— Ну, профессор, как дела? — иронически иногда говорил отец, обращаясь к сыну. — Туговато, говоришь, двигается обучение. Это тебе не в волейбол играть. Ну, раз уж назвался преподавателем, доводи до победного конца.

Но Сережа не собирался отказываться от уроков. Еще чаще, после школы, он усаживался со своей малоуспевающей ученицей и терпеливо втолковывал ей разные грамматические премудрости.

Как-то днем, вернувшись рано домой, Сережа устроился с книгой на диване в столовой. Книгу он взял у приятеля на два дня и спешил ее прочесть, чтобы во-время вернуть.

Дверь в соседнюю комнату была полуоткрыта. Нюра возилась с тряпкой около письменного стола отца.

Машинально, задумавшись над какой-то фразой, вычитанной в книге, Сережа поднял глаза и рассеянным взглядом следил за работницей.

Что это! Нюра наклонилась над открытой книгой, лежащей на столе. Что-то, видимо, ее заинтересовало. Вот она привычным жестом перевернула страницу. Да она читает!

Внезапно вздрогнув, словно спохватившись, Нюра отпрянула от стола.

Сережа моментально опустил глаза. Гляди в книгу, он чувствовал, что работница встревоженно и подозрительно смотрит на него. И он сделал вид, что ничего не заметил. Поведение Нюры казалось ему странным и непонятным.

Решил поделиться с родителями. Потом передумал, боялся, что над его «открытием» посмеются, а то и подумают, что он все это выдумал, чтобы отделаться от уроков.

Через несколько дней отец с матерью собрались в театр.

— Я тоже ухожу, — сказал Сергей, — к приятелю пойду.

— Ну, а я полежу маленько. Что-то мне нездоровится, в боку колет, голова болит, застудилась, небось, — говорила Нюра, провожая своих.

Сергей вышел вместе с родителями. Проводив их, он попросил у отца ключ от квартиры, объяснив, что он рассчитывает вернуться от приятеля рано и не хочет тревожить заболевшую работницу.

Получив ключ, он немедленно отправился обратно к себе. Тихонько открыл он входную дверь и вошел в квартиру.

Сквозь неплотно прикрытую дверь комнаты пробивался свет. Сережа пригнулся к щели и чуть не закричал от возмущения: «Неграмотная!..»

Нюра сидела за отцовским столом и, заглядывая в бумаги, что-то бегло переписывала в блокнот.

Осторожно, чтобы не выдать себя, Сережа выбрался на площадку лестницы и, как ни в чем не бывало, позвонил.

Нюра не сразу открыла.

— Вздремнула я, — объяснила она, протирая глаза и зевая, — не слыхала.

Сережа прошел в комнату. Там все было убрано и разложено, как всегда.

Когда отец вернулся из театра, Сергей рассказал ему про «домработницу».

Через несколько дней «работница» была арестована.

Шпионка одного иностранного государства, она под видом неграмотной домработницы втерлась в дом к крупному военному специалисту, чтобы добыть важные секретные материалы.

Бдительность пионера помогла разоблачить врага.

На большой перемене ученик 7-го класса Генрих Кнеллер отвел в сторонку некоторых товарищей по классу.

— Ребята, пришли бы ко мне, — сказал он им вполголоса, — поболтаем, патефон послушаем. Пластинки у нас замечательные, заграничные.

— А кто у тебя дома?

— Никого, только брат, но он у меня хороший парень, мешать не будет.

— Ладно.

Под выходной ребята собрались на квартире у Генриха. Все вышло так, как он говорил: патефон отличный, пластинки заграничные. Брат Генриха, молодой парень, просто и приветливо встретил гостей.

— А ну, ну, ребята, милости просим, развлекаться, значит, будем.

И действительно, было очень весело.

Когда расходились, было уже поздно.

— Вы чаще приходите, — прощаясь, приглашали Генрих с братом.

Ребята стали частыми посетителями этой квартиры. Их каждый раз радушно принимали, угощали всякой всячиной. Брат Генриха всегда бывал дома. Он был организатором веселья, неистощим на выдумки.

— Мы с Генрихом живем душа в душу, у нас с ним все запросто, по-приятельски. А как вы, ребята, со своими братьями, отцами?

Школьники подробно рассказывали о братьях, о родителях, кто что делает, кто чем занят…

Пионер Дима Ракитин пожаловался:

— А я своего отца совсем не вижу, он по военной химии работает, вечно занят, даже по выходным.

— Так, так, понимаю, сочувствую. Я, брат, тоже химик. Да, кстати, а дома отец тоже работает?

Дима утвердительно кивнул головой.

— А то как же, очень даже часто, по ночам сидит, все что-то чертит, пишет, читает. Он сейчас над каким-то изобретением работает.

Шум, смех окружающих прервали их разговор.

В этот вечер брат Генриха был особенно в ударе, он смеялся, танцовал, рассказывал веселые истории.

Когда все, утомленные от беготни и танцев, сидели за столом, он поднялся и заявил, что хочет внести дельное предложение.

— Ребята! — начал Кнеллер. — Все мы — друзья, не правда ли?

Одобрительные возгласы и аплодисменты подтвердили, что он не ошибся.

— Но в нашей дружбе кое-чего нехватает. И знаете, чего именно?.. Романтики, таинственности. Вот поэтому я предлагаю создать кружок, тайный кружок. Назовем его хотя бы… «Обществом черных птиц».

Ребятам затея очень понравилась. «Черные птицы» — действительно, таинственно и хорошо.

Кнеллеру было поручено составить устав нового общества.

Здесь же было решено, что все сборища и подобные вечера должны сохраняться в глубокой тайне.

Ребята расходились возбужденные и веселые. Только Ракитин выглядел как-то странно: он был задумчив, рассеян, мало говорил.

— Димка, что с тобой, — полюбопытствовали приятели.

— Не нравится мне вся эта затея. «Черные птицы», таинственный кружок, об отце что-то больно много расспрашивал.

— Брось, пожалуйста, вечно ты со своими дурацкими сомнениями. Не нравится — не ходи. Только стыдно, струсил в общество вступить, вот сейчас и выдумываешь разные вещи, чтобы как-нибудь отвертеться.

Но Ракитин не трусил. Чтобы проверить свои подозрения, он пришел и на следующую вечеринку к Кнеллерам.

Брат Генриха читал собравшимся устав нового общества. Устав требовал сохранения в строжайшей тайне существования «черных птиц». В нем говорилось далее, что каждый член общества обязан совершить что-либо героическое, подтвердив этим свое право состоять в обществе.

Ребята заволновались.

Что именно, что нужно сделать?

Кнеллер медлил с ответом. Он задумчиво разглядывал их и, наконец, его глаза остановились на Ракитине.

— Я не знаю, как у остальных, а вот Дима может совершить героический поступок, может доказать свою готовность служить нашему обществу. Пусть общество поручит мне или Генриху поговорить с Ракитиным, а результаты мы расскажем.

Все шумно согласились.

Устав был принят, и компания отправилась к столу отпраздновать это торжественное событие.

Когда Кнеллер остался наедине с Димой, он просто и серьезно начал говорить о поручаемом ему деле.

— По-моему, Дмитрий, ты должен стать председателем общества, парень ты толковый, и все это можно очень интересно организовать. Но для этого нужно показать ребятам, что ты способен на большие дела. У меня тут мелькнула одна интересная мысль, не знаю, как ты посмотришь. Тебе нужно представить обществу какой-нибудь важный документ. Ну, возьми дома на час-два чертежи отца, он же оставляет их дома?

Дима молча кивнул головой. Кнеллер продолжал:

— Этот серьезный и ответственный шаг сразу поднимет твой авторитет у ребят, и ты, безусловно, будешь избран.

Дима смотрел вниз, он боялся поднять глаза.

«Значит, верно, значит, его подозрения насчет Кнеллеров оказались правильными?»

Принимая его молчание за согласие, Кнеллер дружески хлопнул его по плечу.

— Ну, айда танцовать, будущий председатель!

И на этот раз ребята разошлись поздно. Но Ракитин уже ни о чем с ними не говорил.

Придя домой, он подробно обо всем рассказал отцу.

Кнеллер был вскоре арестован. Он сознался, что при посредстве своего младшего брата Генриха он заводил знакомства со школьниками, которых использовал для получения шпионских сведений о работе их родителей, работавших на различных оборонных заводах.