Когда дверь за носильщиком закрылась, миленькая малышка вырвалась из моих объятий.

— Ну что за дела! Вы вообще соображаете, что делаете?

Этот возглас по тембру и интонации разительно отличался от ее прежнего робкого щебета.

— А что такое?

Она опасливо дотронулась до своего правого плеча.

— Все лекари, практикующие южнее экватора, вкалывали мне свои шестидюймовые иглы именно в это место — и еще в ягодицы, в обе! А вы давили меня, точно свежий лимон, чтобы приготовить себе коктейль из джина! — Она поймала нервный взгляд, которым я при этих словах окинул номер, и продолжала раздраженно: — О Господи, да расслабьтесь вы! Хоть на минуту забудьте о своем ремесле, мистер Хелм! Я не меньше вашего беспокоюсь о конспирации, но уж если кому-то удалось выяснить всю нашу подноготную и номер заранее поставили на «прослушку», то этот наш театр — простая трата времени. И вы это понимаете. Так что хотя бы здесь давайте побудем сами собой. А то я уж и забыла, кто я на самом деле — представляете?

Я, конечно, прекрасно понимал, что она имеет в виду— если ты долгое время сменяешь одну личину за другой, наступает момент, когда теряешь собственное реальное лицо. Однако момент не показался мне особенно подходящим для обсуждения психологических травм нашей профессии.

— Извини, что чуть не сломал тебе руку, — смиренно сказал я. — Как-то не подумал…

Она сняла шляпку, бросила ее на стул и встряхнула золовкой. Волосы у нее оказались довольно короткими, очень мягкими, а от долгого нахождения под головным убором прическа немного примялась и утратила форму. Она выскользнула из узкого пиджака и бросила его поверх шляпки. Потом заправила блузку поглубже в короткую голубую юбчонку и глубоко вздохнула.

— Боже, ну и неделька у меня была! Такое впечатление, что я всю ее провела на высоте тридцати тысяч футов. Если в ближайшие дни мне опять придется пристегиваться ремнями в самолете, я свихнусь.

— Коли в самолете с тобой случаются припадки клаустрофобии, куколка, то ты, наверное, испытаешь приступ удушья, когда увидишь наш автомобиль. Это, я тебе доложу, тот еще «испанский сапог»!

— Знаю. Меня предупредили. Маленькая спортивная торопыга. Ну, и чья это гениальная идея?

— Моя. Люблю, понимаешь, спортивные автомобили, как большие, так и малые, но за рулем буду сидеть я. А ты, кстати, наверняка никогда не видела козьи тропы, которые в этой стране называются проезжими дорогами. Я решил, что лучше нам приобрести какую-нибудь прыткую и маневренную крохотульку, — так, на всякий случай. К тому же, это как раз автомобиль того сорта, который старый чудила по имени Хелм и купил бы, желая поразить свою маленькую провинциалочку-жену. — Я подмигнул ей. — Привет, женушка!

Она задумчиво посмотрела на меня и одарила кривой улыбочкой. Я еще плохо ее знал и, конечно, явно недостаточно, чтобы читать мысли, но в тот момент понял, о чем она подумала, потому что и сам думал о том же. То есть мы уже обсудили массу вопросов— от вакцинации до автомобиля, но оставался незатронутым еще один, который более невозможно было игнорировать.

Уинифред вздохнула, опустила глаза и начала расстегивать блузку. Я молчал. Она подняла взгляд.

— Ну, нам бы лучше поскорее с этим разобраться.

— Как скажешь, — отозвался я.

— Слушайте, в ближайшие недели нам предстоит спать в дюжине кроватей, а у нас приказ: чтобы пружины скрипели убедительно. Так что неплохо бы хоть познакомиться, — если вы понимаете, что я имею в виду, — прежде чем мы начнем выступать на публике. — Она быстро подошла к своему чемодану, раскрыла его и бросила мне ворох легких белых одеяний. — Выберите ту, которая способна пробудить в вас зверя, мистер Хелм. Мы не можем допустить, чтобы горничная нашла в супружеской постели ночную сорочку невесты в девственном состоянии. И Бога ради — поумерьте свой пыл. Не забывайте, что у меня очень чувствительная кожа…

Глава третья

Это не было самым страстным выступлением в моей жизни. Мне с трудом удалось испытать должный энтузиазм при мысли о необходимости овладеть своей напарницей средь бела дня. И тем не менее она была мила и хорошо сложена, а ее реакция оказалась если и не возбуждающей, то достаточно адекватной, да и физиология вообще вполне надежный источник вдохновения. После того, как это свершилось, мы некоторое время лежали рядом, потом она отодвинулась и немного повертелась, стаскивая с себя полупрозрачные детали ночного туалета из приданого. Избавившись от галантерейных пут, она вздохнула и затихла.

— Ну вот и все, — произнесла она шепотом.

Я с трудом удержался от смеха, услышав ее деловитое замечание.

— Мне доводилось слышать и более красноречивые признания.

— Не сомневаюсь! — пробормотала она. — От добровольных партнерш, мистер Хелм! Но вы же не станете утверждать, что девушку может распалить перспектива совокупления по приказу; Если уж на то пошло, то и я что-то не заметила, чтобы вы вели себя так, точно я предел ваших эротических фантазий.

— Надеюсь, мы обретем нужную форму с практикой, — усмехнулся я. — Как же здорово лежать в мягкой кровати после многочасового сидения в кресле! А вообще-то мы можем и впрямь немного расслабиться и устроить военный совет— возможно, нам больше не представится возможности спокойно поговорить. Принести тебе стаканчик или сигарету, или…

— Благодарю. Мои сигареты в сумочке, на комоде…

Я дал ей прикурить и поставил пепельницу на тумбочку.

Приятно было все-таки испытывать это невинное удовольствие — бездельничать в роскошном гостиничном номере, в пижаме средь бела дня в обществе хорошенькой^блондинки, пускай даже она владеет каратэ и дзюдо и способна с дальнего расстояния всадить в «десятку» поясной мишени все пули из обоймы.

Я решил, что романтическая интерлюдия, при всех ее недостатках, сыграла очень полезную роль. Безусловно, она помогла избавиться от неловкости и предотвратить разного рода комплексы, которые непременно развились бы у обоих, если бы мы тщились сохранять наши «супружеские» отношения на сугубо платоническом уровне.

Я стоял возле нашего ложа, задумчиво разглядывая свою миниатюрную партнершу. Ее голубые глаза ярко выделялись на загорелой коже, которая, в свою очередь, казалась мягкой и гладкой на фоне светлых волос и белой ночной сорочки.

Она выпустила в меня струю дыма и сказала:

— Перестаньте, Хелм!

— Перестать — что?

— Кончайте распускать сопли! Вы же стоите и пытаетесь внушить себе теплые чувства ко мне, ведь так? Может, даже заставляете себя немного влюбиться! Только потому, что мы немного позанимались сексом— и, надо сказать, довольно посредственным сексом, — вы чувствуете себя обязанным заявить, как миленько смотрится такая махонечка в громадной постельке! Слушайте, налейте себе стаканчик и завязывайте с этим романтическим бредом! Запомните: всякое сходство между нами и парой влюбленных голубков обманчиво. Мы два клоуна из водевиля, которых наняли для краткой гастрольной поездки.

Конечно, она была права. Я усмехнулся и растянулся возле нее на кровати, подоткнув себе под спину подушку и натянув одеяло на грудь.

— Все верно, — сказал я. — Ну а теперь, если ты закончила читать нотацию, может, обсудим неотложные дела?

Уинни взглянула на меня немного удивленно. И через секунду расхохоталась.

— Ох, простите! Я не хотела… ну, может, это само собой получилось. Так какие дела?

— Ну, скажем, парень по имени Бьюкенен, который мертв. И парень по имени Макроу, который еще жив, но тебе предстоит исправить эту небольшую ошибку при первом же удобном случае. Разумеется, при условии, что мы сумеем определить местонахождение мистера Макроу и подвести тебя на достаточно близкое к нему расстояние.

Она нахмурилась.

— Макроу. Они не назвали его фамилию. Это был величайший секрет. Мне просто описали в общих чертах суть задания. Макроу. Никогда не слышала о таком. Макроу? — Она словно пробовала эту фамилию на вкус. — А как его имя?