хохотнул великан.

Внезапно он схватил Дункана за запястье.

— Не двигайся, — прошептал он. — И ни звука!

Предупреждение не помешало Дункану поднять глаза к небу. Над верхушками деревьев медленно плыло что-то темное. Хотя ветви скрывали этот предмет, Дункан узнал машину органиков. Когда темное пятно скрылось, Дункан с облегчением вздохнул, но падре Коб, наклонившись к нему, прошептал:

— Они могут вернуться. Если они засекли что-то подозрительное, то уходят, а потом возвращаются над самой землей. Найдут место, где можно проскользнуть сквозь кроны, и спускаются к самой поверхности. С нюхачами.

Дункан кивнул. Несмотря на прохладу, он взмок. Заурчало в желудке; пища, до того спокойно переваривавшаяся, растворялась в кислоте и выделяла газы.

— А иногда, — добавил падре, — они проламываются сквозь ветви с налету, на испуг берут.

Шли минуты. Казалось, все спокойно. Пели птицы. Журчал в отдалении ручеек. Пульс Дункана стал ровным, дыхание успокоилось.

Падре Коб встал.

— Может, все в порядке. А может, и нет. Пошли. Если они пойдут напролом, не беги. Кидайся на них.

— Чем кидаться? — Дункан тоже поднялся на ноги.

— Руками, сынок.

— Ты псих?

— Больше иных и меньше прочих. Делай, как я. Готов?

— Вроде бы, — ответил Дункан. — В городе я знал бы, что делать. А тут…

— Если они близко, драпать толку нет. Может, и удерешь, но нюхачи тебя точно засекут, да и земля мягкая — следы читать можно. Так что повторяй за мной. Следуй за лидером. Обезьянничай. Понял?

Дункан кивнул.

— Вряд ли они что-то заметили. — Падре Коб улыбнулся. — Но осторожность не помешает.

Двигались они медленно, огибая заросли кустарника и по временам останавливаясь, чтобы прислушаться. Внезапно Дункан услышал треск сучьев. Подавив желание спрятаться — где? — он глянул на падре Коба. Тот смотрел вверх и направо; там пер через кроны игловидный экипаж в камуфляжную буро-зеленую полоску. Двигался он на юг, туда, где они были раньше, а не туда, где находились сейчас. В открытой кабине Дункан заметил двоих органиков в светло-зеленых униформах и шлемах. Затем машина скрылась из виду.

— Они вернутся, — прошептал великан и бросился назад по тропе.

Дункан последовал за ним, хотя и считал подобное поведение сущим безумством. В течение минуты они шумно ломились через кусты, потом великан остановился так резко, что Дункан чуть не налетел на него.

— За дерево! — Падре указал на здоровый сумах, а сам кинулся за дуб футах в двадцати от того места, где спрятался Дункан. Высунувшись из-за ствола, он беззвучно произнес: «Делай, как я!» — и ткнул пальцем в свою могучую грудь.

Машина органиков уже добралась до того места, где впервые засекла Дункана и падре Коба — так, во всяком случае, предположил Дункан, — и теперь двигалась по следу беглецов, скользя в футе над землей. Заметив острый нос машины, Дункан нырнул за ствол, надеясь, что дерево скроет его от теплодетекторов. Нюхачи могут и уловить его запах, но скорее всего спутают с запахом следа.