Я прикупила вяленого мяса и головку сыра, после чего двинулась из села прочь. Есть хотелось нестерпимо, и еще до того, как село скрылось из вида, сыр я уже ополовинила.
Далеко ехать смысла не было, и в ближайшей роще я остановилась, намотала узду на ветку дерева и занялась приготовлениями. Заклинание было несложным, мать научила меня ему давным-давно, еще когда мы жили с разбойниками.
Мать. Я вздохнула. Она исчезла. Пропала. Я не хотела верить, что ее убили. Но… что еще может случиться с эрольдом в лесу? Звери нас любят, духи лесов – помогают, заблудиться мы не можем. Разбойников тогда сильно потрепали, и мать ходила с ними. Семеро из двенадцати не вернулись. В следующий рейд взяли и меня, хотя я была совсем ребенком, и мать всегда запрещала, когда главарь просил взять меня. Просить было за что – в тринадцать лет во мне было уже почти сто семьдесят сантиметров роста, при очень мощном телосложении. Из лука я уже тогда стреляла без промаха. А ведь потом я еще подросла. И стала еще сильнее. Именно благодаря телосложению меня невозможно было заподозрить в эрольдском происхождении. Если бы ярко-зеленые волосы и фиолетовые глаза его не выдавали, никаких проблем с законом вообще не было бы. А так приходилось сбривать волосы и брови. На глаза мама наложила долговременную иллюзию. И все равно далеко не каждый аристократ решался взять меня в свою замковую стражу, несмотря на прекрасное владение оружием. Я выглядела подозрительно. Впрочем, те, что брали, когда я допускала в своей конспирации прокол, не спешили доносить властям о том, что в их страже скрывается эрольд, как требовал указ императора. Просто выпроваживали куда подальше.
Я попыталась снять кольчугу. Нереально. Ладно, непосредственного контакта с кожей заклинание не требовало. Просто лишний десяток килограммов на плечах подтачивал и без того не безграничный запас сил.
Некоторое время после произнесения заклинания я, скорее всего, буду без сознания, поэтому сначала надо доесть головку сыра. Не хватало еще помереть с голоду. Я села, привалившись спиной к стволу дерева. Тянуть больше нельзя, рана несложная, но она прикончит меня, если ее не вылечить.
После активации заклинания магическое свечение, как всегда, нестерпимо яркое, брызнуло из-под ладони, накрывшей плечо, ослепив меня на несколько мгновений. Боль, пульсирующая в плече, ушла. Вместо нее пришла слабость, и я потеряла сознание.
…Я играла с Пушистиком на полянке рядом с Логовом. Юркий дикий кот делал вид, что собирается вцепиться мне в руку. Я делала вид, что собираюсь щелкнуть его по носу. Каждый раз, когда мне это удавалось, он возмущенно фыркал, недоумевая, как так получилось. Откуда ему было знать, что я немножко мухлюю, телепатически отвлекая его.
– Доча, заканчивай издеваться над котом, – сказала мама и улыбнулась, присаживаясь рядом.
Пушистик сразу потерял интерес к нашим играм и полез к ней на колени, урча в предвкушении маминых ласк.
– Предатель! – воскликнула я и, схватив его под передние лапы, подбросила вверх.
Кот с воплем извернулся в воздухе и, приземлившись на лапы, буквально взлетел к маме на колени, а она погрозила мне пальцем:
– Ах ты негодница!
И тут внезапно налетели тучи, и пошел дождь. Я подняла руки, защищая лицо от капель… и оттолкнула от себя морду лошади, облизывающую мне лицо и заслонившую солнце, стоящее в зените.
– Фу, – сказала я. – Зачем такая любвеобильность!
Повернувшись на бок, я улыбнулась. Прекрасная погода. И я была здорова. Рука не болела. Заклинание удалось.
Я встала, немножко подвигалась и наконец-таки сняла кольчугу. Поморщилась: только в балладах эрольды не воняют и не ругаются. Впрочем, для меня найти ручеек, чтобы искупаться, дело получаса. Так что вполне возможно, баллады врут не сильно: воняют эрольды не долго. И ругаются – про себя.
– Пить хочешь? – спросила я у лошади, укладывая кольчугу в седельную сумку.
Та в ответ фыркнула.
– Понятно, что хочешь, – усмехнулась я. – Пойдем.
Повинуясь природному чутью, я вскоре нашла ручеек. Первым делом расседлала лошадь, помыла ее, потом забралась чуть выше и искупалась сама.
– Ух! – сказала я, надевая чистую рубаху. – Давно я не чувствовала себя так хорошо.
Кобылка понимающе заржала.
– Надо бы тебя как-то назвать. Есть предложения?
Она кивнула, посмотрела на меня – и внезапно принялась скакать, делая рывки в разные стороны, с резкими поворотами. Потом замерла, глядя на меня.
– Ветерок, – предположила я, чтобы поддразнить ее, и лошадь, гневно заржав, сделала ускорение в мою сторону. – Ладно, ладно, шучу! – увернулась я. – Не поднимай пыль, Игруля!
Лошадка подскакала и сунулась мордой ко мне. Я со смехом оттолкнула ее:
– Но-но, мне хватило уже поцелуев! Гуляй!
До самого вечера я отдыхала, вспоминала маму во сне и наблюдала за Игрулей.
И лишь когда стемнело и зажглись звезды, а комары принялись зудеть под ухом, я вернулась к своим невеселым думам.
А думы были следующие: все мои сбережения остались в Тарасите – в наряд я взяла всего несколько монет, да и те почти полностью потратила на чистые рубахи и еду. Чтобы как-то жить, можно продать кольчугу – даже пробитая она все равно стоила гораздо больше, чем я накопила, но тогда я рисковала остаться без последнего признака профессии. Ведь нельзя же считать нож оружием солдата. С другой стороны, у солдата замковой стражи я еще ни разу не встречала кольчуги и лошади в личном пользовании. А на службу в первый раз нанималась чуть ли не голышом. И ничего – взяли. Платили, правда, медью, зато кормили и дали оружие.
В общем, от кольчуги надо избавляться у ближайшего кузнеца. И искать новое место работы. Желательно – подальше, на юге. Что-то север стал слишком неспокоен.
Выехав на тракт, я поехала на юг. Вскоре встретились и попутчики. Большая часть из них только и говорила об уничтожении Тарасита. Новость стала известна утром. Наместник Империи, который даже еще не успел далеко отъехать от замка, был в нем уже вечером. Но никаких улик, как и во время других нападений, не было. Была, впрочем, одна особенность.
– Одна из стен была буквально залита кровью, Сатик! Судя по всему, этот штурм им дорого обошелся! – вещал из телеги возница едущему рядом на смирной кобылке пареньку.
– Тоже мне новость – при каждом штурме резня на стенах! Ничего удивительного, па! – пожал плечами паренек.
– Дурак ты! Штурмы-то ночные, все спят, драться некому! А тут не спали, ждали нападения. Но все равно не смогли отбиться.
Ага, ждали, с горечью подумала я. По тревоге так никто и не поднялся, а то бы шансы были. Сколько человек участвовало в нападении? Троих я убила на участке рядом с воротной башней, еще шестеро прибежало с двух других участков, охраняемых моим десятком. Вряд ли на остальные участки стены забиралось больше. Если взять грубо, то на стены забралось всего два десятка человек. При этом я как минимум четверых зарубила и пятерых застрелила. Была еще группа, захватившая воротные башни, четыре человека, мы их тоже убили. Грубо – еще десяток, ведь была и вторая башня. И, наконец, тяжелая пехота и всадники, подвезшие их через открытые ворота. Сколько их было – я не знала. На нас отправили меньше десятка, человек пять. Пусть даже их было полсотни… Да ну, не может такого быть. Три десятка – максимум. Скорее – два. Ну, пусть даже три. Получаем в общем – девять десятков. Пусть еще десяток я где-нибудь потеряла, пусть были еще и маги, но это все вместе – не больше сотни солдат. Для настоящего штурма замка – явно недостаточно. И тем не менее он удался.
И никто ведь не вырвался. Стены замка стали ловушкой для его обитателей, вместо того чтобы их защитить.
Я разогнала дурные мысли. Тарасит был не первым и не вторым замком, в котором я служила, но пока что единственным, из которого меня не выставили его владельцы. Служила я в нем всего пару месяцев и, слава богам, не успела прикипеть душой ни к кому из погибших. Да, было горько за смерть товарищей, но ребята из моего десятка погибли как настоящие солдаты, в бою, и все мы рано или поздно так закончим. То, что мне удалось спастись – было чудом.