Знахарка кучу всякой травы и ягод на продажу насушила и бобровую струю приготовила. Ох и долго я местный вонючий самогон угольками чистил! Его бы по уму перегнать с отсечением хвостов, но где ж я здесь самогонный аппарат возьму? Сестрёнка наконец-то перебралась к нам и теперь целыми днями шныряет по лесу, грибы с ягодами собирает. Половину домой в деревню относит, ну, это у неё осенняя трудовая повинность такая. У нас уже три мешка на зиму насушено и несколько берёзовых туесков полные ягод стоят.

Каждый раз, мотаясь у волчьего ручья, я с удовольствием там купался. Вода в нем холоднее, чем в пруду, зато прозрачная и не пахнет тиной, да и голой попой перед женским обществом сверкать не приходится. Правда, удобных мест для купания всего четыре на десять вёрст, и то мне по грудь будет. Мелковат ручеёк, но в наше время в средней полосе считался бы нормальной лесной речушкой.

Присмотрел места, где золотишко буду искать. В первый раз меня очень поразил цвет песка в ручье при ярком солнце — золотой. Мелькнула радостная мысль: "Вот оно счастье привалило!" Но тут же обломался — песок сверкал только на солнце и только в воде. На золото проверять не стал. В ладошке шлих не намоешь, лоток промывочный нужен. Надо на торге прикупить. Делать самому с помощью, хм… ножа и топора — это гемор ещё тот. Как ни старайся, выйдет грубо и для промывки малопригодно. Стамеску бы, тогда б попробовал, а так…

За пару дней до поездки на торг Софа решила обсудить с нами цены на товар, а главное — стоимость бобровой струи. Знахарка постаралась донести до наших мозгов, что выручка за пять бутылочек настойки — огромные деньги для этих мест. Можно дом в городе купить или лет шесть жить безбедно. И за эти деньги нас могут запросто, по её выражению, живота лишить. Мы прониклись.

Поэтому я с Машкой о бобрах забываю напрочь. Какие такие бобры, нее… это ж старая шкура. Где добыта, не знаем. Добытчики кто? Да шут их знает, дядьки какие-то мимо проходили. Не назвавшись, в тайгу подались. Бобровую шкурку вообще в самом конце продаём, меньше ненужных вопросов услышим. А настойку уж сама Софа сбывать станет. Она тут со многими знакома и представляет, кому этот товар по карману. Ко всему прочему ложь прекрасно видит, вот ей и карты в руки.

По её словам, на торгу продадутся две-три бутылки, не более. Там богатые люди нечасто бывают. Так что если хотим всё сбагрить, нам предстоит поездка в Канск. Наверно, это даже кстати — ружьё купим, без него, чувствую, зимой хреново будет. Ну заодно и револьверчик какой-нибудь взять не помешает, появится защита от лихих людей и прочих неожиданностей. Деньги позволяют.

Потом определились с ценой на меха. Их у нас не так чтоб много, спрос на зимний мех в середине осени приличный, будем продавать по максимуму. Старшим над торговлей назначили Машку, а я при ней так… подай-принеси. Какие-либо снижения цен хм… "хорошим людям" лишь под чутким руководством главного босса — Софы.

К торгу приготовили два мешка пушнины и один со знахаркиными травками. Захватили также сушёных грибов, ну и пять бутылок бобровой струи. Наварили настойки от гнуса, аж четыре здоровых горшка. Я сшил под них из мешковины две авоськи, напоминающие ушастые целлофановые пакеты. Встали почти ночью. Как сестрёнка высказалась: "Черти в кулачки ещё не били'. Женская часть нашей компашки приоделась в новое и чистое. Я отправился в повседневном, другого-то нет. Только мокасины одел, недавно сшитые. Слегка перекусили, дверь палкой подпёрли и пошлёпали.

Вот что мне всегда нравилось в маленьких деревнях — и в той жизни у обеих бабок, и тут, так это отсутствие замков. Видят пришедшие, к двери какая-нибудь деревяшка приставлена, значит, нету хозяев, принять некому. Сиди на завалинке, дожидайся, или поворачивай туда, откуда пришёл. Кажется, здесь Сибирь, преступников сюда ссылают, бояться нужно. А люди живут спокойно. И ладно бы так поступали одни бедные, чего с них взять. Но и достаточно богатые ведут себя подобным образом. Иногда вокруг дома огромный забор от зверья выстроен. На работы в поле народ уходит, последний, самый шустрый, ворота и калитки на засов закроет и через забор вдогонку за всеми. И стоит с виду неприступная усадьба, а за забор заглянешь, дверь в дом по-прежнему палка подпирает.

Ну а уж если влез кто-то в дом без спроса, наказание от хозяев зависит. Умирал человек с голоду и взял необходимое, отпустят с богом, а поможет по хозяйству, и рады останутся. А с забравшимся из корысти разное может произойти. Своему, местному, наваляют звездюлей по самое не балуйся, вытрясут компенсацию за нанесённый ущерб и отпустят. С чужим же как получится: могут в полицию сдать, а могут и закопать под ближайшим дорожным кустом, ну, после звездюлей, разумеется. Как русскому человеку без них, тем более такой повод!

Софа заранее договорилась со знакомыми из соседней деревеньки вместе на торг поехать. И правильно, что не с кем-нибудь из деревни отчима, нехрен ему да остальным знать про наши торговые дела. Оставался шанс столкнуться с односельчанами на торгу, но тут уж как повезёт. Потёмки в лесу были ещё порядочные. И хоть изучил уже все тропинки в округе, но пока дошли, чуть ноги не переломал, охапку мешков неудобно нести.

Деревенька оказалась небольшой. Я насчитал шесть домов. В нашей с Машкой, Софа говорила, дюжина. Вообще соседние деревеньки у нас, считай, самые маленькие в районе: в этой сорок два человека живёт, в той — семьдесят три. И это с детьми. Мне такое положение, естественно, выгодно, всё же меньше народа по лесу бродит. Вон за время охоты пятерых грибников встретил.

Причём с первым, пацаном моих лет, столкнулся нос к носу. Он тихонечко за деревом сидел, сразу и не заметишь. Меня узнал, по имени поприветствовал, а я, как дурак, встал столбом и сообразить ничего не могу. В голове, словно в зависшем компьютере, медленно перебираются варианты неподходящих в данной ситуации приветствий: адьёс мучачос, здоровэньки булы, ассалам алейкум, и вам не хворать, бонджорно, чувак.

Но наконец-то заклинившая в мозгу шестерёнка провернулась, я улыбнулся и просто сказал: "Здравствуй". Мы с ним всего минут десять поболтали и разошлись, а рубаха на спине мокрой стала. Теперь стараюсь, если кого замечу, обходить стороной. Ну его на… хм… от греха подальше.

Поехали довольно быстро. Я успел лишь чуть-чуть по сторонам поглазеть, и меня позвали. Оказывается, наша ведунья, живя у лекарки Галины, с местными часто встречалась. Перед выездом договорились о покупке у них трёх мешков крупы и, сняв их с телеги, отнесли в сарай. Во мне корячиться-то придётся, оттаскивая всё к нам на фазенду! Знахарка один горшок настойки в деревне оставила. Выяснилось, они козу продают — ну и отлично, цена гуманная. Как я понял, Софа с ними расплатится в основном травами, а приедем с торга, денег добавит.

Отправились на двух телегах в компании говорливого дедка, угрюмого мужика и двух тёток. Сестрёнка их всех знала, бывала здесь раньше, ну а меня знакомить никто и не собирался, мал ещё. Видок у всех принаряженный — мужчины в сапогах, женщины в сапожках. Хм… мои самодельные мокасины как-то на этом фоне не смотрятся. Про остальную одежду просто молчу. Одна только ярко-алая рубаха деда чего стоит, прям революционер, блин. Поясной ремень неплохо сделан, и пиджачок с виду новенький. Мда… сразу видно, не бедствуют люди.

Деревенька была, похоже, из сибирских старожилов, говорок уж больно специфичный. Всякие знам, ажно, нету-ка, помогчи. Мне в прошлой жизни довелось немножко с ними пообщаться. В целом понятно почти всё, отдельные слова переиначены, о смысле большинства можно догадаться, но есть и такие, которые без переводчика не поймёшь. Например, числа точно не из России: ну "един" очевидно — "один", "пара" — "два", а "по-пусту" — ну никак не скажешь, что "семь". "Ерахты" — "три', "барахты" — "четыре", "чивильды" — "пять". Машка мне это неделю старательно вдалбливала в голову. Что-то в ней отложилось, но запомнить надо ещё ооочень много.