Напыщенные индюки, раубриттеры, негодяи в панцирях и на ландрованных конях, мальчишки с холодным оружием – и это лишь издалека. Вблизи, когда сквозь дебильные взгляды на грязных мордах проступили якобы аристократические черты, а гербы на щитах очертились кубической геральдикой, стало понятно – едут рыцари.

Спешились. Их было трое: глазастый, вечно удивлённый и постоянно жующий – собственно, как и женщин, встретивших незваных гостей: рыженькая, полная русая и серьёзная брюнетка.

Рыцари не по-рыцарски жадно огляделись.

Не деревня, скорее большой хутор, на удивление процветающий, опрятный. Где-то за избами мычала, кукарекала, блеяла, визжала спрятанная от незваных гостей живность. Огороды зеленели, но не были заросшими, заборчики целы. К единственному минусу можно было приписать колодец, снабжённый цепью на вид хлипкой и старой.

Была, однако, странность, коя сразу же бросалась в глаза.

Казалось, мужчины как вид в этом селении вымерли. Учитывая жестокость бессмысленной войны, куда ушли буквально все обладатели "адамового яблока", это утверждение имело шанс оказаться истинным. Как бы то ни было, везде мелькали фигуры – не больше десяти – старушек, девчонок, девушек, напряжённые, испуганные, но как минимум пытающиеся быть спокойными. От полуземлянок и землянок вело плотны ароматом выпечки.

Пришельцы, как по приказу, облизнулись, то обжигая рыбьими глазищами фигуристых крестьянок, девчат и даже старушек, то смачно втягивая дивный дух пирогов. После чего не менее смачно харкаясь под ноги.

Заговорила рыженькая, что стояла с корзинкой, накрытой платком:

– Чего надобно служителям короля в нашем небольшом селении да в это ужасное время?

– О-хо-хо! – пучеглазый рыцарёнок первый подал голос. – Времячко и вправде-то ужасно из-за войны сей, мать её перемать! Отвратное прям яро! А како одиноко-то в это время-то безо женщин…

– А нажобно нам, – продолжил тот, что, глядя на представительниц прекрасного пола, а именно на старушек, непроизвольно начинал жевать и остановиться явно не мог даже при разговоре, – хрошечка, целковохо от вашей дежевни. Вота жокументишка. С печатью.

Вперёд выступила брюнетка, холодная, чем-то озлобленная, сосредоточенная:

– Можно?

– А ты умеешь читать? – удивился вечно удивлённый громила. – Женщина? Удивительно.

– Здесь говорится о «зимних» и «душевых», – брюнетка пропустила мимо ушей идиотские фразы удивительного идиота. – Хм... причём последние написаны через «и». Хотя печать не поддельная. Но мы уже уплатили и те, и те. Включая также поземельные, подымные, огневые, зерновые, на войну, на довольствие и на прочую чепуху. У нас нечего сдирать. Да и вам здесь нечего делать.

– Тахо, знащица? – Жующий отобрал документ, насупился. – Тах новые появилися уплаты, специальные, рыцарские. По заслухам хероев сражений.

– И чего же вы не участвуете в этих самых сражениях, «херои»? – Немолодая русая с пышной фигурой скрестила руки на груди. – Наши деды, мужья, сыновья льют кровь, захлёбываются в ней в эту самую минуту. А вы? Что прямо сейчас делаете вы?!

– Хо! – пучеглазый шагнул вперёд. – А мы того, своё отвоевали-то. На войне. Потому-то и сюда приехали за положенным. А ты того, не повышай голоса-то, баба, а иначе по шее охватишь батогом! Плати и… Хе-хе, того, альков свой грей, одиноко-то на войне безо женщин.

Рыженькая улыбнулась. Улыбнулась жутко, устало.

– Убирайтесь, – шепнула, – если не хотите утяжелить балки шибеницы. Да побыстрее. Слишком уж сильно на костях ваших доспехи болтаются, кажется мне, изначально они вашими не были.

– Женщина!.. – опять же удивился исполин.

– Дура! – не выдержал жующий, сплюнув. – Кабы хочешь жить, да и фсе вы, суки, тащите женьги, аки имеются, опосля кушанья, иначе спалим хрёбаное местечко, а фас фсех выдерем.

– Выдерем-то, хе-хе, – вставил своё слово пучеглазый сопляк, – в любом случае всех-то.

После чего схватил пышную русую за грудь.

И сильно пожалел.

Ибо кулак у русой был, в отличие от тела, не просто пышным, но тучным и крепким. Парнишка отлетел к коням. В это мгновение рыженькая, шокируя мужчин, быстро выхватила то, что было припрятано в корзинке, а именно предварительно заряженный, небольшой, дальнозоркий самострел. Не успевшего в очередной раз удивиться громилу насквозь прошило снарядом, гниющий панцирь треснул легко; девушки возле землянок завизжали, казалось, только ради приличия.

Оставшийся раубриттер среагировал быстро:

– Су-у-уки! – успевая выть, Жующий вытащил ржавый баселард.

Ударил наотмашь, сбоку. Русая с рыженькой успели отскочить. Брюнетку задело, но слегка, под подмышкой, на уровне груди. Женщина сгорбилась, отшатнулась. Жующий снова замахнулся, но его опередила одна из старушек, на которую он ранее косился лукаво. Прошила из самострела, как у рыженькой. Снаряд застрял в шее. Ухмыльнувшись, бабуля послала разбойнику воздушный поцелуй.

– Е-еха!

Пока женщины отвлеклись, пучеглазый рыцарёнок, трясясь от страха, ужаса, потея, вскочил на испуганную видом трупов кобылку, послал её галопом вперёд, прямо сквозь хутор. Однако в седле не удержался, перевернулся, вылетел прямо на колодец, ударился лицом об камни, сломал нос, выбил с десяток зубов. Заревел, заорал, захлёбываясь кровью. Кобылка, шугнув двух пискнувших малявок, скрылась за частоколом.

Пучеглазого, пока не сбежал, не опомнился, две крепкие девки придушили колодезной цепью, как оказалось на практике, не такой уж хлипкой и старой. Глаза, и до того навыкате, вылезли из орбит ещё больше.

– Чистая вода, чистые тряпки, отвар из алоэ, синапизм из мёда и горчицы, лёгкая повязка, – крикнула брюнетка подбежавшим девушкам. – Ну! Быстрее, быстрее, младая кровь, не хватало мне ещё заразу подцепить от этой ржавчины, покрытой чёрт знает каким дерьмом.

– Очень плохо, надо было раньше стрелять, как мы и договаривались! – русая обратилась к старушке. – А если бы он рубанул выше и с выпадом?.. Ох, богиня! Быстрее тащите отвар! Хах! Вы посмотрите! А этот бандюга ещё жив.

Рыженькая обратилась к русой, попросила перезарядить самострел, так как руки у последней были сильнее. Подошла к дёргающемуся разбойнику, пытающемуся руками вырвать болт из горла. Выстрелила в глаз. Жующий затих.

Одну из девушек вырвало.

– Терпите, дамы, – сказала рыженькая, положила самострел в брошенную корзинку. – Тела скормите свиньям, вещи закапайте в том месте, где захоронены предыдущие. Лошадей надо поймать… Эх, терпите, дамы. Не первый раз и, боюсь, не последний с этой чёртовой войны нас навестят «благочестивые рыцари». Терпите, дорогие мои, ведь такова женская доля.