Валериан Владимирович решил как-то помочь пилоту справиться с волнением и заговорил о том, что тому хорошо известно:

— Покажите, какой вы наметили маршрут. Вон на той карте.

Водопьянов подошел к карте.

— Из Москвы до Николаевска-на-Амуре, — стал он докладывать. Разговор на известную тему придал ему некоторую уверенность. — Далее Охотск, Магадан, Анадырь, Ванкарем.

— Кто-нибудь летал из Николаевска на Чукотку? — спросил Куйбышев, подходя к карте.

— Зимой пока не летали. Но ведь будут летать. Не в этом году, так в будущем. Лучше, конечно, в этом…

Куйбышев задумался. Как истинно деловой человек, он разом схватывал все, что ему говорили.

— А сколько у вас было аварий? — неожиданно спросил он.

— Одна катастрофа, три аварии! — четко доложил Водопьянов.

— А вот тут, в характеристике, сказано, что у вас семь аварий, — улыбнулся Куйбышев.

Лицо Водопьянова сделалось красным.

— Валериан Владимирович, ведь в авиации существует четкая классификация летных происшествий. Катастрофа — это когда погибают люди. Авария — это когда самолет не подлежит ремонту. Настоящих аварий, включая катастрофу, у меня было четыре. Разве можно считать аварией случай, когда сломался костыль или лопнул дутик? То есть резина на колесе. Это не авария, а всего-навсего поломка. Заменил костыль и полетел дальше.

Куйбышев улыбнулся, слушая не совсем официальную терминологию пилота.

— Ну, это я знаю. Неужели у вас после катастрофы, когда погиб механик, а сами вы оказались в госпитале, не прошло желание летать?

«Он, оказывается, все знает», — подумал Водопьянов.

— Нет, не прошло. И не пройдет.

— Как себя чувствуете?

— Прекрасно.

Куйбышев положил руку на плечо Водопьянова и, прямо глядя в его глаза, спросил:

— Вы все учли? Ведь вас ждет не увеселительная прогулка.

— Учел.

— Ну, тогда полетите. Но не из Москвы, а из Хабаровска. До Хабаровска — экспрессом. Итак, немедленно разбирайте аэроплан, отстыковывайте крылья и загружайте его на платформу…

Водопьянов растерялся и стал выделывать руками неопределенные движения.

— Что такое?

— Тут каждый день дорог. Я — летчик. Надо лететь. И как можно скорее.

Куйбышев улыбнулся.

— Посчитаем, каким путем вы скорее достигнете цели. Сейчас зима, дни короткие. То есть светлое время весьма ограниченно. Плюс к тому погода. До Хабаровска девять суток на поезде. И погода никак не помешает. При полете вы ничего не выиграете. А может, и проиграете. Железнодорожный транспорт пока более надежен.

— Я буду лететь день и ночь.

— А вот этого мы вам и не позволим, — твердо сказал Куйбышев. — Если вам память не изменяет, то ваша катастрофа произошла именно оттого, что вы летели двое суток… Итак, ваша задача не костьми лечь «за други своя», а выполнять задание. Арктика не прощает ошибок. Это вы и без меня знаете. Действуйте!

— Есть!

Куйбышев пожал Водопьянову руку.

— Желаю удачи. И еще. Без крайней нужды не рисковать. Помните, что ваша гибель никому не нужна. И в первую очередь челюскинцам.

Водопьянов выехал в Хабаровск.

Там его ждали известные пилоты Иван Доронин и Виктор Галышев.

В то время, когда Водопьянов ехал на экспрессе Москва — Хабаровск, а на платформе за составом — его разобранный самолет, Георгий Алексеевич Ушаков и Маврикий Трофимович Слепнев вылетели на спасение челюскинцев… в Берлин.

Вот тут нам следует остановиться.

Маврикий Трофимович был приглашен на заседание правительственной комиссии по спасению челюскинцев в качестве авиационного специалиста. Когда очередь дошла до него, он высказался так:

— Спасать челюскинцев надо, конечно, на самолетах. Но вся трудность тут заключается в том, чтобы доставить самолеты на базу спасения. Если мы выпустим отсюда, положим, тридцать самолетов, то я не знаю, сколько туда доберется в целости и сохранности. Тем более, трассы не исследованы и не обеспечены ни топливом, ни запчастями, ни обслуживающим персоналом. Да и трасс, говоря по правде, пока не существует. Не существует и аэродромов.

— Все так, — согласился Куйбышев. — Что предлагаете конкретно?

— Я предлагаю каким-то образом добраться до Аляски, там закупить самолет и пересечь уже на самолете Берингов пролив в обратном направлении — с востока на запад. Мне уже доводилось летать этим маршрутом. Думаю, так выйдет быстрее, чем каким-нибудь другим путем.

— Хорошо, — согласился Куйбышев, — вы сможете пересечь Атлантику на пароходе, Америку пересечь на поезде… А сколько вам потребуется времени, чтобы освоить новую для вас технику?

— Если я один раз слетаю с американским летчиком, то второй полет выполню самостоятельно.

Члены комиссии задумались.

Ушаков, скромный и молчаливый человек среднего роста, лысоватый, с несколько косящими глазами, меньше всего похожий на героя одной из самых сложных и результативных экспедиций в истории Арктики — изучение и нанесение на карту Северной Земли, тихо сказал:

— В этом, пожалуй, есть смысл.

— Прекрасно, — согласился Куйбышев. — Но вы, Слепнев, не полетите…

Маврикий Трофимович, человек, которого, казалось, ничто на свете не могло испугать, даже побледнел.

— Товарищ Слепнев не полетит один, — продолжал Куйбышев. — Все. мы знаем, что такое одиночные полеты в Арктике по картам с пометками «не исследовано». Товарищ Слепнев полетит вместе с уполномоченным правительственной комиссии товарищем Георгием Алексеевичем Ушаковым в Америку через Европу и Атлантику, — Куйбышев поглядел на Ушакова. — В Берлине вас догонит товарищ Леваневский. Далее поедете все вместе.

— Где сейчас Леваневский? — спросил Слепнев.

— У него был отпуск после спасения Маттерна. Но, узнав о гибели «Челюскина», он немедленно выехал в Москву. Скоро будет здесь.

Маврикия Трофимовича внезапно охватило радостное волнение.

— Разумеется, — продолжал Куйбышев, — это не единственный путь. Мы двинемся к «Челюскину» разными путями. Тут у нас получится в некотором роде состязание, — состязание средств спасения и проверка людей на прочность. Страна объявила аврал по спасению своих граждан. Комиссия буквально завалена разными предложениями. Тысячи людей готовы принять участие в спасении.

Перед Куйбышевым лежала пачка писем.

— Возьмем наугад. — Он взял один листок и поднял его над головой. — Это предложение одного пионера с рисунком. Он предлагает сбросить на парашютах ездовых собак.

Члены комиссии заулыбались.

— А вот предложение с чертежом. Рекомендуют спасать людей «кошками» и втягивать их в летящий аэроплан, так как сесть, мол, среди торосов невозможно. Предлагают конвейер с корзинами. На рисунке корзины, а в них сидят герои-челюскинцы… Вот шары-прыгуны. Вот танк-амфибия, который, правда, нужно сперва спроектировать и построить. А вот и категорическое требование: «Правительство обязано срочно изобрести и построить самолет с большой скоростью и малой посадочной площадкой…» Есть предложение взять «Красин» на буксир скоростным военным кораблем и дотащить его до кромки льдов. Есть предложение пустить подводную лодку к лагерю и всплыть в заранее вырубленной проруби у лагеря. Предлагают самолет с воздушными шарами, чтоб сделать посадку безопасной…

Видя, что члены комиссии развеселились, Куйбышев поднял руку.

— Товарищи, — продолжал он. — О чем все это говорит? О чем говорят все эти в основном наивные предложения? О том, что наш народ от мала до велика озабочен судьбой людей, попавших в беду. И поэтому мы сделаем все возможное и… и невозможное, чтоб спасти челюскинцев. И при этом весьма желательно не создавать новые лагеря, нуждающиеся в спасении… Поэтому, — Куйбышев поглядел на Слепнева, — никакой воздушной акробатики, никакого неоправданного риска. Кроме гражданских летчиков, вылетят и военные. К группе военных прикомандированы два гражданских летчика — Молоков и Фарих.

Слепнев одобрительно хмыкнул: Молоков и Фарих были его друзьями.