— Когда ты видел его, он был один?

— Нет. Но я не рассмотрел сидящего рядом.

— Значит, второй может быть где-то поблизости.

Когда будем уходить, надо поискать его. Но сначала, думаю, стоит еще разок все здесь осмотреть.

— Зачем? — небрежно спросил я.

— Как же ты глуп, милый! — ответила, бросив на меня быстрый взгляд, Вадя. — Возможно, он пришел подменить только бутылки, но, возможно, и еще за чем-нибудь. Должна же быть у него какая-то причина отравить девушку. Поищи в комнате и в сумочке. А я обыщу девушку…

— Малышку не трогай! — бросил я.

В комнате повисла тишина. Вадя демонстративно выпрямилась и, отойдя от распростертого на полу тела, взглянула на меня.

— Значит, все-таки что-то было! — прошептала она. — И это у тебя.

— Что-то было. И оно у меня, — ответил я.

Она была профи. У нее на языке вертелись десятки вопросов, которые ей, конечно, не терпелось задать, но она колебалась только мгновение. Естественно, что я сам ей все расскажу, когда— и если— сочту это нужным. Пока же донимать меня расспросами было совершенно бесполезно и унизительно. Она пожала плечами.

— В таком случае, нам здесь больше делать нечего.

Она подошла к двери. Я двинулся следом и выпустил ее в коридор. Выйдя за ней, я не удержался и бросил взгляд через плечо, а потом плотно закрыл дверь. Малышка все так же лежала на полу в помятой гленморской шотландке. Позади нее лежал человек, вероятно, несущий прямую ответственность за ее смерть. Во всяком случае, его попытка подменить бутылки указывала на него, как на возможного убийцу, подлившего яд в виски. Его смерть можно было бы назвать карой, но это не многим могло помочь Нэнси Гленмор.

Мы вышли из отеля, не возбудив повышенного внимания к себе ни когда спускались по лестнице, ни когда шествовали через вестибюль. Уже сгущались лондонские сумерки. Никто не увязался за нами от отеля. Дождь ненадолго прекратился, и асфальт высыхал. Однако Ваде в платье без рукавов было слегка прохладно. Наверное, она была способна простужаться как самая обыкновенная женщина. Когда мы сели в «спитфайер», инстинкт джентльмена подсказал мне включить печку, за что я не услышал слов благодарности. Она сосредоточенно пудрила нос, смотрясь в крохотное зеркальце, вмонтированное в крышку косметички.

Наконец она захлопнула косметичку.

— Никаких признаков малютки-«остина», но за нами едет «ягуар», — объявила она. — Трое мужчин. Мне почему-то кажется, что это твои британские друзья. Англичане, похоже, имеют склонность к агентам с честными лицами и к роскошным транспортным средствам.

Я уже заметил следующий за нами черный седан.

— Спрошу у Леса, — сказал я. — Он что-то говорил о «ягуаре», да и в любом случае надо ему позвонить.

— Кроу-Бархем? — в ее голосе прозвучала опасливая нотка. — Что ты на этот раз задумал, милый? Ваше последнее совместное мероприятие пришлось мне не по вкусу.

Я усмехнулся.

— Ах ты недоверчивая коммунистическая сучонка! И к тому же с садистскими наклонностями. Если бы ты не убивала направо-налево людей без всякой надобности, мне бы не пришлось просить его замолвить за тебя словечко в полиции. Или ты бы предпочла, запутывая следы, удирать от легавых до самой Шотландии?

Когда я упомянул конечный пункт своего путешествия, она бросила на меня взгляд исподлобья, но ничего не сказала. Заметив телефон-автомат, я остановился. Войдя в будку, я увидел, что «ягуар» остановился в квартале позади нас и выключил фары. Я решил, что эта слежка слишком явная и неприкрытая, чтобы быть серьезной. Хитрые ребята. Все в Лондоне вели себя хитро, кроме меня, хотя мне было самое время похитреть.

Я умудрился сориентироваться в сложной комбинации кнопок на переговорном устройстве — иные из британских платных телефонов имеют больше кнопок, чем трансмиссия старого «крайслера», — дозвонился до приемной, представился и попросил Леса, как уже однажды делал это сегодня. На сей раз после моей просьбы в трубке повисла странная тишина, точно я сморозил какую-то глупость. После паузы незнакомый мне мужской голос в трубке прогнусавил:

— Чарльз Старк.

Я вспомнил, что говорил мне Лес: полковник Старк — его нынешний начальник. Голос продолжал:

— Мы полагаем самоочевидными следующие истины: что все люди созданы равными…

— Да, сэр, — подтвердил я, подмигнув Ваде, наблюдавшей за мной из машины. Несомненно, я наткнулся на человека, который строго придерживался секретных инструкций, глупейших паролей и прочей ерунды. Ритуал идентификации национальной принадлежности англо-американских граждан, разработанный каким-то башковитым бюрократом, требовал от меня в ответ на параграф из «Декларации независимости» процитировать «Великую хартию вольностей», и я дал полковнику верный отзыв:

— «Никакие налоги, исключая обычные, не должны взиматься кроме как с согласия совета прелатов и великих баронов».

— Очень хорошо, мистер Хелм. Я так понимаю, что вы просили к телефону Кроу-Бархема?

— Именно так, сэр. — Мне нетрудно лишний раз произнести «сэр», общаясь с обладателями властных голосов и воинских чинов. — А что, что-то не так, сэр?

— Надеюсь, что нет, мистер Хелм, — веско произнес полковник Старк. — Тем не менее от Кроу-Бархема нет никаких известий: во второй половине дня он не сделал регулярного доклада, как того требует инструкция. И у нас о нем нет никаких сведений. В последний раз его видели выходящим из отеля «Кларидж» вместе с вами и некоей леди, если мне будет позволено столь вольное употребление этого слова…

Закончив разговор с полковником, я сделал короткий звонок нашему местному связнику и попросил его передать в Вашингтон последние сведения о том, как разворачиваются события, и заодно задал пару вопросов, на которые ожидал скорейшего ответа. Когда я вернулся за руль, Вадя снова пудрила нос, поглядывая в зеркальце на стоящий позади нас седан. Она бросила на меня довольно-таки подозрительный взгляд, но не стала задавать вопросов. Это одно из преимуществ работы с профессионалом, даже с таким, чье поведение непредсказуемо, а политические цели прискорбны, — по крайней мере, вы избавлены от всех этих «почему» да «зачем», которыми вас забрасывает любопытный дилетант. Когда я нажал на акселератор, Вадя собралась было захлопнуть косметичку с зеркальцем.

— Не закрывай, — попросил я. — Постараюсь от них оторваться. Докладывай мне обстановку.

— Хорошо. — Она снова поднесла зеркальце к глазам. — Они включили фары. Едут за нами, в квартале от нас.

— Что ты сотворила с Кроу-Бархемом? — спросил я.

Не отводя глаз от зеркальца, она воскликнула:

— Послушай, милый! Какое ужасное преступление я совершила на этот раз? Он что, пропал?

— Судя по всему, да. Я только что говорил с его боссом, полковником Старком, который не считает тебя леди!

Она расхохоталась.

— Ах, как это несправедливо со стороны полковника! И что же — теперь я буду нести ответственность за всех умерших и пропавших без вести сегодня в Лондоне?.. Они повернули. И едут прямо за нами. Теперь в двух кварталах. Поезжай чуть быстрее… Значит, полковник Старк обвинил меня в расправе над его аристократическим сотрудником?

— Он, можно сказать, обвинил в этом нас обоих. Как бы там ни было, полковник приказал немедленно явиться к нему для объяснений.

Она взглянула на меня.

— Но ты, похоже, туда не торопишься, милый? Или они сменили адрес с тех пор, как мне его сообщили?

— Мне отдают приказы из других кабинетов, — ответил я. — Полагаю также, что и ты не горишь желанием беседовать с этим полковником?

— Да, не слишком. И что же заставляет его думать, будто мы обидели бедного сэра Лесли?

— Лес уже несколько часов не давал о себе знать, не явился на плановый рапорт. В последний раз его видели выходящим вместе с нами из «Клариджа». Однако и тебе и мне известно, что час спустя, когда он высадил меня у телефонной будки, с ним еще все было в порядке. И судя по словам Старка, он не довез тебя до отеля — по крайней мере, ни тебя, ни машину там не видели. А такой автомобиль трудно пропустить. «Роллс-ройсов» не так-то много даже в Лондоне.