— Лилия Петровна, — закончив оформление протокола по изъятию из сейфа предметов и отпустив понятых, произнес Скоблев, — вы бы не могли вспомнить тех, с кем Тельнова была особо любезна?

— Почему Же? Это можно. У меня глаз наметан, — с удовольствием ответила Лилия Петровна. — Последний такой человек приходил в минувшую пятницу.

— Вы его знали?

— А как же. Он всем известен, — закинув ногу на ногу, сказала медсестра. — Зовут его Анатолий Геннадьевич. Бисером перед ним рассыпалась Тельнова и на меня победно поглядывала. Смотри, мол, какой клиент ко мне пришел. Чувствуешь мое могущество? Вот после него еще гвоздики остались.

— Так кто же он? — мягко поторопил Скоблев.

— Нетерпеливый вы, как и все мужчины, — засмеялась Лилия Петровна, показывая ровные белоснежные зубы. Она явно не хотела упустить случай покрасоваться перед мужчиной и не понимала, что такое поведение вызывает только отрицательный эффект, так как не соответствует, как говорится, «текущему моменту». Махнув лениво рукой, медсестра наконец-то снизошла до ответа на вопрос.

— Ладно, не буду больше томить вас. Это директор нашего ЦУМа.

Скоблев заглянул в список. Рядом с цифрой «15» в нем стояла буква «Д», затем дата 17. 05. 83. «Совпадает, — подумал он. — «Д» — это явно Дирков. Таисия Евгеньевна, пожалуй, не очень заботилась о создании особых шрифтов тайнописи. Это и понятно. Ведь ее поведение не контролировалось. А Лилия Петровна, как видно, была зависима от нее и помогала ей.

— Вы где эти брюки приобрели? — неожиданно спросил медсестру Скоблев. — Они вам очень, очень идут.

— Таисия расщедрилась.

— Значит, она вам помогала приобретать модные вещи?

— Таисия всегда любила афишировать свою исключительность.

— То есть?

— Она хотела не только сама роскошно одеваться, но и чтобы я выглядела соответствующе. Нет, не потому, что она меня любила. Нет. Ей хотелось, чтобы все говорили: смотрите, пошла помощница Тельновой. Именно помощница, а не Лилия Бокова.

— И вы не возражали против этого?

— Я не дикарка. От «фирмы» кто же отказывается. Даже если ее продают не от чистого сердца. Девчонки мне завидовали, а муж сердился.

В это время вошла главврач и сказала, что Скоблева разыскивает Смолин и просил позвонить.

— Спасибо, — ответил Скоблев, раздосадованный тем, что не удалось до конца дослушать Бокову. Сейчас, судя по ее виду, она, как улитка, спряталась в раковину. И продолжать беседу, пожалуй, не было смысла.

ТЕЛЕФОННЫЙ разговор со Смолиным был короток. Тот просил приехать в прокуратуру. Прежде чем отправиться к нему, Скоблев позвонил в медицинский институт. Там по его заданию Михаил Сергеев наводил справки о Тельнове. Это тоже могло помочь делу. Да и, кроме того, сослуживцев потерпевшего нужно было проинформировать о случившемся.

Поздоровавшись, Смолин и Скоблев сели друг против друга на стулья, стоящие у видавшего виды письменного стола.

— Ну, Андрей, что хорошего скажешь? — первым начал Смолин.

— За сутки наши физиономии не изменились, — произнес Скоблев, — у тебя по-прежнему большие карие глаза, высокий лоб и классический подбородок. В общем, мог бы рекомендовать тебя современному Родену в качестве натурщика — следователя советской прокуратуры.

— Хорошо тебе живется, даже острить пытаешься. А у меня в голове только дело Тельновых.

— Не забывай, что ты еще не женат, и на жизнь смотри шире. А дело мы раскрутим.

Скоблев достал оранжевую тетрадку, изъятую из сейфа Тельновой, начал рассказывать о своем посещении поликлиники. В это время вошел Сергеев, и Скоблев повторил уже для него несколько относящихся к делу фраз. Старший оперуполномоченный уголовного розыска считал необходимым держать подчиненных в курсе своих дел.

Когда Скоблев закончил, Смолин заключил:

— Перспективно. А что нам Сергеев сообщит?

— У меня ничего особенного нет, — начал Михаил. — Павел Кузьмич Тельнов восьмой год работает в медицинском институте. В прошлом году защитил кандидатскую диссертацию. С личным делом не удалось ознакомиться. Кадровик заболел. К моему уходу курьер, посланный за ключами от сейфа, не вернулся.

— Но ты, надеюсь, все это время из окошка, как красна девица, не выглядывал? — вставил Скоблев.

— Нет конечно. С людьми беседовал. Павел Кузьмич, по мнению моих собеседников, не глуп, не прочь погулять, повеселиться. — После паузы Сергеев добавил: — Он самолюбив и из тех, о ком говорят: себе на уме. Ни в чем предосудительном не замечен, если не считать роман с лаборанткой кафедры. Но с тех пор прошло года три. Полгода назад был юбилей института. Тельнов на торжество пришел с женой.

— Давайте, ребятки, навалимся на связи Тельновой, — сказал Скоблев. — Чувствую, здесь собака зарыта.

— И я так считаю, — проговорил Смолин. — Проверим списочек Тельновой. Это перспективно. Сейчас главное — найти зубного техника, который изготавливал по заказу Тельновой протезы. Этим и займись, Андрей. Сергеев пусть пройдется по списку, потолкует с клиентами Таисии Евгеньевны. Я же сегодня допрошу медсестру, побеседую с директором ЦУМа и, если разрешат врачи, зайду в больницу к Тельнову.

— Я уже справлялся о его здоровье, — сказал Скоблев. — Врачи возражают против бесед с ним. Он пришел в себя, но очень слаб.

— Мне тоже отказали. Но дело не терпит. Павел Кузьмич не только пострадавший. Он и главный свидетель преступления, если не считать его дочь. Вот ее-то мы пока не будем трогать, а он должен нам помочь, — сказал Смолин. — В общем, я поднажал на главврача и получил разрешение после тихого часа встретиться с Тельновым.

— Не стоит преувеличивать значение этой встречи, — начал Сергеев. — Тельнов наверняка запуган и подавлен психически. Ведь он не смог сделать самого святого — защитить свой дом, жену, ребенка.

— В корень смотришь, — поддержал его Скоблев.

— Вопросы есть? — сказал Смолин и посмотрел на часы. — Нет. Тогда до встречи в 18.00. Подведем итоги дня.

Когда работники милиции ушли, Смолин позвонил в поликлинику, а затем в ЦУМ. В ожидании Боковой следователь сел за бумаги. Еще вчера вечером, после осмотра квартиры Тельновых, он написал постановление о возбуждении уголовного дела, подготовил вопросы для экспертов, составил другие документы. А сейчас кроме разработки плана расследования нужно оформить передачу трех уголовных дел, которые он вел, своим коллегам. Прокурор решил сосредоточить силы Смолина на раскрытии убийства. С таким решением следователь был солидарен. Он вообще считал прокурора мудрым человеком и частенько восхищался его проницательностью. Еще нужно позвонить Лене и сказать, что не может пойти в театр. Смолин не сомневался, что Лена поймет его — не до развлечений сейчас.

Закончив оформлять документы, Смолин сунул шариковую ручку в боковой карман пиджака и потянулся к телефону. В это время в кабинет заглянула молодая женщина. «Бокова», — решил Смолин и вышел из-за стола.

— Вызывали? — не входя в кабинет, спросила женщина, с нескрываемым любопытством разглядывая следователя.

— Заходите, заходите, Лилия Петровна, — сказал Смолин тоном гостеприимного хозяина. Он, поздоровавшись, указал на стул, на котором еще недавно сидел Скоблев. — Итак, моя фамилия Смолин, зовут Александр Иванович. Вы, насколько я понимаю, Лилия Петровна Бокова, медсестра стоматологической поликлиники.

— Все правильно, — проговорила Бокова, поправив надетый поверх зеленой кофточки сбившийся кулон. — Стоило ли меня вызывать, если вы все знаете?

— Это необходимо. Мы очень надеемся на вашу помощь. Ведь вы одна из тех, кто постоянно был рядом с Таисией Евгеньевной.

Следователь не перебивал свидетельницу. Он решил дать ей возможность выговориться. Когда та сказала: «Вот, наверное, и все», — начал задавать вопросы. Отвечая на них, Лилия Петровна назвала фамилии двух зубных техников, которые бывали у Тельновой. Нет, она не видела, чтобы Таисия Евгеньевна что-либо получала от них. На просьбу Смолина припомнить пациентов, которые показались Боковой необычными, медсестра рассказала ему об одном таком:

— На прием пришел старик. Он был небрежно одет, от него несло потом и водкой. Причем пациент был не из нашего города. Обычно Тельнова отправляла таких протрезвиться. А здесь этого не сделала. У меня глаза на лоб полезли, когда она пригласила его в кресло. Я нашла предлог выйти из кабинета. Вернулась минут через двадцать. А старик все еще сидел в кресле. Мне показалось, что они были знакомы. Когда я вошла в кабинет, Таисия Евгеньевна сказала: «Начнем лечить вас. Коронки сделаем. Будете жевать лучше молодого». А тот ответил: «Даже царское золото не заменит настоящих зубов, милая». Больше он не приходил к нам.

Смолина заинтересовал таинственный пациент Тельновой. Кто он? Почему Тельнова поступилась своими принципами? Почему приняла старика без амбулаторной карты? Таких «почему» набиралось много. Ответов на них не было. Только предположения. Самые разнообразные предположения. Тельнова просто могла быть в добром расположении духа и принять старика. И если это так, не было нужды искать его. А если не так?

Рассуждения следователя прервал звонок. Звонил директор ЦУМа. Он просил перенести явку в прокуратуру, мотивируя тем, что из столицы нагрянули ревизоры. Договорились встретиться в пять часов вечера.

Смолин вдруг вспомнил, что ушел на работу, не позавтракав, и сразу же ощутил голод. Убрав папки в сейф, он направился в исполкомовскую столовую. По графику с двух часов в ней обедали работники прокуратуры, суда и милиции. Наскоро проглотив комплексный обед, Смолин помчался в больницу.

Прежде чем зайти в палату, где лежал Тельнов, следователь заглянул в кабинет главврача. Здесь же была и врач, лечащая Тельнова.

— Тельнов очень волевой человек, — сказала она, как только главврач представил ей Смолина. — Он пришел в себя еще вчера вечером. Рана у него оказалась неглубокая, но крови потерял много. Когда очнулся, сразу спросил о жене. Я сказала правду. У него ни один мускул на лице не дрогнул. Не показал своих чувств. А это такое горе — потерять близкого человека. На себе испытала. У меня в прошлом году муж разбился. Так жить не хотелось. Мы пятнадцать лет душа в душу прожили.