Без сомнения, она видела это именно так.

– Может, присядем и поедим? Вежливо? Я хотел бы извиниться и объяснить, почему я здесь. Ты меня выслушаешь?

Эрин

Я моргнула. Затем моргнула еще раз.

Нет, Уэстон Куэйд все еще стоит в моей спальне, выглядя очень, очень реально – и очень, очень великолепно. Он все еще думает обо мне? Ха! Я ни на минуту в это не верю. Как я могу поверить? Кроме того, если он хочет извиниться, он должен быть миражом.

Разве что...когда в моих видениях Уэста он был в идеально сшитом костюме, с ухоженной бородой и безжалостно коротко подстриженными темными волосами?

– Я не собираюсь проводить эту ночь с тобой, особенно в воображаемой версии. Это сделало бы меня жалкой. А я не жалкая. Я просто пьяная.

Я подношу бутылку к губам и делаю еще один глоток сочного красного вина.

– Как только я протрезвею, ты уйдешь.

Это меня немного угнетает.

Сколько раз я мечтала, что Уэст придет и скажет, что ему очень жаль? Слишком много. И все же сегодня я тебя не слушаю. Если я позволю себе поверить, что он действительно здесь, чтобы загладить свою вину за то, что ушел в день нашей свадьбы, я снова заплачу. Я и так уже плакала слишком много.

– Эрин.

Он мягко обхватывает меня за плечи.

– Я останусь, пока мы не поговорим.

От его прикосновения я ощущаю неприятное темное, нежеланное тепло, наполняющее каждый мой мускул и нерв. Оно концентрируется в пульсирующую боль в одном безошибочно узнаваемом месте. Эти ощущения заставляют меня чувствовать себя еще более одурманенной...но я никогда не буду достаточно пьяна, чтобы забыть, что он был причиной самого унизительного, душераздирающего момента в моей жизни.

Этот контакт также доказывает, что он действительно стоит посреди моей спальни, пристально глядя на меня.

– Почему?

В этот день, из всех дней?

– Если ты пришел узнать, действительно ли доверчивая маленькая Эрин все еще разбита поездом, то увидишь, что я в порядке.

Он поднимает выразительную темную бровь.

– Так... это нормально, что ты напилась, надела подвенечное платье и жалуешься на свою печальную сексуальную жизнь с тех пор, как я уехал?

– Ты слышал?

Когда на меня накатывает чувство унижения, я подношу бутылку вина к губам, чтобы еще немного подкрепиться.

Уэст выхватывает его у меня из рук и ставит на комод позади себя, подальше от меня.

– Эрин, нам нужно многое сказать. Дай мне час. Я знаю, что ты мне ничего не должна, но если ты позволишь мне высказать свою точку зрения, я уйду навсегда.

– Конечно, уйдешь. Ты в этом специалист.

Я театрально машу рукой в воздухе.

– Я помню все случаи, когда я “давала тебе час", а ты заставлял мои пальцы сжиматься. Это было потрясающе, я не собираюсь лгать. Но потом, после всего? Бац! У тебя не было ничего, кроме... "Извини, дорогая".

– Эрин...

– Знаешь, скольким людям мне пришлось объяснять наш разрыв? Я сбилась со счета. Сначала я рассказала людям о твоей семейной ситуации, но через некоторое время... что я должна была сказать? Ты не объяснил, почему не вернулся. Поэтому я рассказывала людям, как здорово, что мы поняли, что не подходим друг другу, прежде чем обменялись клятвами. И поделом тебе было бы, если бы я сказала всем, что у тебя свирепый случай герпеса.

Я фыркаю, все еще пытаясь понять, что единственный человек, которого я думала, что буду любить, чтить и лелеять вечно, стоит передо мной.

– Я отослала подарки и отправила в газету опровержение по поводу объявления о нашей свадьбе. Я все отменила – и мне не нужен был твой дурацкий чек. Я порвала его и заплатила за все сама. И раз уж мы здесь, это тоже твое.

Я подхожу к тумбочке и достаю бархатную коробочку бордового цвета, которую Уэст подарил мне однажды жарким июльским вечером. Тогда в мире все было идеально... я бросаю ее ему сейчас, довольная, что она попала прямо в грудь.

– Забирай и проваливай.

Уэст ловит маленькую коробочку, затем открывает ее и обнаруживает внутри обручальное кольцо, все еще сверкающее и подмигивающее на свету. Оно всегда дразнило меня тем, что свадьба могла стать реальностью, поэтому я давно перестала на него смотреть. Почти.

Он кладет коробочку на кровать.

– Это твое, Эрин. Оставь себе. Я никогда не ожидал, что ты вернешь его.

– Но ведь ты никогда не ожидал, что мне на палец наденут подходящее обручальное кольцо, не так ли? Теперь, когда я знаю, что ты чертовски богат, я думаю, что ты не слишком расстроен тем, что потратил тридцать тысяч на кольцо.

Когда он открывает рот, я отмахиваюсь от его слов.

– Что бы ты ни собирался сказать, мне все равно. Ты и я – древняя история, и ничто не изменит того факта, что ты оказался мудаком, чей лучший талант лежит между простынями.

Я стискиваю зубы.

– Фу, я должна прекратить раздувать твое эго. Если бы у меня была нормальная сексуальная жизнь, это помогло бы, но мне все равно лучше без тебя. Так что просто уходи. Я собираюсь съесть свою пиццу и устроить марафон "Ее звали Никита". Или "Убить Билла". Кровь и кишки заставят меня чувствовать себя лучше.

– Ты ненавидишь жестокие фильмы.

Он и это вспомнил. От этого мне становится еще грустнее. Когда-то я клялась, что мы идеально подходим друг другу.

– Может быть, с тех пор, как я научилась ненавидеть тебя, я полюбила их.

Как только выплевываю эти слова, я захлопываю рот. Черт побери, я не хочу быть агрессивной, эмоциональной или ожесточенной. Выпивка и Уэст, вместе взятые, убили мое самообладание.

Нет, я преодолела это. Где-то в глубине души я понимаю, что веду себя не как взрослая. Мне бы хотелось разозлиться на него и за это. Но это моя вина...с некоторой помощью мерло.

– Мне очень жаль.

Он пронзает меня серьезным взглядом.

– Что я оставил тебя в полном беспорядке. Что не объяснил. Но больше всего мне жаль, что я причинил тебе боль.

Его искренность проникает сквозь мою алкогольную броню. Слезы щиплют мне глаза. Боже, я не хочу снова быть уязвимой перед Уэстоном Куэйдом.

– Хорошо. Извинения приняты. А теперь ты уйдешь?

Он качает головой.

– Я не могу.

– Это мой антипраздник. Я тебя не приглашала.

Я бросаюсь за вином.

Уэст блокирует меня.

– Ты выпила большую часть этой бутылки в одиночку?

– Мне уже больше двадцати одного, и ты мне не папа.

Его челюсть раздраженно дергается.

– Разве я не могу просто беспокоиться?

Он всегда умел задавать вопросы, от которых у меня ветер из парусов вылетает. Я не готова не злиться на него.

– Мне не нужна твоя забота.

Со вздохом, который говорит мне, что он борется за терпение, он допивает последнюю пару глотков, затем снова пихает пустую бутылку на комод.

– Ты слишком пьяна и зла, чтобы услышать меня прямо сейчас. Пойдем со мной.

Когда он хватает меня за руку, я вырываюсь из его хватки.

– Куда?

Он качает головой, его пристальные глаза смотрят на меня с раздражением.

– Почему все, что происходит между нами, всегда должно быть шахматной партией?

– Потому что я не очень-то доверяю тебе. Три года назад я изложила все причины, почему маленькая несчастная девушка не следует слепо за тобой, а ты все еще предаешь меня. Так что извини, если я не прыгаю, чтобы слепо следовать за тобой.

– Я это заслужил, – признается он. – Но это не значит, что я не хочу тебе помочь.

– Я не просила твоей помощи.

– Я все еще чувствую себя ответственным.

– Не смей меня жалеть!

Внезапно он притягивает меня к себе. Я спотыкаюсь о собственные ноги, потому что теряю равновесие. Признаюсь, я слишком много выпила, и мне не следовало пытаться заставить себя чувствовать себя менее грустно с двадцатью с чем-то унциями вина. Как правило, я почти не пью, поэтому эта бутылка испортила мне настроение и расположение.

– Это не то, что я чувствую, – настаивает он, прежде чем подтянуть меня к себе.

Невозможно не заметить его эрекцию.

Затем он отвлекает меня, поднимая на руки. Мускусный, чисто мужской запах его тела бьет мне в нос и ослабляет мои колени.

– Что ты делаешь? – кричу я.

– Убеждаюсь, чтобы завтра ты не пожалела о сегодняшнем вечере.

Он несет меня через спальню, пинком распахивает дверь в мою маленькую гардеробную и ставит на ноги всего в нескольких дюймах от себя.

Меня шатает, и я хочу свалить все на вино, но Уэст – причина моего головокружения. Я борюсь в маленьком, затененном пространстве, еще больше ощущая его мужской запах. Его большая фигура возвышается надо мной, когда он разворачивает меня от себя и сжимает мое бедро, удерживая меня именно там, где хочет, пока сам тянет молнию вниз.

Я замираю, когда его дыхание согревает мой затылок. Его тепло обволакивает меня. Мое дыхание учащается. Сердце бешено колотится.

Только Уэст когда-либо заставлял меня реагировать чисто по-женски.

Я должна протестовать против его прикосновения, но в следующий момент он обхватывает плечи своими большими руками и скользит пальцами вниз по моим покрытым мурашками рукам, снимая платье с тела.

От его прикосновения я напрягаюсь. Меня потряхивает. Я с трудом сглатываю и пытаюсь найти мозг. Наконец мне удается натянуть платье обратно на грудь и вывернуться из его хватки.

– Не прикасайся ко мне.

Он делает паузу, резко вдыхая. Затем поднимает руки вверх.

Без его прикосновения мне сразу становится холоднее. Этот холод приводит меня в бешенство. Почему я все еще отвечаю ему?

– Я только хотел помочь.

Его глубокий голос звучит тихо и интимно в пространстве два на два.

Я ни за что не уступлю этому.

– Раздевая меня?

– Вытащив тебя из этого нежного белого платья, прежде чем ты съешь жирную пиццу.

– Я не собираюсь надевать его куда- то еще.

С другой стороны, он трезвее меня, так что, возможно, он прав. По крайней мере, платье хранит воспоминания. Мало того, что моя старшая сестра Элла надела его в день своей свадьбы, это еще и символ всего, что я потеряла. Наверное, мне следовало его сжечь.

Досадно, что я этого не сделала.

– Ладно. Убирайся, чтобы я могла переодеться.

Я толкаю его к двери.