Он открыл дверь в кабинет, пригласил меня занять большое кресло, а сам уселся за письменный стол напротив. Это была небольшая комнатенка, заставленная дубовой мебелью и двумя застекленными стеллажами с книгами. За спиной Уоллинга располагалось окно, из которого открывался вид на крыши и печные трубы соседних домов, мокрых от дождя. Но думал я не о погоде. Меня обуревала профессиональная досада от мысли, что раз в моей технической подготовке к заданию оказался один пробел, то, значит, таковые могут возникнуть и в дальнейшем. Что ж, это вечная история, когда вступаешь в дело на позднем этапе и тебе приходится полагаться на добросовестность организаций, снабжающих тебя информацией.

— Так, с вашим партнером произошел несчастный случай, — озабоченно сказал я. — Мне очень жаль, поверьте, мистер Уоллинг. Надеюсь, все обошлось?

Уоллинг подозрительно взглянул на меня, точно я осмелился подтрунивать над ним или над отсутствующим Симпсоном.

— Он погиб, мистер Хелм. Его сбил грузовик на улице — насмерть, пять дней назад. Меня очень расстроила его смерть, можете себе представить! Очень расстроила. А тут еще наша секретарша приболела, — он сложил ладони вместе, словно желая пресечь их беспорядочнонервные перемещения по письменному столу. — Впрочем, не хочу утомлять вас рассказом о своих напастях, сэр. Итак, вы приехали из Америки?

— Именно.

— И у вас есть основания полагать, что в Шотландии проживают ваши именитые родственники? И вы бы хотели, чтобы мы их для вас разыскали? — неожиданно его тон стал саркастическим.

— Именно так, мистер Уоллинг, — спокойно подтвердил я.

Он произнес все тем же скорбным, почти саркастическим тоном:

— Я полагаю, вы бы хотели повесить свое внушительное генеалогическое древо на стене в кабинете, под фамильным гербом, свидетельствующим о вашем отношении к ныне здравствующему герцогу Гленмору. Вы ведь упоминали фамилию Гленмор в нашем телефонном разговоре?

Он очень ясно давал понять, что считает меня самозванцем. От меня явно требовалось немного красноречия и напористости, поэтому я мягко возразил:

— Да, но мне ровным счетом наплевать на ныне здравствующего герцога, мистер Уоллинг. Я понятия не имел о таком. Как я сказал в нашем телефонном разговоре, по-моему, у нас есть весьма отдаленное родство с каким-то эрлом. Роберт Гленмор, эрл Далбрайтский, если уж говорить строго. У него было два сына. Роберт и Эдвард— в таком порядке по возрасту. Роберт, насколько мне известно, остался в Шотландии. Будучи старшим сыном, полагаю, он должен был получить ка-кое-то наследство, что и побудило его остаться на родине. Эдвард же приблизительно в 1631 году отправился в Швецию через Германию. Там он женился, родил троих детей, которые женились и вышли замуж и тоже имели детей, и так далее, пока на свет Божий не появилась моя матушка. Она вышла замуж и уехала в Соединенные Штаты, где и родила меня. Вот все, что мне известно. — Из внутреннего кармана пальто я вынул длинный конверт и положил перед ним на стол. — Здесь все необходимые документы: фотокопии семейной Библии и прочие бумаги. Меня, в частности, очень интересует, что же произошло между Робертом и Эдвардом и их достопочтенным папашей.

— Понятно. — Теперь голос Уоллинга несколько потеплел, но взгляд оставался все еще холодным и подозрительным. — Позвольте взглянуть?

— Конечно, я же принес это для вас.

Он достал из конверта бумаги и внимательно с ними ознакомился. У меня вдруг возникло дурацкое искушение выхватить бумаги у него из рук и послать все к черту. То есть мне-то как раз было начихать на всех моих предков, но эти бумаги что-то да значили для моей матушки, а я использовал их для грязных проделок. Можно было бы озаботить наш отдел исследований и анализа и попросить их подготовить мне такие же бумаги на фамилию Росс, или Синклер, или Мактэвиш, которые вполне могли бы сгодиться. Может быть.

— Извините, я вас оставлю ненадолго — сказал вдруг Уоллинг.

Он встал и вышел в соседнюю комнату. Я услышал, как он там стал листать какие-то книги. Я потянулся к газете, лежащей у него на столе — просто чтобы убить время, а может, потому что она была раскрыта на внутренней полосе с обведенной красным карандашом заметкой, в которой тот же карандаш подчеркнул какое-то имя. Я сюда пришел, конечно, не в качестве детектива, но привычка— вторая натура… Это было сообщение из Шотландии. Заголовок гласил:

ТАИНСТВЕННАЯ СМЕРТЬ БЛИЗ УЛЛАПУЛА

В заметке было подчеркнуто имя моего предшественника Пола Бьюкенена— как было сказано в статье — американского туриста. По-видимому, британские власти наконец-то позволили истории просочиться в печать. В статье не содержалось ничего, что не было бы мне уже известно, за исключением одной детали: тело случайно обнаружил лондонский врач-отпускник во время пешей прогулки. Смерть наступила в результате болезни, причем местные официальные лица выразили недоумение по поводу того, каким образом больному удалось забраться в эту болотистую глухомань. Название болезни не упоминалось.

Я услышал позади себя шаги Уоллинга и спокойно положил газету на стол, намеренно сделав это в открытую: пускай думает что хочет, решил я. Садясь за стол, он несколько раз перевел взгляд с меня на газету и опять на меня, но ничего не сказал.

— Прошу прощения, мистер Хелм!

— За что?

Уоллинг внимательно разглядывал меня. С первого взгляда он не произвел на меня сильного впечатления, но теперь он постепенно завоевывал мое уважение. Он был явно не дурак. Нервная дрожь его рук, что поначалу сбило меня с толку, была просто признаком его первоначального испуга, который можно пойять. Погиб его напарник и компаньон. Погиб недавний клиент. Заболела секретарша. Его окружали смерть и болезнь. На его месте я бы тоже испугался.

— К нам иногда приходят люди, мистер Хелм, и пытаются морочить нам голову, — сказал он веско. Его голос звучал бесстрастно, но он сделал небольшую паузу на тот случай, если бы я смущенно заерзал на стуле или виновато отвел взгляд. Ни того ни другого не произошло, и он продолжал: — Такого рода клиенты просят нас снабдить их документами, подтверждающими их аристократическое происхождение. Иногда они пытаются повести нас по ложному следу при помощи ложной информации. Иногда нам просто предлагают хорошие гонорары — возможно, лучше мне употребить слово «взятка» — за то, чтобы мы обнаружили в их жилах голубую кровь. Ну, разумеется, бывают так называемые эксперты в области генеалогии, которые не отказываются от подобных подношений. — Он издал короткий смешок. — Если бы вы сказали, что девичья фамилия вашей матери Льюис и вам хотелось бы проследить историю ее рода от добропорядочных валлийских шахтеров, ее предков, я бы принял вас более радушно, но, мистер Хелм, у нас развивается инстинктивное недоверие к клиентам — в особенности, уж простите мое замечание, к приезжим из-за океана, — которые заявляют о своем родстве со знатными фамилиями. Ну вот, к примеру, не так давно мы получили по почте чек на весьма значительную сумму от американца по фамилии Макроу, который просит нас удостоверить, что он является потомком основателей древнего рода Макрю. — Говоря это, он не спускал с меня глаз.

— Макрю, — повторил я. — Это что-то новенькое.

Я слыхал о шотландских Макрэях, об ирландских Макгуайрах, но о Макрю — никогда.

— Это старинная форма той же самой фамилии. Их ветвь, как считается, была полностью уничтожена еще два века назад в ходе внутриклановых раздоров — если только, конечно, этот американский Макроу и впрямь не является прямым потомком тех самых Макрю, как он утверждает.

— И вы не в состоянии это подтвердить?

— Над этой проблемой работал мой компаньон вплоть до момента своей трагической гибели. У меня даже не было возможности ознакомиться с результатами его изысканий. Как я уже вам говорил, в последние дни я был очень занят. — Уоллинг передернул плечами, все еще сверля меня взглядом. — А потом появился еще один американец, называвший себя Бьюкененом. Его запросом я занялся лично. Боюсь, я обошелся с ним невежливо. Потому что он точно был самозванец!